Зов Лавкрафта (Антология хоррора) - Кабир Максим - Страница 37

В том, что это было его лицо я не сомневался, но вот тело… теперь оно было похоже на комок слипшихся водорослей внутри которого что-то ворочалось, хлюпало и причмокивало. Будто оно ело Садока А.Л., пока тот смотрел на меня своими бледными глазами, а рот его шевелился как у рыбы с болезненно вырванными жабрами.

— Садок? — произнес я, стараясь быть как можно приветливей.

— Дх'а, — отозвался тот, вращая белыми глазами.

— Рад вас снова встретить, — сказал я.

— Мнх'е нх'адо закончить, — проскрипел Садок А.Л. — самое интх'ересное в моей истории, там дх'алыие… про тх'ебя.

— Про меня? — удивился я, чувствуя, что теряю контроль над окончательно замерзшими конечностями.

— Дх'а, про тебя. Про то, что пх'отом назвх'али инстмутский инцидх'ент. Моя Алинх'а не умерла. Я не смх'ог помешать, не смог ее убх'ить. Ее принх'если в жертву. И озеро… озеро лишилось днх'а, стало частью вх'еликого подземного моря. Которым правит Дх'агон. Он поднх'ялся из глубин и взх'ял ее… а зх'атем…

Удивительным образом мне удалось запомнить эту странную речь Садока А.Л. почти до самого конца. Или мне показалось, что это был ее конец, потому что сам я почти утратил сознание, когда услышал его слова, они добили меня окончательно. Слова, после которых, он, кажется, умер, или был окончательно съеден. Так, в стенах этой странной церкви, посреди зловонного мрака, поднимавшегося от земли словно дым, и струившегося вокруг гигантских статуй, ронявших тяжелые скользкие тени между полосами синего света из оскалившихся витражей, я услышал то, что совсем не хотел услышать, и узнал то, что мне не нужно было знать. Садок А.Л. открыл свою выморочную пасть, задрал полупрозрачный язык, словно собака ногу, и произнес, шипя и харкая:

— А зх'атем… онх'а родила тх'ебя…

После этих слов я, кажется, умер. Точнее, хотел бы умереть, но, видимо, просто отключился, и увидел сон, в котором передо мной пронеслась история целого народа, существовавшего на Земле с незапамятных времен, намного дольше, чем люди. Его представители считают людей такими же пришельцами, как нынешние люди считают остальных инопланетян. Этот народ живет в море, в огромном подземном море, которое намного больше всех континентов и островов с океанами, в которых эти континенты плавают. Этот народ уже много раз успешно избавлялся от пришельцев задолго до появления людей и прочих инопланетных форм жизни. И собирается проделать это снова, теперь. Для реализации плана ему нужны метисы, такие, как я — наполовину люди, наполовину истинные земляне. Нас таких должно быть много, а само очищение начнется с Плещеева озера. Верховный повелитель этого народа выбрал это озеро в качестве своего главного калибра. Люди назвали тот день «Иннсмутским инцидентом». Дно озера опустилось, а рыбаки начали вытаскивать из него морскую рыбу. Ядовитую, как и воды самого озера. Как и водоросли, что растворяли их лески, крючки, сети и лодки, и сами их кости. В Переславле-Залесском закрылся последняя «Крошка-картошка», и город тут же пропал со всех туристических карт. Скрылась в безмолвной серости электронных пустошей и необитаемых зеленых многоугольников, словно ее и не было. И тогда из поселка Иннсмут сбежали все кроме наемных работников из средней Азии. После чего туман, покорный слуга Дагона и великого подводного народа, истинных первородцев планеты Земля, день за днем принялся менять их внешность, их культуры и мировоззрения. Превращая их в своих покорных, безмолвных, словно рыбы, слуг. Такими я их и увидел — азербайджанцев, узбеков, киргизов, армян, грузин, туркменов, таджиков — когда они показались мне пришельцами с огромными рыбьими ртами и глазами, отливавшими зеленой морской слизью. Во сне я узнал и многое другое, о чем не в праве писать. Мой сон был длинным и сложным, но закончился.

Из цветастых окон церкви било солнце, пыльные лучи падали на пустые скамейки и алтарь с изображением истинного бога Земли. Вокруг никого не было, и даже воздух, казалось, очистился от липкой памяти вчерашнего кошмара. Я встал и, проверив работоспособность своего тела, направился к выходу. За дверью меня встретил яркий теплый день, запах моря, и приветливый голос Робота, сообщившего мне время, прогноз погоды и заряд аккумулятора. Все было так, словно и не было вчера никаких ужасов и оживающей тьмы. Словно не приезжал на закате механик-спасатель, принявший меня за инфицированного трояном, эпидемия которого превратила цветущий Мухосаринск в депрессивный Постзомбийск. Я забрался в машину и направил автопилот на гостиницу. Мы поднялись над Иннсмутом и через пару минут я уже сидел у себя в номере, собираясь с мыслями. Первым делом, мне захотелось записать все, что со мной произошло, что я и сделал.

Теперь, прежде чем запостить свой странный рассказ в блоге, я должен уточнить, что мне в этой истории теперь все ясно. Мое загадочное одиночество и неприятие других форм жизни нашло свое объяснение. Паззл сложился, и, даже если из моего, местами путанного описания, вам не все понятно — так я же не писатель, не срываю огромные тиражи и не получаю гонорары. К тому же, вам не обязательно сейчас все понимать, потому что вы все равно скоро умрете. Все.

Вчера я попал в Иннсмут потому что по всей планете отключилась спутниковая связь. Небо закрыли, роботы опустили хозяев из закрытого полицией неба. Теперь я знаю почему. Все это часть великого плана, в котором у меня одна из ведущих ролей. И этот план — наш первый шаг к избавлению. Избавлению от пришельцев. От всех пришельцев на Землю.

От вас.

Я полагаю вполне допустимым предположить, что каждый из живущих или когда-либо живших хотя бы изредка (по меньшей мере несколько раз на протяжении жизни) погружался в размышления о том, где и при каких обстоятельствах он скончается. То могли быть как мрачные думы, исполненные суеверного ужаса перед смертью и тем, что ожидает нас после нее, так и лишенные всякого мистического волнения упражнения для пытливого ума.

Безусловно, и я сам не раз размышлял на эту тему, всякий раз находя сравнительно приемлемые варианты: по меньшей мере не внушавшие тоски или ужаса, а скорее даже некоторым образом тешившие самолюбие. Я определенно никогда не допускал мысли, что умру в тесноте захламленного помещения, напоминающего чердак, да еще расположенного в таком месте — причем пребывая в столь странном и отвратительном состоянии, которое давно уже стало мне привычным.

Тем не менее вынужден признать: я вполне отдаю себе отчет в том, что цепь невероятных событий, приведших к такой жалкой кончине, преимущественно состоит из мною же выкованных звеньев. И я был бы рад записать историю своей жизни, имей технически такую возможность. К сожалению, мне мешает не только отсутствие в этом проклятом месте пера, чернил и бумаги, но также более существенные факторы, которые стали бы для вас абсолютно очевидны, взгляни вы на меня сейчас.

Перед лицом смерти, затхлое дыхание которой уже явственно ощущается, могу лишь выразить робкую надежду: возможно, до сих пор столь яркие в моей памяти события (а ведь с тех пор прошло много лет) опишут другие их участники. Вне всяких сомнений, таковые авторы, если они найдутся, выразят в своих произведениях самое нелестное мнение обо мне. И это, если постараться взглянуть на ситуацию объективно, будет довольно справедливо.