Вернуться (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 17

Шагая за ссутулившимся, но неутомимым вором, Жо пытался думать о вещах отвлеченных. О том, почему, упакованные довольно примитивным способом вещи так и не подверглись разрушительному воздействию Прыжка, о течении реки, которое легко могло бы нести путников на себе, окажись в багаже самая дешевенькая надувная лодка. Раздумывал о том, как было бы здорово встретить нормальное крепкое дерево и хотя бы наскоро изготовить топорища для топоров. Идиотизм: тащишь на себе глупые куски стали, когда на поясе только нож болтается. Мысли отвлекали от жары, не так хотелось есть и пить. Главное, — не воображать тарелку с омлетом, обильно украшенным зеленью и ломтиками томатов. Мышка умела вкусно готовить. Нет, о пропавших женщинах тоже лучше не думать. Найдутся. Никаких там неизвестных миров, времен и галактик. Глор, так Глор. Судя по рассказам, нормальный древний город. Пусть до него не менее полугода пути, это лучше, чем неизвестность. Главное, чтобы мама там не очень волновалась. Ох, как она сейчас себя чувствует? Нет, об этом лучше не размышлять. Хватит того, что Катрин только об этом непрерывно и думает. Жо чувствовал на спине взгляд наставницы. Она замыкает группу, следит за темпом движения. Если бы не неопытный Жо, двигалась бы быстрее. Хотя Ква сейчас тоже на пределе. Быстрее идти по скалистым скатам, то и дело перебираясь через промоины и колючие кусты, попросту невозможно. Хотя Катрин шла бы быстрее. Да ее просто колотит от нетерпения. Сумасшедшая. Были бы у нее крылья, Жо и одноглазый остались бы вдвоем. Или нет? Довела бы она мальчишку до людей? Убедилась бы, что с голоду не сдохнешь? Может быть.

Перебираясь вслед за вертким Ква через куст цепких колючек, Жо думал о женщине идущей сзади. Катрин. Екатерина, как ее иногда называет ее мама. Два года назад эта молодая женщина совершенно внезапно ворвалась в преисполненную глубочайшего смысла жизнь кадета-первокурсника Военной школы Джозефа Мореля. Будущий офицер тогда и особого внимания на новую знакомую не обратил. Как же, — первый год в лучшем учебном заведении для потенциальных де Голлей и Бертье[1]. Подумаешь, — красивая блондиночка модельной внешности со спортивными наклонностями. Ну, глаза и некоторые детали конституции явно выдающихся параметров, — это даже двенадцатилетний мальчишка заметит. Впрочем, рядом с мамой вечно мелькали красивые люди. Собственно, и мама юного кадета отнюдь не заурядная какая-нибудь домохозяйка. Некоторым откровением явился факт того, что мама спит с этой желтоволосой красоткой. Ну, юный Джозеф Морель проявил великодушие, толерантность и близорукость. До родительских ли грешков, когда тебя везут на первые боевые стрельбы и MAS начинает дергаться в мальчишечьих руках? Ты мужчина, твой дом казарма, судьба – война.

Потом задергался не учебный автомат, а весь мир. Молодежные волнения в самой знаменитой столице Европы. Горящие машины, толпы людей с камнями, палками и невразумительными лозунгами. Праздничный день, воняющей жженой резиной и слезоточивым газом. Невнятный приказ начальника Школы, разодранный парадный мундир. Террористы. И вот ствол пистолета тычет тебе в зубы. Обидно, — этот смуглый тип, говорящий с акцентом, и оружие-то толком держать не умел. Позорное звание – заложник. Ух, и противно.

Появилась она. Быстрая, неслышная. Даже поразиться тогда не успел, — таким естественным выглядело оружие в ее руке. М-да, сподобился тогда увидеть Бойца. Если принять во внимание пол, — Боевую Кошку.

Вроде уже целая жизнь с тех времен промелькнула. И переезд, и глухие леса, и маленький дом в чаще. Научился спать на снегу, вести философские беседы с индейцами, обдирать бобров, метать ножи. Учился убивать, — Она учила. А ведь это тогда, в вонючую столичную ночь, уже был автомат в руках. Не стрельбище — замусоренная лестница. И взял мальчишка грех на душу. Взрослый солдатский грех. А Катрин тогда под суд за мальчишку попала, забрав вину на себя. А какая вина если защищались?

Ладно, то давно было. Учился бывший кадетик старательно: драться, двигаться, головой работать. Все она учила. Хорошо учила. Теперь она идет сзади и парню страшно. Она в ярости. В бешенстве. Квазимодо тоже это знает. Жив одноглазый, потому что нужен.

Носильщики. Мясо. Рядовые второсортные плохообученные. Случайные лица.

Иди и с ноги не сбивайся. Могут не простить. Ты хотел быть взрослым? Вот и шагай, шагай, шагай...

— Недалеко уже, — прохрипел Квазимодо. — Место знакомое. Мы здесь с Теа.., м-м, охотились мы здесь. Дальше лучше повыше взять, прямо над домом и выйдем.

— Сколько? — каркнула Катрин.

— Шагов с полтысячи, — Квазимодо, кряхтя, подбросил мешок на спине. — Может, как раз к ужину угадаем.

— Тогда, — стоп, — Катрин сбросила с себя поклажу. — Приводим себя в порядок. Морды вымыть, портки подтянуть.

Жо смотрел, как предводительница по-новому наматывает шелк на голову. Спутанные светлые пряди, насколько возможно, приглажены-причесаны. Где-то в глубинах тюков имеются расческа и щетка для волос, но сейчас Катрин не до этого. Надо же за сутки так похудеть. Все равно красивая, только глаза бешеные. Напугает местных.

— Жо, силы встать имеются? Тебе умыться нужно, — зеленые глаза смотрят пронизывающе.

Парень встряхнул отупевшей головой, вздернул себя на негнущиеся ноги. Еще не хватало, чтобы тебя совсем ребенком считали.

Рыжая вода приятно охлаждала опаленное лицо. Да, здесь не северные леса. Вот где рай земной. И воду там в ладонях не разглядишь. Голубая, холодная — как осенний воздух.

Ладонь с еще ухоженными ногтями осторожно похлопала по плечу:

— Ничего, кадет. Вверх будем подниматься — другие мышцы поработают. У дома, Ква говорит, нормальный колодец есть.

У Жо хватило сил кивнуть.

Мышцы действительно работали другие. К уже привычной боли прибавилась новая. Последние метры Жо полз уже на четвереньках. Собственно, даже не по собственной инициативе, а следуя примеру Ква. Одноглазый перешел на четырехногое передвижение довольно естественно — должно быть, у супруги опыта набрался. Жо вскарабкался вслед за проводником на скальную площадку. От собственного сопения даже уши заложило. С вялым интересом (как там предводительница? У нее, кстати, и мешок лишний на плечах) Жо обернулся. Катрин была уже рядом. Жо потянулся к мешку, но молодая женщина вроде и не заметила — напряглись мышцы, сверкнула глянцевая от пота татуировка на плече, — мешок оказался на выступе. Катрин перевалилась следом, высокая грудь ходит ходуном. Жо отвел взгляд от просвечивающих сосков.

Квазимодо горестно сидел на скале. Обернулся, — одутловатое лицо мучительно исказилось:

— Кажется, не угадали.

Впереди скалы окаймляли площадку перед крутым спуском к реке. Колодец Жо заметил сразу — добротное сооружение, аккуратно обложенное камнем. Дом тоже было трудновато не заметить: торчала высокая груда закопченный камней и обгорелых досок. Поодаль остовы хозяйственных построек. Одна покосившаяся, но относительно уцелевшая развалюха, ухмылялась обвисшей на единственной петле дверью. Под скалой виднелись еще какие-то руины.

— Вечно усадьбу нашего Дока жгли, — печально пробормотал Квазимодо. — Теперь, видать, доконали. Даже курятник спалили. Может, сам Док в Каннут отправился? Он там всегда материалы покупал. Извините, леди. Если б я знал....

— Рот закрой, — посоветовала Катрин. — Извинения — в жопу. По месту определились — уже счастье. Спускаемся. Хорошо бы, колодец не отравили. Можно будет заночевать.

Жо сполз на остатки каменной кладки, принял мешок. Квазимодо спрыгнул-свалился следом, ноги вора явно держать отказывались. Вздохнул:

— Знакомые места. Хорошую жратву у Дока готовили. Он гостеприимный был. Конь-як делал. Ох, и оздоровительное питье.

— Коньяк? — удивился Жо. — Разве здесь его делают?

— Док Дуллитл из ваших был, — пояснил вор. — Хотя из другой страны и другого времени, но тоже Пришлый. Мы с ним много разговаривали. Бери мешок, а то она нам сейчас скажет, — Квазимодо с опаской кивнул на ушедшую вперед предводительницу.