Рабы Тьмы - Френч Джон - Страница 53

Фулгрим висел в воздухе, пришпиленный к месту, как мотылек к выставочной коробке. Его тело съежилось до размеров крепкого подростка, белые волосы извивались вокруг его головы, пока он пытался вдохнуть. Его кожу покрывали ожоги, источавшие черный гной в попытках закрыться. Воздух застыл. Единственным звуком было гудение доспехов выживших Несущих Слово и шипение крови, жарящейся на клинках Кулнара и Хебека.

Лоргар повернул лицо к кровоточащим небесам и закрыл глаза. Лайак опустился перед ним на колено, по бокам от него встали рабы клинка. Красный дождь шипел, касаясь их доспехов. Лайак заставил себя подняться. Он чувствовал, как разум и воля Фулгрима борются против его собственных, но они были будто отделены стеной, и крики и удары были слабыми и отдаленными. Он почувствовал себя полым, оболочкой из кожи вокруг пустоты.

«Пустой человек», - пронеслась в его воспоминаниях, и он посмотрел туда, где стояла Актея, трясущаяся, с кровавыми слезами на лице. Она будто почувствовала его взгляд и повернула к нему голову, а затем отвела взгляд.

Демон Н’кари в своем рывке застыл в шаге от Лоргара. Он мелко дрожал, красный пар выходил из его ноздрей, все его тело напряглось, будто рвалось с цепи, удерживающей его на месте.

— Будь спокоен, о, гневный ангел, - сказал Лоргар Аврелиан.

Н’кари зашипела, широко оскалившись, щелкая по воздуху языком с шестью кончиками.

— Ты будешь страдать за это, жрец. Я хранитель секретов твоей души, твоих нерожденных грез. Я вырву их из…

— Нет, - ответил Лоргар. – Ты этого не сделаешь. Я служу богам. Этого не случится, если только Темный Принц не возжелает этого.

Мускулы Н’кари раздулись, голова превратилась в нечто, похожее на быка с волчьей улыбкой.

Он засмеялся, звук был гулким и грохочущим, будто ливень, падающий в тишине.

Лоргар повернулся к демону спиной и посмотрел на Фулгрима.

— Ты прекрасное создание, брат, - сказал он. Он поднял руку и провел тыльной стороной окровавленной перчатки по щеке Фениксийца. – Такой благословленный, такой лучезарный… – Глаза Фулгрима горели ненавистью. Лоргар ответил ему безразличным взглядом. – Но быть любимейшим инструментом бога означает подчиняться его воле и служить его целям. Ты красив и ужасен, но ты сейчас лишь инструмент, брат, и ничего более.

Лоргар посмотрел на Лайака.

— Позволь ему говорить.

Фулгрим зарычал, стоило Лайаку вернуть ему дар речи.

— Я заберу твою душу и…

— Твой супруг уже выразил все необходимые угрозы. Я не жду, что тебе это понравится, брат. Ты всегда слишком кичился своим совершенством, чтобы увидеть, что ты должен подчиняться высшим силам и высшим целям. Ты будешь ненавидеть меня за это. Ты будешь презирать меня всей твоей бессмертной сущностью. – Глаза Фулгрима блеснули. Лоргар выдержал его взгляд со спокойствием мертвого штиля. – Да, ты будешь ненавидеть меня. Но ты будешь подчиняться, и этого достаточно.

Лоргар отвернулся и опустился на колени, коснулся пальцами окровавленной земли, а затем своих век, лба, подбородка, щек и висков.

— Мы должны уходить отсюда. Ты соберешь свой Легион и приведешь его на Улланор, где Гор объявил сбор. Мы явимся к нему и уничтожим.

Фулгрим начал качать головой. Лоргар резко выбросил руку вперед и вцепился в нижнюю челюсть брата. Белая плоть горела под хватом.

— Вот что будет, потому что ты теперь раб, Фулгрим, и боги вложили твою цепь в мои руки. – Пальцы сжались. Мышцы перекатывались под кожей раскрытых рук Фулгрима. – Эта сила не доставляет мне удовольствия, брат. Ты теперь священное создание, и я сожалею, что это необходимо, но не думай, будто я пренебрегу хоть одной возможностью остановить этот крестовый поход. – Он долго вглядывался в глаза Фулгрима и затем медленно, нежно поцеловал демона в лоб. Затем он отвернулся и направился к Лайаку.

— Спасибо, сын мой, - сказал он. – Я не видел никого, преданнее тебя. – Лайак склонил голову, но ему показалось, будто за собственными мыслями он услышал смех.

Сын… Сын…

Преданный… Преданный…

Он внезапно почувствовал, будто маска скалится ему своей внутренней стороной. Скалится так, чтобы никто больше этого не видел.

— Дай ему возможность действовать, но не возможность ослушаться, - бросил Лоргар.

Лайак поднял голову, его сознание сплетало паутину воли и приказа, влившуюся в Фулгрима через связи, что их соединяли. Демон–примарх изогнулся и заревел, сжав кулаки и напрягши мускулы. Он встряхнулся, за спиной развернулись шесть крыльев с идеально белыми перьям. Его тело было облачено в перламутровую броню.

Н’кари подошел к Фулгриму, ее бычий облик уменьшался и утончался, пока не превратился в грациозную фигуру, закутанную в красный шелк, с кожей цвета брюха акулы и черными сферами глаз. По середине головы тянулся вниз аккуратный гребень из кости и кожи.

— Куда бы ни пошел Принц Принцев, я пойду с ним, - сказала она. Его голос был мелодией, обещавшей блаженство и страдание. – Я привязан к нему. Прикажи ему – и я последую твоей воле. Я не подниму руку на тебя, ровно как не буду искать способ разорвать наложенные тобой путы.

Горло демона вспучилось. Хебек шагнул вперед, голодный меч, сплавленный с ним, дергался. Однако Н’кари не двигался, но кашляла и будто задыхалась секунду до того, как отрыгнул что–то на землю. Это что–то было покрыто жирной черной жидкостью и тяжело звякнуло, ударившись о камни. Лоргар подобрал предмет с земли, смахнув с него черную жижу. Это был зуб, длинный и заостренный, черный, блестящий. Свет отражался от него разноцветными вспышками. Лайак отметил, что его инстинкты пытались заставить его отвести взгляд, но затем он не захотел этого делать. Он знал, что это, даже обладал несколькими подобными, но никогда не получал их от столь возвышенного создания, как Н’кари. Это была пайцза[1], сделка, которой придали физическую форму. Для некоторых существ она принимала форму ржавого осколка клинка, для других – кусочка кости, для третьих – безупречной жемчужины. Тот, кто владел черным зубом, мог призвать Н’кари к себе, управлять им, а сам демон не мог напрямую причинить ему вреда. Не полный контроль связывания, но физический облик уз. Долговая расписка из Моря Душ.

Лоргар кивнул и отдал зуб Лайаку.

— Да будет так, - сказал он и посмотрел на Фулгрима. – Твой Легион должен быть собран.

Фулгрим уставил на него так, будто пытался сжечь взглядом. Затем он отбросил белые волосы и запрокинул голову. Его горло покрылось рябью, на нем раскрылись влажные красные жабры и надулись кожаные мешки. Фулгрим воззвал в пустоту. Этот зов не обладал настоящим звуком, но реальность вокруг Фениксийца вибрировала и размывалась, когда эта молчаливая нота набрала силу. Актея отшатнулась, тряся головой, из ее ушей сочилась кровь. Рабы клинка рычали, зубы их мечей скрежетали. Это был приказ, призыв к сбору, подобный вою, с которым волк обращается к своей стае. Он вызывал ощущения и образы, фрагменты кошмаров и наслаждения: вкус только что сорванного фрукта, хрип умирающего в удушающем страхе, тепло плоти на острие лезвия.

Зов ушел вовне, пронзая время и пространство. Он резонировал в повязанной генами крови внебрачных сынов Фулгрима. Со своего трона его услышал Эйдолон, и белки его глаз налились кровью. В утопленных в звуке руинах Нуса, Глороклетиан, Вершина Крещендо, услышал зов сквозь грохот рушащегося камня и крики умирающих. Среди черных песков Нетиса, Люций поднял взгляд от отрезанных конечностей под своим мечом. Лица на его доспехе кружились и эхом откликались на призыв. В тысячах местах страданий, Дети Императора услышали и оторвались от наслаждения резни. Они отзывались с горечью в сердцах, с блаженством, с апатией, но отзывались. Корабли сходили с орбит искаженных миров. Разбросанные флоты меняли направление, идя по потрепанным остаткам Гибельного Шторма. По всему горящему Империуму, Дети Императора откликнулись на приказ и посулы – своего примарха.