Нова Проспект (СИ) - "J.C.Elliot" - Страница 43

Острые даже для Aen Elle уши советника прижались к черепу, и он резко одернул полы вышитого смарагдовой нитью домашнего одеяния.

«Мы сделаем все возможное, — Ге’эльс сделал паузу, взяв с блюдца кисточку винограда, — чтобы помочь вам решить загадку барьера, удерживающего вас. Но большего мы сделать не в силах».

Холодное бешенство, подхлестываемое голодом, подступило к горлу, особенно в тот момент, когда Эредин заметил перламутровую арфу, на которой, судя по резной табуретке и разложенным на постаменте нотам, недавно музицировали. Когда он вернется, то первым делом наведет порядок в собственной стране.

«Поверь мне, Ге’эльс, — предупредил он, — очень скоро не ты будешь судить мои решения, а я — твои, и в гораздо менее формальной обстановке».

В его стране нет места для трусов. Мысленно подписав приговор, Эредин откинулся в широком кожаном кресле. Даже сквозь аромат дубленой кожи в комнату пробивался гнилостный душок, о природе которого он предпочитал не вспоминать.

«И я надеюсь — сочти это советом друга, а не подданного — что голос разума пересилит голос гордыни, — ответил Ге’эльс, нисколько не смущенный угрозой. — Ради всех нас. Мои мысли и молитвы с тобой».

На Высшей Речи не было пожелания, означавшего большую неприязнь к собеседнику. Эредин кивком дал понять, что разговор окончен, и Ге’эльс безмолвно подчинился, исчезнув из его сознания.

Надежды на подкрепление рассеялись, как дым.

Осознание произошедшего подбиралось к Эредину как убийца из подворотни — медленно, но неумолимо. Они в фатальном меньшинстве, один к сотне — чтобы убедиться в этом, достаточно было одного взгляда на громаду машин и солдат сквозь покрытое изморозью окно. Их пленницы — разменная карта, а врата на Спираль — ненадежный союзник.

«Я повторяю: мы готовы к мирным переговорам. Если вы немедленно освободите здание и заложников, мы гарантируем вашу безопасность», — в дюжинный раз напомнил ему на всеобщем механический голос.

И тем не менее, они хотят переговоров, предпочитая заманить их в ловушку, а не атаковать в лоб. Что ими руководит? Страх перед бездной? Благоразумие? Хитрость? Лотерея, в которой у Эредина не было ни малейшего желания участвовать.

Эредин взял в руку яблоко, которое Сучонг припас для полдника. Зеленая сфера казалась в искусственном свете почти восковой. Приклеенную на кожуру эмблему «Sumimoto Agricultural Holding» получилось подцепить ногтем только со второго раза. В этом мире нет ничего, что не носило бы клеймо.

Нет ничего хуже, чем сидеть и ждать, пока тебя попытаются убить — разве что терпеть занозу в ступне. Может, стоит отступить и переждать? Но где?

Эредин осторожно вонзил зубы в белую мякоть. Он никогда и ни от кого не спасался бегством. Может, только однажды. Но то был противник, который dh’oine и в ночном кошмаре не привиделся бы.

На вкус яблоко, вопреки любым законам природы, напоминало недозрелую дыню. Сок брызнул на разбросанные на столе бумаги: рисунки костей, черепной коробки и испещренные цифрами листки бумаги. Краем глаза заметив в этом ворохе нечто знакомое, Эредин задержал взгляд на памфлете с мужчиной, смотревшим с картинки на него сквозь сидевшие на носу очки со смесью участливости и отеческой снисходительности.

Под портретом было выведено крупными, громоздкими, похожими на гномьи идеограммы, буквами: William Taggart, «On Being Human». Washington, Detroit, London, Geneva, Warsaw, Moscow, Shanghai, Tokyo». Каждое из названий было подписано датой.

Варшава и Шанхай. Эредин подошел к рельефному глобусу, стоявшему на постаменте из красного дерева. Найдя на карте города и прикинув масштаб, Эредин покачал головой — здешний мир не менее сорока тысяч верст в окружности. Велик, но не настолько, чтобы не загибаться от многомиллиардной болезни.

Но такой масштаб не помешал Тай Юн Медикал пленить их в одном городе, а пытать в тысячах верст от него. Парящая в воздухе машина, на которой ему пришлось лететь, пересекала огромные расстояния за считанные часы. Игра в прятки станет унизительным, но недолгим фарсом.

Проклятье.

— Проклятье! — прорычал Эредин, крутанув глобус. Континенты и океаны закружились перед глазами.

На его ругательство отозвался низкий вибрирующий гул, который можно было бы принять за шум машины, если бы не отчетливая осознанная нотка, ритм, напоминающий молитву или песню. Эредин прислушался, замерев, но звук прошел эхом по зданию и исчез.

Любое решение, сколь бы рискованным оно ни оказалось, нужно принять как можно быстрее — иначе необходимость его принимать отпадет вовсе.

Эредин толкнул дверь и заскользил по мраморному полу, покрытому наледью. В багряных разводах на ней угадывалось количество пролитой здесь крови. Запах смерти витал в воздухе, словно вонь гнили — на болоте.

Мага он нашел за допросом одной из пленниц, в одной из многочисленных одинаковых комнаток с массивными столами, серыми стульями и черным прямоугольником вместо стены. В нём же хранились запасы разноцветной сладкой бурды, которую даже кобыла пить не станет, и пакетики с орехами, которые были вмиг уничтожены всадниками.

Не найдя ни доспехов, ни посоха, Карантир облачился в медицинский халат с вышитыми на нем каплями, завязав волосы в хвост. Одежда низкорослых dh’oine смотрелась на нем, как на сироте, давно выросшем из своих лохмотьев.

Пленницей была русоволосая девушка, которую от остальных выгодно отличал проблеск интеллекта в глазах. Напуганная донельзя, она лепетала, как младенец, выкладывая все, что знала и чего не знала. К женщинам, особенно человеческим, на памяти Эредина никогда не было необходимости применять пыток — их сложнее заставить замолчать, нежели развязать язык.

— Прошу прощения за вторжение, Карантир, — сказал Эредин, постучав по дверному косяку. Девушка подскочила на месте и замолкла.

«Дай мне пару мгновений», — предупредительно поднял руку Карантир. Эредин кивнул, расположившись напротив девушки, и взял в руки листок, на котором безупречной эльфийской вязью были выведены слова.

«Торговые гильдии, i.e. корпорации. Сумимото, Тай Юн Медикал, Штейнер-Бисли, Пикус. Капитализм. Демократия. Аугментации. Свобода слова. Масс-медиа».

«Кроме мышц, мозгового вещества и кожи, — продолжил допрос Карантир, — вы взяли образцы семени. Зачем?»

Эредин оторвался от листка и взглянул на пленницу, хотя что-то в тоне Карантира подсказывало ему, что действие было лишено всяческого эротизма. Девушка перевела полный ужаса взгляд с Карантира на Эредина и обратно, прежде чем ответить:

— Гибриды, — и, словно оправдываясь, пояснила: — Поведжауеш, что вы генетически згодны с людьми. Мы должны то справдич.

Если она думает, что говорит на всеобщем, то глубоко ошибается.

Девушка теребила изящный кулон, перебирая цепочку наманикюренными пальцами. Даже несмотря на подбитый глаз, для человеческой самки она вполне миловидна — тонкие черты лица, изящные щиколотки и никакого железа, если не считать мигающей насадки на ухе. Эредин слегка ей улыбнулся, но она тут же уставилась в собственное отражение на глади стола, вжав голову в плечи.

Застенчивость женщинам к лицу.

«И каким именно способом вы хотели их создать?» — склонился над пленницей Карантир.

— ЭКО, — выпалила девушка, и тут же поправилась: — Экстракорпоральное оплодотворение. То еж…то еж, когда дзятко создается в пробирке…

Карантир нахмурился. Насколько он любил разговаривать с другими, как с несмышлеными детьми, настолько же не любил, когда так обращались к нему.

«Мне это известно, — перебил он ее. — Как вам удалось сохранить семя и овоцит вне тела? Заморозка приводит к их разрушению».

— Нет, нет, их не можно замораживать, — замотала головой девушка. Ее тонкие руки, лежащие на кожаном подлокотнике, покрылись бисеринками пота. — Их мужиш криоконсервировать, м-м-м… Як бы поведать…

Эредин вздохнул. У них нет времени на лекции, особенно на те, что никак не помогут вернуться на Тир на Лиа. Он громче повторил это про себя и взглянул на мага.