Магия вероятностей (СИ) - Ермакова Светлана Геннадьевна - Страница 37

- О. Прости. Сочувствую.

- Очередное подтверждение того, что в голове у женщин - мякина! - рявкнул Цертт, - Даже если вдруг на минуту покажется обратное. Как бы Валент мог переспать с Оксандрой в моём теле, если б мой рассказ был правдой? Но нет, мозги у вас отключаются мгновенно, когда появляется повод для переживаний. Куда вам ещё лезть в науку?

- Ты - самый оголтелый шовинист в обоих известных мне мирах! - вскочила я, - Твой Валент, между прочим, тоже ни о чём не мог думать, когда вздыхал по Оксандре.

- Зато когда он поднял её как мертвеца, то мгновенно перестал вздыхать и стал прежним парнем. Умерла, так умерла. Ты же, зная, что твоя любовь не приведёт к тем отношениям, к которым ты стремишься - а ты, конечно же, мечтаешь о браке со своим принцем - всё равно проливаешь слёзы в одиночестве. Где тут разум?

- Сволочь древняя.

- Даа, это аргумент, - изображая уважительность, кивнул Цертт, - сплошная логика и никакого её затмения эмоциями... Так что ты ещё хотела мне рассказать? Или будем до утра тут сидеть?

Я медленно несколько раз вздохнула и выдохнула. Ладно, действительно, надо делом заняться, а не перевоспитанием древних шовинистов. Безнадёжно, вдобавок мы с ним видимся в первый и в последний раз. Сгрузила использованную посуду на поднос и унесла в уборную. Потом помою и верну в столовую.

Как ни удивительно, Цертт словно излил весь запас своей желчи и дальше мы общались вполне нормально. Я рассказала ему о Жаргале, правда, он особо не впечатлился.

- Этот дикарь, который перенёсся в тело одного из учеников Рониуса, стащившего уже не нужный нам артефакт, и вскоре убил двух его дружков? Мы не стали его наказывать только из жалости. Не был годен ни к учёбе, ни к преподаванию у нас в создававшейся тогда академии. Я знал, что он потом как-то самостоятельно овладел своим уникальным даром и стал служить вашим королям.

- Так значит, перенос души Жаргала был единственным после вашего обмена с Валентом? - огорчилась я, - Больше ни о каких обменах душ тебе неизвестно?

- Разве я так сказал?

Я навострила уши и изобразила живейшее внимание. Цертт рассказал, что через пару столетий после переноса Жаргала им стало известно о появлении необычной магии. Вернее, необычных способностях раньше ничем не примечательного мага воды по имени Дрок Бентокк. Цертт лично ездил к нему в деревню Соери и приглашал в академию, чтбы понаблюдать за ним. Тот ехать не согласился, всего боялся и, по мнению Цертта, подвинулся разумом после случившегося с ним переноса. Но его магическая способность заключалась в том, что он мог вызвать воду даже в том месте, где её отродясь не было. В пустыне, например, по его повелению, могло образоваться целое озеро. При этом сам Бентокк не выезжал никуда из своей деревни. Откуда там появлялась вода - неизвестно. Может, из других далеко расположенных водоёмов, сразу из нескольких, так, что этого не было даже никому заметно, а может, прямо из воздуха.

- Словно это делала сама стихия, а не повелевающий ею маг, понимаешь?

Я неуверенно кивнула.

- А потом что было с артефактом?

- Бентокк продал его человеку по фамилии Кадней, - ухмыльнулся Цертт, - за какие-то гроши. Всё, твои вопросы кончились?

- Погоди, расскажи хоть немного о портальной магии и некромантии.

- Я знаю лишь, что Валент как-то чувствовал пространство и мог частично, по касательной, совмещать его в том месте, куда хотел попасть с тем, в котором находился сам.

- А ты? Например, почему тебя не берёт смерть?

- Потому что я ею повелеваю, а не смерть господствует надо мной, как надо всеми остальными. Когда мне это надо - повелевать, конечно. Но надо мне бывает очень и очень редко.

После этих слов Цертт опять пришёл в дурное настроение, поднялся, забрал свои перчатки и пошёл к двери. Обернулся, указал пальцем на подаренный Винсентом горшок с кустом помидоров, и сказал мне:

- Это за "сволочь".

То, что кустик бесповоротно умер, я увидела утром, когда обнаружила его безжизненно свисающим с горшка. Даже не знаю, что я больше тогда чувствовала. Такая взрывчатая смесь из чувств... Цертта спасло только то, что он далеко. И что он сейчас радостно воображает себе моё огорчение, а я не хочу идти у него на поводу. Винсент мне новый подарит.

Новый куст мне никто не подарил. У нас начались дни подготовки к экзаменам, практикума у принца по магии земли не было, а я постеснялась сама просить опять вырастить мне помидор и даже показать, что он и вправду имел для меня символическое значение, вопреки моему собственному утверждению.

Ускорилась с научной работой. Сначала я записала в доклад всё, что узнала от Цертта про артефакт и изменённую магию перемещённых душ, оформила свои рукописные труды красиво и сдала ректору. Всё, отстрелялась полностью.

Винсент всерьёз готовился к каждому экзамену в сессии, но это не мешало ему приходить ко мне. Шкура медведя на полу моей комнаты в те дни была вся завалена учебниками и тетрадями, вперемешку для второго и третьего курса. Часто мы шутя воевали с принцем, кому достанется большая голова медведя, на которой так удобно держать учебник. Каждый из нас выдумывал всё новые аргументы для занятия этой головы, мы шутили, пихались и занимались любовью, а потом всё начиналось снова. Я буквально чувствовала, что утекает время моего нахождения рядом с любимым, и старалась сохранить в душе каждый такой миг.

Наконец, он сдал последний экзамен, и в тот же день юноши собрались уезжать. Да почти все уезжали из академии на зимние каникулы.

Я проводила парней до коляски, схватившись за пуговицу на сюртуке Винсента потянула его за сторожку рабочих, и мы поцеловались на прощанье. На этот раз никаких слов друг другу сказано не было. Лгать нам обоим не хотелось.

Прошла по обезлюдевшим дорожкам академгородка, медленно поднялась в свою комнату и впервые в этой новой жизни не знала - что мне делать, чем заняться? Особенно, когда ничего делать и не хочется...

Растерянный взгляд уткнулся в парту, которую я ни разу не задействовала со смерти Жаргала. Показалось, что я слышу его горловое пение... Где там мой гранат?

ИНТЕРЛЮДИЯ

Шепотки, шепотки, наглые подозрения и насмешки... И всё это - фоном к звукам, доносящимся от беснующегося отродья в клетке. Это сводило с ума. Как вышло, что самое прекрасное и ничем не замутнённое чувство, любовь к юной принцессе, обернулась для него, всеми почитаемого герцога Нисса Тонлея, кошмаром?

Почему, когда он женился семь лет назад на дочери герцога Вугтока, все только восхищались и льстили? Несмотря на то, что у них, у Вугтоков, как оказалось, гнилая кровь! Его жена родила ему двойню - одна девочка была столь телесно уродлива, что не прожила и минуты, а вторая казалась прекрасной... пока не начала подрастать. Ни единой мысли в глазах, ни доброй улыбки, ни сказанного слова. Лишь безумие и злоба дикого зверя. Со временем пришлось держать её в клетке и отказаться принимать гостей, тех, кто ещё помнил, что у них есть дочь. Жена в конце концов не выдержала этого и скончалась. Он не сожалел. Краем уха слышал, что и вторая дочь у Вугтоков не вполне нормальна, вот, недавно заказала себе для королевского бала платье из ткани неуместного синего цвета. Отцу пришлось оплатить заказ дочурки, но на бал он её не взял. Да и помимо того случая люди обсуждают эпатажные выходки этой маркизы. Но ему это уже безразлично. Нет, он бы с радостью показал герцогу и герцогине Вугток их родную внучку в клетке, и посоветовал бы туда же упрятать их младшую дочку, пока не поздно, но... не хотелось привлекать к отродью внимание общества. Тот, кто ещё спрашивает у него порой о дочери, довольствуется его ответом, что она тяжело больна и лечению не поддаётся.

А сам он полюбил другую. Полюбил впервые в жизни, всем сердцем. Прекрасные карие глаза юной принцессы Маэлис снились ему ночами и помыслы его заполнились светлыми мечтами. Король заметил это, и даже намекнул, что рассматривает возможность отдать Маэлис замуж за него, герцога Нисса Тонлея. Саму принцессу, с её идеальной наследственностью. О, как он был счастлив! Перед ним сразу стали заискивать другие аристократы, но все они думали лишь о том, что он станет регентом своего дитя от Маэлис, и никто не верил в искренность его чувств. То есть не придавал этому никакого значения. Никто не мог понять, как человеку, настрадавшемуся от одного вида рождённых в его доме ужасных детей, хочется, наконец, личного счастья! Даже то, что его сын, возможно, станет первым королём в династии Тонлеев, меркнет по сравнению с жаждой этой мечты.