Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" - Страница 85

На широких подоконниках зажжены свечи в красных яблоках и расставлены пузатые оранжевые и белые тыквы, на которых вскоре появятся ухмылки и пустые глазницы, подсвеченные живым огнём.

Кристина, которая Николаю кажется едва ли не по-детски юной, с искренней радостью бросается на шею к Кириллу, вжимается в него, и он чуть криво улыбается, забыв, как это можно делать по-другому. Воздвигший столько границ вокруг себя два года назад, он сейчас постепенно их опускает, позволяя себе немного расслабиться. И даже уже не прячет под рукавом почерневшую шершавую кожу.

Николай уверен — тень ещё потребует свою плату, захочет подчинить волю и разум. Но теперь он никогда не вонзит кинжал в того, кто стал ему братом по крови. Они найдут способ победить самую страшную тьму. Главное, вместе.

Полусонный Саша, слегка сползший на стуле, даже сейчас улыбается и немного жмурится на яркий для него свет ламп под потолком. Уставший и всё ещё бледный, но, как и все они, не готовый отступить перед опасностями. Он притворно ворчит, когда Сюзанна мягко напоминает, что надо бы поспать, но всё-таки ставит перед ним глиняную кружку с глинтвейном.

Лизы нет.

Николай даже не удивлён, скорее, это вполне ожидаемо.

— Держи, — Сюзанна подаёт ему его порцию, и в бурой жидкости с ароматным паром плавают звёздочки аниса. — Не печалься. Дни скорби ещё впереди, но и за ними есть свет.

— Не очень обнадёживает.

— Просто ты не готов опираться на надежду. Не она тебе нужна. Хочешь кусок пирога? С яблоками, надо же куда-то девать осенний урожай.

Она продолжает говорить что-то ещё. По окнам немного печально стучит вновь занявшийся дождь, и сейчас от этого звука становится только уютнее.

Это непривычно. Николай даже ощущает себя неловко, словно ему позволили сейчас заглянуть в какой-то иной мир, а не тот, что пронизан холодом, вечной борьбой и сырым ливнем.

И сейчас он даже может понять Сашу, который вечер за вечером возвращается вот в такое тепло.

Глинтвейн на вкус отдаёт медовой сладостью, запоздавшими дарами осени и снами, которые несут в себе только покой.

Неслышно Николай исчезает в гостиной, ставит кружку на мраморный подоконник и смотрит в дождливую ночь. Рядом мерно мерцает одна-единственная свечка, от которой тянет травами. Наверняка тоже отгоняет зло, по крайней мере, Сюзанна в это верит.

Ему казалось, стоит доехать до дома, и он рухнет спать, а теперь сон не идёт. Он думает о Кире, о том, что вынесла его сестра и где она сейчас.

Тихонько скрипнула дверь, и он спиной ощущает чьё-то присутствие.

— Я лишь хотела узнать, что всё в порядке. Что ты в порядке.

Он с удивлением оборачивается на Лизу в проёме двери. На ней широкий вязаный свитер, едва прикрывающий живот, и плотные чёрные джинсы, а волосы собраны в свободную косу на бок.

— Вполне, спасибо.

— А на самом деле?

На самом деле, он наполовину без магии, в доверенном ему городе какая-то мразь возомнила себя вершителем судеб, а маги играют жизнями других, ломая их ради своих идеалов.

Но почему-то именно здесь и сейчас он ощущает себя… спокойно.

И даже с неохотой для самого себя отчасти признаётся:

— Это была долгая ночь.

— Тогда не буду мешать.

— Ты хочешь уйти?

— Вовсе нет!

Она пожимает плечами и заходит в комнату под лёгкий перестук подвесок на шее. И чем ближе, тем лучше видны подведенные чёрным глаза, тем как-то решительнее каждый шаг, тем острее её близость и то завораживающее ощущение магии воды, свободной и немного дикой.

Между ними пара шагов, разделенные шрамы и тепло прикосновений — или просто жар от глинтвейна.

Два шага между уйти и остаться.

Внутренние демоны и непривычное ощущение, что она просто рядом. Без каких-то требований, не потому что он заведует Службой или умело и галантно ухаживает, как это было с другими. Не ради чего-то.

И это он первым подходит к ней и прижимает к себе, притягивает за ремень джинсов, целует с той нежностью, на которую способен, может быть, не очень умело, не так эмоционально, как мог бы.

И каждое прикосновение между ними сокровенно, наполнено разделенной горечью потерь, у каждого своих, но шрамы так похоже болезненны.

Между ними ночь медленных поцелуев, долгих прикосновений и касаний, погасшего света и жаркого пламени. Ночь, когда под шорох дождя хочется любить до умопомрачения и дурмана.

После, закутавшись в одеяла, они сидят напротив друг друга на подоконнике, попивая уже остывший глинтвейн, и теперь его очередь слушать истории Лизы. О маме, о дорогах, о забытых барах на краю света и пещерах великанов.

И Николаю кажется, что замёрзшая часть его души, оледеневшая в какой-то давний и почти позабытый миг, слегка раскалывается.

Ему кажется, сейчас он дома.

========== Часть III. -22- ==========

Комментарий к Часть III. -22-

Всё-таки самую-самую движуху я перенесла на следующую главу.

А тут… такое. Есть важные детали, которые скоро сыграют.

Спасибо Мэй за ссылку про посадку на байке и музыку!

Lana Del Rey - Ride (https://music.yandex.ru/album/625175/track/5320827)

На кухне пахнет свечками и совсем немного — костром от маленьких огоньков над плитой. Кристине куда больше нравится живое пламя в темени раннего утра, к тому же, ей интересно колдовать с новой и ещё не поддающейся магией. А пламя красиво отражается в цветных стёклах фонариков на подоконнике.

Кирилл в накинутой и не застёгнутой косоворотке сидит за столом, перебирая амулеты, флаконы с маслом стражей и пучки трав. Его утренний ритуал, когда для этого есть время. Тянет терпкостью вербены и прохладой елового леса. Под дымчатые колечки слушает Кристину и качает головой.

— И речи об этом не может быть.

— Но это отличный шанс…

— Отдать тебя в руки этих извращенцев? Ты не видела, что они сделали с Анной.

Кристина от досады стискивает ручку сковородки, на которой поджариваются сочные помидоры. Ей куда больше хотелось бы сейчас оказаться где-нибудь вдвоём — как бы хорошо она ни относилась к друзьям Кирилла, постоянная толпа народа в одном доме немного утомляет.

Но ей приятно быть рядом с ним. Делить полусонные и туманные утра с дождями за окном после долгих ночей, ощущать мягкое тепло его прикосновений и дымок костра от чая в его кружке. Украдкой смотреть на мазок сажи между рёбер, впечатанный тенью в кожу.

Порой он даже не задумывается, когда водит пальцами по её плечам или касается шеи под подобранными вверх волосами, если они сидят рядом.

В его объятиях хочется раствориться.

Вот только сейчас Кристина понимает, что то ли его обостренное чувство опасности, то ли ответственности за других не позволяет лишнего риска. Если у него шрамы и отметины, значит, их хватит на двоих. Беда лишь в том, что чёрные паутинки отравленной крови просвечивают сквозь кожу рук и тянут какой-то тяжестью.

А она всё ещё легко смущается его взглядов и временами немного снисходительного тона.

Но отступать не собирается. Ловко перевернув лопаткой ярко-красные кружки, Кристина пожимает плечами и добавляет:

— Я поговорю с Николаем.

— С чего бы?

— Слушай, мне не нужно твоё разрешение или одобрение. Это мой выбор. Думаю, он сможет понять.

— Значит, ты его совсем не знаешь. Он никогда не пойдёт на такой риск.

— Это не риск. Я… устала. И мне страшно.

— Из-за кошмаров?

— Я вижу теней в самой Академии. А иногда иду по коридору и понимаю, что мысли… плывут. Будто кто-то заводит не туда. И в снах я задыхаюсь.

Кристина едва не шепчет последние слова и отводит взгляд в сторону.

Она не привыкла показывать слабость или навязывать проблемы. Мама всегда говорила, что если запутался — надо всего-то увидеть в клубке кончик ниточки и медленно, но верно раскручивать.

Сейчас она и чувствует себя вот таким клубочком, сплетенным из огня, воды, воздуха и теней. Слишком много ниточек, эмоций и мыслей. Она теряется сама в себе и не может нащупать выскальзывающий кончик.