Зов Лавкрафта (Антология хоррора) - Кабир Максим - Страница 55

— Но сами-то вы не считаете, что она в порядке. Иначе не потащились бы в такую даль. — Мысленно Фомин закатил глаза. Раскрывать им карты или нет? Можно было бы промолчать, но в памяти всплыла находка на кухне. Он вздохнул:

— Да, я так не считаю. Мне не нравится, кем она стала. Прежняя Света не уехала бы из Питера в чертову глушь, чтобы поклоняться хрен-знает-кому.

— Понимаете, Андрей, — Лида встала и подошла к окну, — женский род, как и природа, изменчив. Это мужчины остаются детьми до самой старости. — Сергей послушно закивал. — Вот, например, вы. Она же рассказывала о вас. Приехали, потому что надеетесь вернуть… что? Человека, женщину, личность? Куда там! Вы за сексом приехали, лучшим, что у вас был — иначе и пальцем не пошевелили бы.

Фомин поджал губы. Озвученная правда разрывала его, словно пуля со смещенным центром тяжести. А Лида продолжала:

— А знаете, чего хотелось бы ей? Стать матерью! И сейчас у нее появилась возможность родить…

— Да как такое возможно? — чуть не закричал Фомин. — У нее же патология матки. Знаете, сколько мы пытались…

— Поверьте, возможно, — Лида улыбалась ему, голос ее звенел. — Все-таки современной медицине не все известно.

Он чуть не расхохотался ей в лицо.

— Знаете, сколько раз я слышал эти слова от разных людей? Нет, дайте, я закончу. Народные целители говорят, что врачи не знают, как лечить. Верующие утверждают, что ученые ошибаются. Мол, наука несовершенна. Только знаете, что? Здания вокруг нас, электричество, смартфоны — все это появилось благодаря науке. Потому что она работает. А что религия? Сжигала ученых на костре! И верующих совсем не волнует, что в мире множество конфессий, и каждая считает, что ее бог — настоящий. Не волнует, что многие боги перестали существовать вместе с древними греками, египтянами, этрусками. Не волнует, что космос исследован, и в нем, — он развел руками над головой, — в этой бескрайней пустоте мы одни. Стечение обстоятельств, и вот, — Фомин щелкнул пальцами, — мы здесь.

Цепь мыслей, которую он выковывал последние годы, вдруг оборвалась. Фомин ожидал, что с ним будут спорить, кричать на него, но прочитал во взглядах стариков лишь сочувствие. От двери в коридор донеслось покашливание. Света прислонилась к косяку, скрестив руки на груди:

— Я же говорила, что он не поверит.

— Как же вы несчастны. — Лида выдернула провод из его смартфона. — А вот во что верим мы. Теперь вы не перебивайте.

— Хорошо. — Фомин поднял руки в примирительном жесте.

— Так вот. — Лида помахала телефоном у него перед носом. Как бы она его не разбила или не унесла с собой. — Представим, что это устройство живое. А что? Корпус это тело, микросхемы заменяют мозг, а душой служит операционка. Если б телефоны обладали сознанием, они бы вряд ли бы знали о нас — органы восприятия не те. Может, они осознавали бы, что ими управляют, но в любом случае не могли бы изменить ситуацию. Потому что мы, люди, создали их. Понимаете аналогию? Так же и мы, у нас мало инструментов, чтобы познавать реальность. Вот, например, мы знаем точно, что из воздуха не может появиться еще один смартфон. Но откуда-то же возникли и наша вселенная, и душа. Значит, их сотворили.

— Хорошая теория, но… — Фомин замялся, — даже если бог и существует, никто не знает, как он выглядит.

— Есть люди, — Лида подошла к полке и сняла оттуда книгу, — у которых чувство реальности… обострено. Одним из самых известных пророков был…

Но Фомин уже не слушал. Он знал наперед, что ему расскажут. И был пророк, имярек, и возвестил он о пришествии бога — простите, в данном случае, богини. Впрочем, неудивительно, что местные жители поклоняются сборнику фантастических историй — случай-то не единственный.

— Вы не верите. — Стариковский фальцет вонзился в уши.

— Да, не верю. — Фомин с вызовом уставился на Сергея. — Вы сами-то понимаете, насколько бредово это…

— Подождите, Андрюша. — Лида встала между ними. Тон ее голоса был мягким, но взгляд — стальным. — Понимаю ваш скептицизм, но дело в том, что Матери безразлично, верите ли вы в нее или нет. У нее на все есть свои планы, и на вас тоже. Вы сами убедитесь. — Не собираются ли эти фанатики принести его в жертву? Фомин посмотрел на Свету — та пожала плечами и удалилась на кухню. Сергей скрестил руки и хмуро уставился в окно. Лида же открыла книгу, пролистала до нужной страницы и протянула Фомину.

— Вот, — сказала она. — Это все доказывает. Читайте, только вслух.

Он вперился в текст, ничего не понимая. Буквы были русские, но вот слова… Какая-то тарабарщина, заумь. Расставленные ударения задачу не облегчали. Сборище идиотов, подумал Фомин, а я, как главный идиот, иду на поводу. Что ж…

Он вздохнул и начал читать.

Сознание возвращалось отрывками, складывало пазл из ощущений. Звуки капающей воды. Запахи мокрой ткани и стирального порошка. Всепроникающий холод. Фомин открыл глаза.

Он лежал в ванне, зеленоватая вода едва доставала до подбородка. Если бы сполз вниз, то умер, не приходя в сознание. Фомин резко сел, подняв тучу брызг. Дрожь дергала конечности, выбивала стаккато на зубах. Он воззрился на свои трясущиеся руки. Кожа на пальцах побелела и сморщилась. Как он здесь оказался и сколько лежит?

Последнее, что он помнил — проклятая книжка, которую ему всучила Лида. Слова порождали ряд нездоровых видений, сплели кишки в комок. Он попытался замолчать, но не смог. Не смог отвернуться от книги и даже зажмурить глаза. Вспомнилось Лидино сравнение человека с телефоном. Проклятый текст блокировал волю, смял защиту мозга, словно вирус. Последний кадр: Фомин лежит на полу, а Лида со Светой что-то буднично обсуждают.

В каждую клеточку тела словно залили свинец. Опереться на стиральную машину и перевесить ноги через бортик было подвигом. Фомин хотел встать на коврик, но тот уплыл в коридор. В низу живота неприятно тянуло. Размокшие пальцы на ступнях принадлежали огромной лягушке, но никак не человеку. Сил хватило только на то, чтобы доковылять до унитаза и плюхнуться на крышку.

Фомин отметил изменение, еще когда выбирался из ванной, но никак не мог его признать. Ниже курчавых волос в низу живота больше ничего не было. Фомин раздвинул ноги, наклонился вперед, чтобы лучше видеть, провел пальцами по розовому шраму. Ни члена, ни мошонки, лишь рубец, который выглядел так, будто края плоти слепили вместе. Он мог поклясться, что видит отпечатки пальцев в местах, где кожа стянулась. Боли не было.

Неизвестно, сколько Фомин сидел, обхватив себя руками и раскачиваясь взад-вперед. В голове воцарилась пустота с обрывками мыслей. Взгляд тыкался в знакомый рисунок, намалеванный маркером на плитке. Не вилы, нет. Дерево, раскинувшее ветви, вцепившееся корнями в землю. Вспомнились: зеленая стена вокруг города; бабка, преклонившая колени перед исполинским стволами. Какая-то тайна, связанная с этими лесами. Прекрати, сказал себе Фомин, нет никаких тайн, тебя одурманили. Но та часть, что отвечала за рациональное, потерялась вместе с гениталиями, и осталось лишь изувеченное существо, дрожащее на унитазе.

Хотелось скрючиться в тесной утробе из четырех стен. Но окоченевшему организму требовалась хотя бы одежда, и Фомин вышел, шатаясь, в коридор. Квартира пустовала, ни Светы, ни Лиды с Сергеем. Троица явилась и пропала, словно скальпель хирурга, безвозвратно искалечивший его жизнь.

Смятый ком одежды валялся в углу комнаты. Фомин схватил его и принялся судорожно одеваться. Прежде чем натянуть джинсы, еще раз провел пальцами по шраму. Тот никуда не делся. По бедру, марая синюю ткань, побежала струйка мочи. Очертания комнаты начали расплываться, из груди вырвались рыдания.

Зачем, зачем с ним сделали это? Направляясь в Свинцово, Фомин представлял себе разные сценарии: его силой выпроваживают из города, пытают или даже казнят. В каждой из ситуаций он представлял себя героем, и вместе с тем, каждая была нереальной. Но почему его кастрировали и бросили, словно поломанную куклу? Зачем оставили в живых? Теперь измученное сознание разыгрывало единственную карту: включить газ, усесться на полу с коробком спичек и ждать.