Хитиновый мир (СИ) - Брыков Павел - Страница 9

— Главное я сделал. Теперь надо ждать момента, когда вы все поймете.

Вот тут-то Артём не выдержал. Ему нестерпимо, до дрожи в коленях, захотелось накричать на этого сумасшедшего, а потом влепить со всей силы ему по зубам.

— Что я должен понять? Какое я имею… Какое я могу иметь отношение к вашему безумию? Я-то тут причем?

Старик часто-часто заморгал и ответил тихо, почти ласково:

— Вы — проводник. Вы должны меня убить…

…После визита сумасшедшего старика, Артём два дня не мог прийти в себя.

Этот безумец вполз в его жизнь словно гадюка и отравил её. Был бы Артём простым человеком, каким-нибудь инженером, кондуктором, врачом или слесарем — просто не обратил бы внимания на пришибленного гостя и всё, но когда ты постоянно находишься в состоянии готовности принять чужую тайну? Когда тебя озаряет и в то самое божественное мгновение вдруг кажется, что в душу входит вся небесная милость? Когда ты сопричастен с чем-то величественным, необъяснимо прекрасным? Вот ты сидишь или лежишь, едешь в автобусе или ждешь очереди в магазине, и тут наступает доля секунды, и ты становишься свидетелем чуда. Это как поцелуй ангела. Перед тобой открывается неизвестная доселе чужая судьба, человеческая жизнь — целая Вселенная! Какой-то незнакомец за мгновение, по неведомой причине, превращается в родственника, брата, сына.

Ты принимаешь его полностью; ты знаешь, когда он родился, как провел детство, юность, как были тяжелы его первые годы взрослой жизни. Как ранее совершенно чужой тебе человек, а теперь герой твоей фантазии, твоего воображения, воспитывал своих детей, работал, отдыхал. Ты вдруг понимаешь, какая у него самая страшная тайна, и что он собирается делать, чтобы никто из окружающих её не узнал. Или какой самый счастливый день в его жизни. Все это — чудо. Чудо вдохновения, озарения, таланта фантазера. Часто, получив одну картину, эпизод из чужой жизни, Артём начинал плести цепочку. Как раньше работали на прялке? Брали мешок шерсти, скручивали её, и, нажимая на педаль, вращали колесо, равномерно наматывая на катушку готовую нить. Подобное происходило и с Артёмом. Из неведомого эфира он выхватывал идею, образ, и скатывал, сжимал до почти осязаемого объекта, который можно было вытащить на белый свет. К нему однажды пришел образ плотника, который должен был победить болотную тварь — оживший огромный пень. Являлась теряющая память старуха, любящая своего пса. Многое ещё чего сейчас можно было бы вспомнить. В подобные минуты Артём думал, что, наверное, так работают писатели. К ним тоже приходят миры, персонажи, жизненные ситуации. Но люди пера, в отличие от него, умеют свои образы переносить на бумагу. Артём же был беспомощным в этом ремесле. Рассказать? Где угодно и когда угодно, но написать… Увольте. Не обучен!

Так и жил…

До встречи с этим проклятым бомжем…

После слов о смерти, Артём впал в какой-то ступор. Он, словно завороженный, смотрел, как старик раскланивается и уходит. Молча, не прощаясь. Только его глаза… Он смотрел на Артёма так жалостно. Вот если бы он был врачом и показал результаты анализов, по которым выходило, что у Артёма обнаружен рак на последней стадии, наверное, он бы так смотрел на своего пациента. И вот это несоответствие ситуации и эмоций, отразившихся на лице старика, просто вгнездилось в память Артёма. Почему гостю было его жалко? Если верить его рассказам, то умереть должен старик. А может, тот что-то недоговаривал? Такое может быть? В этой жизни все может быть — железные птицы летают по небу и крыльями не машут, люди с южного полюса крепенько стоят на земле и не падают на небо, человечество научилось передавать фото и видео изображения на миллионы километров. А тут какой-то старик решил умереть и просит помощи. Наверное, слышал про доброту киномеханика Артёма, безотказного глупого конченого человечишки, наделенного единственным даром — даром сопричастности к бытию. Быть губкой, впитывающей непонятно откуда берущиеся образы приятно, а теперь попробуй, поживи в несовершенной, жалкой действительности, в которой старики мечтают умереть и втягивают окружающих в свои безумные идеи.

Даже если это розыгрыш, то, как надо низко пасть, чтобы шутить на подобные темы!

Артём вернулся в реальность.

— Так о чем это я?…А! Зайдя в дом, Файза увидела следующее: Мартин сидел в центре кухни на табурете рассматривая паспорта, удостоверения, какие-то бумаги. Рядом с ним стоял бочонок, который использовался в качестве столика. Там лежало всё, что хозяин дома достал из карманов мертвецов: ключи, мобильные телефоны, обрывки мятых бумаг, цепочки, монеты, зажигалки, несколько обойм для пистолетов — что ещё мужчины носят в брюках? Файза встала возле тел, не обращая на них никакого внимания, словно там были навалены мешки с горохом. Мартин поднял голову, посмотрел, как она снимает пальто и трет озябшие руки. Девушка подошла к Мартину, ожидая дальнейших указаний. Хозяин кивнул на стоявший возле газовой плиты стул. Файза взяла его, поставила перед табуретом — недалеко, но и не близко. Села напротив Мартина. «Дела плохи, девонька», — сказал хозяин.

Артём понизил голос, когда пытался передать речь Мартина.

— Можно я его буду так называть? Ведь он и есть… хозяин.

Тут одна из близняшек, которая до этой минуты молчала, спросила:

— А вы долго будете рассказывать? А то я спать хочу.

Артём посмотрел на собравшихся.

— Это не от меня зависит. Я даже не думал, что сегодня буду кому-то…

— Продолжай, — попросил Убитый. — А ты, Лер, ложись — быстрее заснешь. Леш, выключи свет. Оставь только лампу.

Когда парень в тельняшке сделал, о чем его просили, в комнате воцарился полумрак. Светились только повернутая к стене настольная лампа и монитор ноута, за которым сидел Олег. Лера укрылась покрывалом и свернулась калачиком. Рядом с ней поверх одеяла прилегла сестра.

— Я ещё чуть-чуть послушаю, но если начну храпеть… — сказала Лера, зевая. — Намаялась за день. А завтра вставать ни свет, ни заря, тащиться в эту Жованку. Блин, только перебила…

— Ничего, — ответил Артём, — обычно свои истории я рассказываю ещё большему количеству слушателей, и меня часто отвлекают. Люди встают, уходят, приходят, я уже привык. Иногда даже помогает. Вовремя заданный правильный вопрос часто открывает передо мной новые… как бы сказать поточнее… подробности. Но продолжу.

Артём вернулся к своему креслу. Продолжил историю, стараясь не повышать голоса.

— Мартин смотрел на девушку. Слова «дела плохи, девонька» в эту минуту, как это ни цинично звучит, Файзе показались какими-то забавными. Девять трупов лежит перед ними, куда уж тут до хорошего? — конечно, плохо! Но Мартин решил объяснить, что он имел в виду. Он сказал: «К нам в гости пожаловали славные парни из легендарного городка Гусь-Хрустальный. Охранное агентство „Гарда“. Это те, которые помоложе, в форме… А с ними, я бы сказал…», — Мартин криво усмехнулся: «Фрилансеры. Наколки, зубы плохие, рожи… Эти постарше будут. Я вот одного не пойму. В чем подвох, а, девонька? Это что такое? Насмешка? Хотели бы завалить, послали одного, ну… максимум двух. Пробраться от реки, залечь на бугорке и снять из хорошего слонобоя. Что, проблема? Или три-четыре группы с разных сторон. Да быстро, на снегоходах, а не на этих тарантасах. Вышли стадом, стадом и полегли. Это не профессионально. Глупо. Только кровью замарали с ног до головы, суки. Что за „решала“ тупой? Или он специально? Не пойму. Что скажешь?».

Файза подняла глаза на Мартина. Вообще за те несколько месяцев, пока она у него жила, хозяин редко к ней обращался. Односложные предложения, в основном приказы «подай-принеси» и всё… Словно Файза была приведением и почти не интересовала Мартина, а тут такой вопрос. Девушка ответила: «Мне кажется, отдавший приказ, не имеет представления, кто живет в этом доме. Вернее, он думает, что знает, но… Ошибается на ваш счет. Лучше было бы одного оставить в живых и спросить у него, кто послал сюда любителей».