У меня был нарисован мячик (СИ) - Титова Светлана - Страница 49

Испытав сочувствие к Керту, оставшемуся с девчонками, поздравил себя, надеясь больше не увидеть землянок. Я рисковал, оставаясь с мутантами и без лучевого оружия, которое тоже могло содержать маяки. Зато так оставался невидим для всех соглядатаев. Оставшаяся троица отвлекала на себя еще и внимание непонятных недоброжелателей, решивших сорвать миссию.

Дежурный Каро с утренним отчетом передал сведения о свободном коридоре, что вел немного длинным, но относительно безопасным путем к «Колыбели», по которому он сейчас топал. Сверяясь с координатами, спешил, постоянно озираясь по сторонам в ожидании опасности. Я так и не решил можно ли полностью доверять дежурному? Не в ловушку ли меня заманивают?

Выбрав кратчайший путь, двигался, не разбирая дороги по пригороду столицы, превратившемуся в свалку, с торчащими среди мусора руинами зданий бывших производств. Утирая катящийся пот, преодолевал завалы мусора из осколков бетона и проржавевшей арматуры. С опаской вглядывался в грязно-серые со следами пожаров остовы с сохранившейся кое-где облицовкой из «вечного» пластика, имитирующего природный камень. Где-то здесь рейнджеры не так давно заметили несколько гнездовий крылатых стархов. Падальщики в прошлом, сейчас эти свирепые «птички» прилично подросли, потеряли оперение, обзавелись бронированной шкурой на теле, перепонками на крыльях и когтями, запросто ломающими хребет дахару. Свалка меняла вид на глазах. Под моими ногами мусорные кучи оседали, проваливаясь в норы, вырытые подземными крысами-мутантами. Местные, размером с упитанную кошку, к счастью, уступали размерами своим родичам из пещер. Обострившийся слух улавливал сдавленный, возмущенный писк и шорох десятков когтистых лапок, доносящихся из-под земли. Сейчас был день в разгаре, и у меня теплилась слабая надежда, что обойдется без встречи. Свалки — их вотчина. Поодиночке они не так страшны, как те же лигры. Но умные твари не ходят поодиночке, предпочитая нападать стаей.

Писк все усиливался, доходя до ультразвука. Без защитного шлема, фильтрующего вредные децибелы, уши заложило, отсекая способность слышать. Мусор вокруг зашевелился, словно вся огромная свалка внезапно ожила и пришла в движение. Из-под земли, вереща, толкаясь, наползая друг на друга, лезли крысы. Десятки, сотни крыс.

Кафа Великий! Откуда столько?! Кто их выманил из нор?

Огоньки алчных глаз кровожадно сверкали, влажные носы принюхивались в поисках жертв. Со всех сторон в направлении гонтика потекли черные ручьи. Выругавшись про себя, Ройт вытащил свой клинок и напряженно замер, сто раз пожалев, что оставил костюм и лучевой пистолет. Первый пасюк прыгнул, целя ядовитые коготки в кафарийца. Взмах, и разрубленное пополам тельце отлетело в кишащую массу. За него тут же началась яростная потасовка между крысами. Волна копошащихся и мерзко пищащих тел захлестнула ноги. Я почувствовал, как по брючинам заскользили острые коготки. Лезвие сверкало, отбивая упорные атаки голодных грызунов. Пот заливал глаза, от писка заложило уши, а битве конца не видно. Пару раз ошибся, рука начинала уставать, и пара грызунов тут же впилась в икры. Стряхнув зубастых, в отчаянии попытался найти в шевелящейся массе хоть какой-то проход, полагаясь на свои быстрые ноги, когда над головой раздалось уханье, и на копошащуюся стаю крыс спланировала тройка крылатых стархов. Превосходящие меня габаритами, мускулистые красно-коричневые тела густо покрыты мелкими острыми ядовитыми выростами, переходящими в крупные черные иглы, стекающие с темечка до кончика хвоста. Острые, отливающие металлом, клювы выхватывали извивающиеся и отчаянно верещащие тельца из общей массы и заглатывали целиком. На все у них уходили секунды, но я понимал, что скоро мутанты насытятся и улетят. Невольные помощники не слишком облегчили мою участь, крыс не становилось меньше. Обезумевшие грызуны перли наверх. В голове мелькнул план спасения. Как я предвидел, один из стархов пару раз клюнув наглых пасюков, пытавшихся цапнуть его за ногу, возмущенно заклекотал, взмахнул кожистыми крыльями и тяжело взлетел с места. Следом за ним последовал второй. Отражая атаки крыс клинком, ногами и чуть ли не зубами, я терпеливо ждал, когда насытится самый крупный. Наконец, последний из троицы старх величаво развернул багрово-коричневые крылья и взмахнул, снимаясь с места. Пряча на ходу клинок, подскочил к летуну, топча живой черный ковер из тел, и ловко схватился за толстые, покрытые ороговевшими чешуйками ноги, мелькнувшие перед лицом. Стальные когти с мой мизинец угрожающе клацнули, сжимаясь. Старх отвратительно заклекотал, но исправно сделал взмах, с трудом набирая высоту. Пара мутантов успела запрыгнуть на штаны, и зверьки быстро карабкались вверх. Я не рисковал трепыхаться, чтобы не сорваться вниз вместе со стархом. Перед лицом мелькнул лысый грязно-коричневый хвост, ухо пощекотали усы зверя. В зубах примеривающейся укусить твари содержался яд. Не смертельный, но способный свалить на пару дней. В моей миссии любое ослабление равносильно провалу. Недолго думая я ухватил клыками бурую в редкой щетине волосков спину, отшвырнул крысу от себя. Перед носом щелкнул сизый клюв, метко сцапавший пищащего зверька. Зеленая бусина глаза укоризненно глянула на меня, старх обижено прокурлыкал и, величаво взмахнув крыльями, продолжил путь, унося меня с городу. Второй крысенок запутался в шнурах штанов, извивался, пытаясь вырваться. И недолго думая, я резко взмахнул ногой, отправляя его в полет. Он тоже стал своеобразной платой за полет моему живому транспорту.

Из-за тяжелой ноши, мешавшей мутанту набрать нужную высоту, мы невысоко парили, легко перемахивая разломанные сосульки многоэтажек. С тяжелым сердцем рассматривал проносящийся подо мной тоскливый пейзаж давным-давно разрушенного города. Некогда широкие улицы — приют разнообразных магазинчиков, музыкальных кафе, многочисленных гуляющих, теперь засыпаны обломками неумолимо разрушающихся зданий. Наземные и воздушные парковки завалены раскуроченными ливорами.

Старх время от времени кричит на своем, оглашая окрестности и привлекая к нам внимание бродящих группами мутантов. Алиги чутко прислушиваются, жмутся к остовам разбитых, перевернутых ливоров, стараясь не пересекаться с голодными лиграми, способными переварить цианистый калий. И только нурлы бродят, где им вздумается. В ярости этот двурогий опаснее парочки лигров. Подняв головы к небу, зверюги истово ревут, провожая нас светящимися злобой взглядами. Один из молодых нурлов пытается допрыгнуть. После неудачной попытки вымещает злость на лежащем на боку ливоре, сминая остатки металлического корпуса как бумагу.

Из-за поднятой ветром пыльной дымки висящей в воздухе появляются все еще узнаваемые очертания столичной оранжереи. Самое монументальное сооружение, где находилось богатейшее собрание фауны многих открытых кафарийцами планет. Разбитый купол и сейчас возвышается над городскими руинами. Раньше его было видно из любой точки столицы. Сейчас над ним кружит парочка мутантов, кроваво-красных в свете полуденного Кафы, синхронно выдающих мерзкий горловой скрежет. Похоже у стархов там гнездовья. Хорошо, что наши пути совпали. Сам Великий Кафа ведет меня. Из оранжереи проще всего попасть в подземные дороги, ведущие к сердцу «Колыбели».

Глава 26

Кейт

Вооруженная ножом, после долгих уговоров презентованного Кертом взамен потерянного ритуального, уныло топала следом за кафарийцем, ведущим за руку Керолл. Кошак неторопливо «тек» по каменистой равнине, гибко огибая препятствия, то и дело сверяясь с картой. Блондинка рядом пугливо жалась к мощному плечу, затянутому в черный костюм.

Через время уныло-серый пейзаж, совсем не радующий глыбами камня и дорожной пылью, засыпавшей мелкую выгоревшую траву, кое-где упрямо отвоевавшую право на жизнь, разнообразился небольшими заброшенными частными одно- и двухэтажными коттеджами с разрушенными посадочными площадками на крыше. Керолл опасливо провожала глазами провалы стен, еще сохранившие следы яркой мозаики, дикими пятнами смотрящейся на фоне общей безнадеги. Керт вглядывался в руины, выявляя наличие опасности, потом резко отворачивался, старательно разглядывая проступающие очертания большого города на горизонте. Движения кошака при этом теряли привычную грацию и текучую плавность, становясь порывистыми и резкими. Кафариец откровенно нервничал.