Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ) - Вечер Ляна - Страница 29

Ну, друже, просил — получай. Раздосадованная разговором, закрыла глаза и обратилась к банникам, что за стенами Кузняграда жили:

—  Батюшки банники, не в службу, а в дружбу, — монотонным голосом я доставала слова из самого сердца. — подсобите путникам ради дела доброго. Доставайте гребни резные, веники ароматные. Диво дивное, чудо чудное — снимите личину прежнюю, сотворите новую. Сколько бы ни длились чары ваши, пусть не развеются, покуда мы снова на этом месте не окажемся.

С последним словом в голове раздались несколько голосов. Спорила банная нечисть — быть моей просьбе или к лешему нас отправить ни с чем. Потолковали недолго и захихикали. Душным паром тела наши с Потапом окутали и давай хлестать почем зря. Веников не видать, а шлепают аж визжать охота. Хорошо, мы по роще дубовой с аспидом побегали, думала, заморят нас окаянные. Баюну только потеха, позабыл о хвори — растянул морду в кошачьей улыбке.

Как закончили банники забавляться, стихло колдовство. Стояли среди дубов вековых, словно из парной выскочивши — измотанные, отдышаться нельзя. Ладно сработали: аспид обернулся молодцем совсем молоденьким, годов тринадцать отроду. Нескладный да неладный, как любой подросток. Глазенки на меня голубые таращит, щеки румянцем горят.

—  Это... цаца, — голос у друга срывался с писка на легкий бас. — предупреждать же надо! Чего они творят-то?!

—  Скажи спасибо, что помогли. Могли бы и плюнуть.

—  Спасибо, — обиженно заворчал друг, ощупывая русую голову, стриженную под горшок.

—  Я-то как? — доставая из-за плеча рыжую тоненькую косу, поглядывала на друзей.

—  Сойдет. — довольно заключил Баюн. — Тебе только лицо поправили.

—  Да, цаца, — выдохнул Потап. —Девиц такой наружности в селах обычно Проськами кличут.

—  Ну, Проська так Проська. — легко согласилась я. — Не привыкать.

—  Хорошо, что у тебя зеркала нет, — хихикнул кот.

Город мастеровых встречал радушно. На фоне хмурой осени яркие краски Кузняграда расходились в хвастовстве. Резные дома ровными рядами выстраивались в улочки, никаких тебе темных закоулков. Кругом чистенько, люди приветливые. Нечасто сюда гости захаживают, оттого народ на нас с интересом глядел, но без опаски и злобы. В каждом дворе работа кипела: где громче, где тише — все делом заняты. Дорожка привела нас к рыночной площади, но, видать, не в базарный день попали: пустые прилавки тоскливо дожидались хозяев под напиравшим осенним ветром, а тишина казалось совершенно чужой этому месту.

—  Отколь будете, люди добрые? — проходивший мимо мужчина средних лет с густой бородой расплылся в любезной улыбке.

—  Из Горок мы, — ляпнул Потап. — Я Ваца, а это сестрица моя Проська.

—  Ну, пожалуйте, гости дорогие, — широким жестом мужчина будто разрешал нам остаться в городе. — Меня Горыней звать, кузнец местный. Не желаете товары мои глянуть?

—  Прости, мил-человек, — подхватила я, — нам бы чеботаря. Для матушки обувку справить пришли, порадовать хотим.

—  Ага, матушке обувку! — пискнул новоявленный Ваца.

—  Это что же, вы пешие сюда добирались — и только за обувкой? — Горыня даже присвистнул от удивления.

—  На что только ради матушки не отважишься. — закивал друг. —Денег у нас не шибко...

—  Тогда вам лучше к новому чеботарю обратиться. Недавно в наши края пожаловал, цены умеренные держит. Да и, честно признаться, не было у него покупателей пока. Вы первыми станете.

—  Не проводишь нас? — я захлопала ресницами.

—  Провожу, — согласился кузнец. — Чего же не проводить.

***

Горыня остановился у ворот скромной по меркам Кузняграда избы. Добрый сруб, стройный. Бывало, не то что в селах — в городах мастера так избу сложат, что глаза закрыть охота. В Кузняграде такого не встретить — даже небогатый домик чеботаря выглядел очень прилично. Кузнец приоткрыл калитку и, впуская нас, снял шапку:

—  Дальше сами, гости дорогие.

Отблагодарив его добрым словом, мы с Потапом вошли во двор чеботаря. Как же я боялась, что Сом в таком облике меня не признает да словам не поверит! Или с башмачками для Смерти не справится. Пока шли до крыльца, вся извелась. Наверное, слишком много плохого случалось в последнее время, теперь надежду на лучшее в сердце долго искать приходится.

—  Кто там? — из бани высунулась кучерявая копна золотых волос.

Углядев нас с Потапом, Сом вышмыгнул из-за двери и бодро зашагал навстречу. Чеботарь оказался настоящим красавцем. Кто же знал, что дряхлый дед из лесного села в молодости щеголял широкими плечами да шевелюрой богатой?! Небось, девок теперь хороводами водит.

—  Только собрался баньку справить, — широкой улыбкой встречал нас молодец. — Ну, не беда — покупателям всегда рад.

—  Потолковать надобно. — аспид серьезно глянул на Сома.

Чеботарь даже попятился от сурового взгляда подростка. Улыбка быстро сменилась подозрительным взглядом, но любопытство взяло верх, и хозяин кивком указал на дверь избы.

В горнице царил знатный беспорядок — Сом, видимо, только готовился к работе. От многочисленных невыделанных шкур, разложенных по лавкам, рябило в глазах. Да и запах стоял особенный, на любителя. Будь я мастером сапожного дела — и дня не выдержала бы в таком духе. Расставленные по углам кадки с известью и золой подтвердили мои догадки — чеботарь только собрался приниматься за выделку.

—  Присядем, что ли? — молодец смотрел исподлобья, сгребая с лавки ворох шкур.

—  Вокруг да около ходить не стану, — я уселась на приготовленное место, — с просьбой мы к тебе, Сом. Был ты стариком дряхлым, стал молодцем добрым — за то благодари Кощея. Да только теперь ему самому помощь твоя нужна — не откажешь?

—  Ты кто такая? — не скрывая удивления, чеботарь округлил зеленые глаза.

—  Василиса, невеста Кощея.

Молодец сощурился, точно как в лесном селении, когда Кощей имя свое скрыть пытался. Он сосредоточенно вглядывался в мое новое лицо и, видать, прилично сомневался в правдивости слов. Природная чуйка на кривду молчала, а глаза Василису во мне не признавали.

—  Не похожа ты на чернявую невесту Кощея: рыжая, лопоухая какая-то. Чем докажешь?

Пришлось в подробностях описывать Сому нашу встречу в его избушке. Молодец внимательно слушал, задавал вопросы и, получая правильные ответы, все больше убеждался — не вру. Рассказала и про башмачки для Смерти, ничего не утаив — доверять Сому боялась, но еще страшнее, что почует недоговорки и пошлет, откуда пришли.

—  Плохо дело. — дослушав, заключил чеботарь. — У меня кож готовых нет. а сколько работа займет, сказать не могу. Много ли времени отмеряно?

—  Немного, — Потап закатил глаза и принялся загибать пальцы, подсчитывая оставшиеся дни. — Дня четыре тебе на все про все, нам еще обернуться надобно.

—  Совсем худо, — вздохнул молодец. — И мерок не снять. С какого края к работе подходить — в толк не возьму.

—  Зря Яга говорила, что справишься. — буркнул Потап.

—  Чего? — снова вытаращил глаза молодец.

—  Ничего, — махнул рукой аспид, — не бери в голову.

—  Неужели ошиблась бабушка?— я с сожалением прикусила губу.

Пока мы втроем задумчиво молчали, сотворив тяжелую тишину, грохнула дверь бани, и девичий голос звонко покатился по двору:

—  Сомушка, ну где же ты, касатик мой?

Сомушка встрепенулся и живо дал деру из избы. Мы с Потапом переглянулись и, ведомые любопытством, поспешили за чеботарем.

Укутанная в льняной отрез ткани, болезной худобы девушка стояла на пороге бани и, подбоченившись, что-то недовольно высказывала Сому. Молодец слушал, не перечил, только под ноги понуро глядел. Честно признаться, неслабо удивилась, признав в девице ночницу. Днем эта нечисть появляться не должна — по природе своей не переносят солнечного света. А тут стоит себе, мужика отчитывает, волосенки черные по ветру развеваются.

—  Ведьма! — злобно зашипела ночница, заметив меня.