Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" - Страница 66

Но сейчас он вдруг понимает, куда хочет приехать. К любой набережной. Где в гранитных берегах в сумрак осенних вод падают городские огни. И становятся едва ли не иллюзиями.

— Не слишком быстро?

— Нет, главное… красный!

Он, конечно, видит даже раньше, чем его предупреждает Кристина.

Вскоре перед ними длинная лента реки, прибитая дождём листва и мосты, один за другим в одну и другую сторону. Ветер треплет волосы, закрадывается под куртку и даже свитер, сносит огонёк зажигалки.

Мелькает мысль, а что творится сейчас у патрулей. Но в кои-то веки слишком на заднем фоне. Кристина, перегнувшись через перила, тянется рукой к воде — и вверх поднимаются завихрения из капелек. В каждой блеск жёлтого и оранжевого.

Миг — и всё опадает.

— Красиво, — Кирилл встаёт рядом, радостно победив сигарету.

— Да ерунда. Пробую и воду, и огонь попеременно. Руки болят каждый раз, но терпимо.

— Пройдёт. Главное, чтобы тени не проявились. Их тебе тоже щедро отсыпали.

— Давай сейчас не будем об этом.

— Как скажешь.

Город не спит. Шебуршит моторами и визгом тормозов, какими-то далёкими гудками, шорохом начавшегося дождя.

Кирилл предлагает вернуться в машину. В салоне тепло, печка работает на полную, а от быстрого растирания пальцев тепло добирается и до них. Тень внутри свернулась словно шерстяным клубочком и не беспокоит, только руки чешутся от шершавого налёта. Его хочется соскрести, убрать.

— Куда поедем? — с любопытством спрашивает Кристина, успешно одолев ремень безопасности.

— Куда тебе хочется?

— К тебе.

— Ты уверена?

— Да.

Дом Кирилла оказывается совсем не таким, как она себе его представляла. Внизу он похож на индустриальный лофт с пустыми ящиками из-под виски, жестяными табличками по стенам и поями.

Ступеньки скрипят, когда они поднимаются наверх то ли в спальню, то ли кабинет. Здесь косое окно, в которое видно небо, пахнет деревом и дровами, вместо привычных шкафов — открытые вешалки и пара комодов.

Кирилл скидывает на пол огромный пушистый плед прямо перед окном и садится на него, кивая на место рядом.

— Мне нравится смотреть отсюда на небо. Летом видны звёзды, а сейчас просто облака.

— У нас дом за городом. Я люблю город, правда. И Академию. Но таких звёзд нет. Ярче только на юге. Путеводные нити в этом мире.

Его губы со вкусом крепкого табака и горчинкой, как от яда. Его руки нащупывают собачку платья, медленно расстёгивая её. Высвобождают из шерсти в красно-зелёную клетку, заменяя прикосновения ткани пальцами и ладонями.

Кирилл не торопится. Целует не порывисто, как тогда после прогулки, с каким-то неистовым отчаянием, а медленно, но ничуть не менее страстно. Его руки ласкают грудь сквозь тонкое прозрачное кружево цвета морской пены, стягивают платье вниз, в складку вокруг талии.

Дыхание сбивчиво, она теснее прижимается, нащупывая ремень джинсов и неподатливые пуговицы в непослушных пальцах.

Вытянув ноги и облокотившись о спинку кровати, Кирилл усаживает её на себя, отстранившись на мгновение, проводит указательным пальцем от подбородка по шее и вниз, чертит линию между ключиц, ещё ниже, обводя по очереди каждую грудь.

Его руки, его язык, прикосновения, ласки — как огонь. Тот, что, наверное, у него тёк по венам с самого рождения, искрами и пламенем.

От них перехватывает дыхание, хочется касаться всего сразу, впитать его в себя.

Кирилл бережно и осторожно снимает лифчик, целует грудь, дразнит языком по очереди каждый сосок.

Кристина хватается за его плечи, крепко, не желая отпускать. Его руки спускаются ниже, до бёдер и тонкой ткани чулок, скользят по внутренней стороне. Граница между тканью и кожей, краешек кружева — и он проводит пальцем ровно по ней, не спеша избавлять от лишнего.

— Кирилл! Хватит!

— М-м-м? Что-то не так?

Не видя его лица, она всё равно уверена, что он улыбается. Бережно подхватив, опускает на спину, нависая теплом и всем своим телом, накрывая медленно приятной тяжестью.

Торопливо Кристина стягивает с него свитер, оставляя следы прикосновения за собой, мимолётные, едва ощутимые.

Ближе. Теплее.

Его руки на талии, под подолом платья.

Её — под ремнём джинсов.

Он шипит, когда она касается рукой его члена. Джинсы тесны и неудобны.

Быстро скинув платье, она остаётся перед ним в одном белье, которое он снимает почти сразу, замечая, как она вздрагивает от прикосновений к коже бёдер. Её руки цепляются за его спину, нащупывая ещё свежие царапины, тут же избегая их, сжимаются сильнее, когда он скользит языком от груди вниз к животу, дразнит, рисует круги.

А потом ещё ниже. Медленно, доводя до того, что она вцепляется в его волосы, едва не умоляя:

— Пожалуйста.

За всё это время она не думала, что он может быть таким… аккуратным.

Опираясь руками около её плеч, он входит медленно и осторожно, до самого конца и упора. Хрипло уточняет:

— Всё хорошо?

— Да.

От каждого его движения хочется перестать дышать. Пальцы сцепляются на предплечьях, срываются вниз по рукам, когда он постепенно убыстряет темп.

Сейчас в нём нет того огня. Только страсть, поцелуи, прикосновения.

Чуть резче и быстрее.

До того, что перед глазами яркие мушки, до долгих стонов, до сладкой истомы внутри, до того, что на мгновение будто сердце перестаёт биться.

Хочется больше. Ещё и ещё. Касаться, двигаться вместе с ним.

И с его движениями внутри бурлит огонь.

Вспыхивает по венам, обжигает до одури, до резкого вскрика, когда она кончает. И вскоре и он сам с еле слышным «чёрт».

Кристина почти тут же отталкивает его от себя, не зная, куда деться от резкой боли. С пальцев стекает огонь, жидкими едва ли не золотистыми струями с завитками чёрных теней.

Кирилл следом вскакивает и хватает её, удерживая в своих объятиях.

— Отпусти его, воткни в меня, если надо.

— Горячо!

— Да, я знаю. Просто дай ему уйти, выпусти.

Чёрные вены изнутри словно подсвечены красноватым огнём. Ещё немного — и всё проходит, только в деревянных досках пола несколько подпалин.

— Это ничего. Поверь мне, мы с тенью ещё и не такое творили.

— Я что, даже сексом теперь не могу заняться?

Кирилл смеётся:

— О, нет! Поверь, моего опыта хватит. Справимся. Ну что, поехали обратно? Если тебе тут понравилось, можем приехать на выходные. А сейчас лучше быть вместе.

— Я не против. Поехали. Тем более, мне нравится ездить с тобой.

***

— Нет, всё не так! Подожди, я включу музыку. Она создаёт настроение.

Уже через пару минут из маленькой колонки раздаются глухие немного рваные звуки. Наверное, под такие танцевали бы сейчас у костров, обращаясь к духам природы. Музыка отдаётся в сердце, в его ритм.

Они сидят на полу гостиной напротив друг друга без света, только по стенам проносятся отсветы фар от проезжающих поздних машин.

Глубоко затянувшись, Лиза наклоняется вперёд и выпускает дым прямо в лицо невозмутимого Николая. Касается его губ мутными облачками и горьковатым запахом. Его лицо теряется и расплывается.

Теперь его очередь.

Вместо поцелуев — касания дыма, который катается на кончике языка друг друга.

— И часто ты куришь травку? — уточняет Николай не столько из какого-то занудства, сколько из простого любопытства.

— Иногда. Не так уж и часто, мистер контроль.

— Хм. Ты меня таким считаешь?

— Не так? Уверена, у тебя даже свидания по расписанию и графику.

— А это сейчас что?

— Это снятие стресса.

Лиза тут же хмурится, вспоминая весь сегодняшний вечер. Она знает, как тяжело терять близких. Их смерть всегда остаётся в сердце, пронизывая его горем утраты, невосполнимой и горькой. Время не лечит — враньё. Только притупляет, сшивает краешки пустоты внутри.

— Расскажи мне про Киру. Пожалуйста. Какая она была?

— Своенравная. И любила всё делать по-своему, вот только ей всё казалось, что где-то там будет лучше. Подальше от дома. Она всегда считала, что мама виновата в том, что отец ушёл.