Я тебе не секретарша (СИ) - Мелевич Яна - Страница 20

— Зачем пожаловала? — поинтересовался, с любопытством крутясь в кресле. Делает вид, будто не понимает, а я нарочно время тяну, разглядывая статуэточки слоников из Индии. Глаза подняла, приковывая к спинке насиженного места. Знаю, он у меня хорош. Натренировала еще в университете, а когда на завод пришла ведущим экономистом, добравшись за пару лет до должности заместителя генерального директора по экономике и финансам — вовсе жизнь спасла. Просто не представляете, как тебя ненавидят лишь за то, что твой отец помог тебе устроиться удачно. И плевать, сколько ночей ты не спишь, работая на благо предприятия. Им твое родственное генеалогическое древо важнее. Лучше бы впахивали так.

— Я хочу, чтобы ты уговоришь Кирилла Ливанского написать любовный служебный роман, — не стала бродить вокруг сосны, закидывая ногу на ногу, пристально рассматривая изменения на лице Вениамина. — Устроим его к нам на завод, поработает секретарем на полную ставку. Нетленку накатает о любви начальницы и подчиненного, — причмокнула, обращая взор к маникюру.

— А ты будешь в роли прототипа или злой соперницы, мешающей влюбленным соединить сердца? — вскинул брови Венька. Все еще неверяще посмеиваясь. Ага, хохочи-хохочи, дружок.

— Сам как думаешь?

Наверное, что-то в моей интонации ему намекнуло на глупость произнесенного ранее вопроса. Потому рот захлопнул, пару раз открыв, а после выдохнул.

— Марин, ты шутишь что ли? Он же фантаст, у него авторская серия на носу! Хочешь парню грохнуть все старания, когда сама на путь творчества привела?

— Хочу ему аудиторию расширить. Фантастика фантастикой, а вот любовные романы давно и прочно нишу свою по ценникам отбивают гораздо лучше. Женщинам хочется любви, — взмах ресниц, вот Самойлов уже вздыхает. — И я хочу. Надоело мне в спину ему дышать. Так что давай, помоги по старой дружбе.

— А если нет? — полюбопытствовал, но тут же заткнулся, проворчав:

— Блин, ты подведешь меня под монастырь, Маринка!

Знал бы, Веня, в какой монастырь я уже готова пойти, вообще рта своего не открывал.

Влюбиться в парня, который даже не ведется на твои провокации? Могу, умею, вот вам практика, девочки. На ринг выходит Марина Стерлядь: принцесса, папочкина дочка и та лохушка, чьи литературные потуги Кирилл Ливанский высмеял давным-давно.

Запомните, красотки, одну простую вещь. Не пытайтесь переписать Шекспира. А самое главное: не нужно этого делать, желая через поэму выразить свою любовь к парню, иначе рискуете оказаться на моем месте.

В этот раз я не буду нежничать, а значит, Кир, у тебя нет никаких шансов.

— Ох, мне придется долго его уговаривать, — закатил глаза Самойлов, крутанувшись в своем кресле. Потуги финансовых вычислений на лице отражали все сомнение, которому он подверг мой гениальный план по захвату Ливанского. Ишь, гляди, лоб наморщил, думает.

— Возмещу в тройном размере. Плюс, я уверена в Кирилле. Он осилил боевую фантастику, жанр не особо популярный. Любовные романы ему по плечу, — хмыкнула, наклоняясь к главному редактору издательского дома «Чайка». С минуту смотрели друг на друга. Пока губы Вени Самойлова не растянулись в улыбке. Он протянул мне руку, давая возможность скрепить устный договор рукопожатием.

— Уломала, Стерлядь. Жду приглашения на свадьбу и все права на авторскую серию!

Наше время…

— Сколько лет же ты план этот вынашивала? За обиду решила с землей сравнять, так получается?

Знаете, как бывает. Задумываешь одно, работаешь над этим, стараешься. Выходит же совершенно иначе. В какой-то момент идеальный план дает сбой, один из винтиков отлаженного механизма теряется, руша всю конструкцию. Мой тщательно продуманный план по завоеванию Кирилла провалился в тот момент, когда его дружок недоумок умудрился меня вспомнить. Да еще любезно доложился обо всем Ливанскому. Сейчас стоит передо мной, руки в кулаки сжаты. Никто там, в концертном зале не подозревает, какая за сценой драма разворачивается.

И знаете, что делают нормальные бабы, когда настает пора оправдываться?

Пфф, учитесь.

Мы делаем все в точности наоборот, ибо страшно опять высмеянной оказаться в попытке оправдаться. Ужас сковывает сознание, кричащее, что пора бы завязывать с игрой в «помню или не помню». И дурочку не состроишь. Вон, как глазищами сверкает зло, даже рубашка на плечах натянулась.

— Естественно, Кир, — боже, заткните меня кто-нибудь. Остановите мой дурной язык, больную голову, идиотское бабье упрямство!

— Ты думал можно смеяться над Мариной Стерлядь? Неа, это я тебя провела. Стремно, правда? — усмехаюсь, а самой реветь хочется. Бежать нужно, пока во всех грехах не покаялась, вцепившись в его рубашку. Не простит он меня, не после этих глупых, ни вообще. Да и хотел бы, давно уже заметил бы, значит, не так важна, как сама себе придумала.

— Зато теперь, ты меня точно запомнил, — разворачиваюсь, походкой красивой шагаю, носочек тяну. Ой, молодец Маринка. Вся гордая, спина прямая, плечи расправлены, грудь вперед.

Вот только слезливый поток обзор загораживает, жаль никто не додумался придумать очистители на глаза.

— Марина… Марьяновна, — выдыхает одна из моих работник, стоит нам на выходе из черного хода за сценой столкнуться. Она должна грамоту вручить, а мне сбежать бы.

— Алла, — с трудом произношу, едва способная разглядеть. — Меня тут нет, и не было, поняла?

С минуту молчит, вглядываясь в лицо зареванное, после кивает, отводя взор карий.

— Не видела, не слышала, не знаю.

— Вот и отлично.

Ухожу, потому что знаю. Все закончились отношения, прошла любовь, картошку колорадский жук пожрал.

И нет печальнее истории на свете, чем повесть о влюбленной дуре, романе и зареванном прообразе брошенной Джульетты.

— Котеночек мой…

— Ууу…

— Принцесса, — Марьян Бенедиктович жалобно посмотрел на супругу, стоящую поодаль и усиленно показывающую жестами немедля успокоить дочь, то есть меня. Откровенно вам скажу. Когда ревешь, выходит плохо. Только по голове гладит, к себе прижимая, а сам уже планы Барбаросса по отступлению строит.

— Хочешь, я твоего Кирилла в порошок сотру?! — пыхтит от ярости папа. Хороший он у меня. Но Кирилла трогать не хочу. Сама виновата, знаю, чего уж теперь. Вот только легче не становится, потому, шмыгая красным носом, выдыхаю:

— Не хочу.

Я действительно больше не хочу его трогать. На работе специально неделю больничного взяла, пятый день идет, мы с самого праздника не виделись. Все выходные, как зверь в клетке с ежеминутными порывами позвонить, написать, кинуть весточку. Уехала к родителям загород, чтоб в квартире, где им пропитано не находится наедине со своими мыслями.

И самое печальное: в глубине души надеялась, что Кирилл приедет.

Нет, правда. Мне кажется, каждая из нас при расставании с тем, кого любит, мечтает об этом. Вернется, обнимет, скажет все хорошо. Обещаешь себе прекратить думать, сама телефон каждые пять минут проверяешь. Позвонит или не позвонит? Время идет, никакого отклика. Выключила к черту смартфон, отписавшись генеральному директору, что временно отсутствовать буду. Сама успела до истерики глубокой Вене отзвониться. Хватит уже и правда парня мучить — ни себе, ни людям. Пусть пишет то, что ему нравится. Роман можно без погружение в действительность написать.

Оставлю Ливанского в покое, больше никогда к нему не подойду.

— Вот я знал, что ни к чему хорошему эта твоя любовь не приведет, — продолжал кипятиться папа, размахивая кулаком.

— Марьянчик, тебе нельзя волноваться! — тут же всполошилась мама, бросаясь к мужу, кидая мне свой поддерживающий материнский взор. Сердце заныло от боли. Хочу также, прожить годы бок о бок с человеком, которого люблю. Делить радости, заботы, ссорится, бурно мирится. Но либо много хочу, либо не судьба. Потому что знаю: Кирилла я забыть не смогу, в отличие от него.

Снова накатывает хандра, а папа бросается утешать, однако мама мягко уводит из комнаты, мягко шепнув напоследок: