Сказки Рускалы. Василиса (СИ) - Вечер Ляна - Страница 23

Сквозь мутную пелену разглядела мужицкие ноги в валенках. Знакомая рука резко сгребла ощетинившуюся нечисть. С трудом повернувшись, увидала Ярку. Друг сжимал в кулаке шею гадины, на кончиках пальцев другой руки рождался морный шар. Матушки-батюшки! Он и морный шар вертеть научился? Колдовское оружие скользнуло в извивавшуюся нечисть и исчезло вместе с жизнью твари.

— Ты как здесь? — я попыталась подняться и почувствовала, как ладонь угодила в липкую лужу крови.

Ярушка не ответил. Поднял меня на руки и бросился из избы на улицу. От тряски сделалось совсем худо. Голова запрокинулась, почувствовала, как Явь уплывает от меня.

— Малушу позовите! — срывал голос друг.

Очнулась у нас дома на кровати. Рядом хлопотала Малуша. Заметив, что я открыла глаза, слегка улыбнулась и приложила палец к губам, мол, не разговаривай.

— Что случилось? — резкая боль из щеки ушла в голову, я замычала.

— Помолчи ты, — нахмурилась Малуша. — Сейчас намажу, тогда и поговорим.

Она щедро накладывала на рану сильно пахнущее снадобье. Скоро боль поутихла. По лицу растекался приятный холод.

— Ежели полегчало, рассказывай, как в избе Соловья-разбойника очутилась?

— Какого разбойника? Меня туда Любава привела.

— Любава? — ведьма округлила глаза. — Это что за вести такие? Нет у нас никакой Любавы и отродясь не было.

— Утром ко мне девица пришла. Волос дегтем да смолой перемазан. Говорила — домовой напакостил, а ты ее ко мне отправила.

— Так, значит, — лицо Малуши вмиг сделалось серым, что грозовая туча, — пойду, гляну, что за гадину Яр прикончил, опосля разберемся.

Повернувшись вслед уходящей ведьме, увидала Ярку, сидевшего на сундуке.

— Ох, напугал, — опустив голову на подушку, от неожиданности выдохнула.

— Ты меня все одно больше напугала, — мрачно заявил друг. — Зачем ты в тот дом пошла?

— Говорю же, девица утром приходила…

— Это я слыхал, — оборвал Яр. — Неужто нельзя нос куда попало не совать, а? Вась?

— Ругать меня вздумал? Лучше расскажи, зачем утаил, что морные шары вертеть умеешь?

Ярка опустил глаза и замолчал. Он глядел на огромные, чуть подрагивавшие ладони, перебирал пальцами, сжимая кулаки.

— Сам не ведаю, — едва слышно начал кузнец. — Живот от голода свело, думал поесть, ну и домой пошел. Тут из избы соседней колдовской дух и рычание. Я туда, а там ты на полу в крови, и дрянь эта вокруг ходит, зубами скрипит. Ну… само оно как-то случилось.

— Голыми руками ворона горящего победил, запах чародейский учуял, морным шаром в нечисть… Пора бы за грамотой в Первоград ехать.

— Ты мне сердце не рви, — ударив кулаком в стену, друг вышел из комнаты.

Да что со мной приключилось? На глазах выступили горячие слезы. Вместо «спасибо» милому чуть не кипятка в лицо плеснула. Шмыгая носом, старалась унять сердце. Неспокойно мне с самого приезда в Глухомань. Боюсь, что Ярушка снова меня оставит. Не ровен час, вспыхнет душа тягой к чародейству, и уйдет он искать мечту. Как увидала тогда его бой с вороном, так и поняла — есть в нем талант, только спрятан глубоко.

— Яр! — слышала, как кузнец подкидывает дров в печь.

— Чего?! — отозвался друг.

— Поди сюда!

— Ну? — он заглянул в комнату.

— Погляди, книга на месте? В сундуке сумка.

— На месте. Проверяли уже, — друг собрался вернуться в горницу.

— Стой! — утерев слезы, присела на мягкой перине. — Прости, не со зла я. Боюсь, уйдешь из Глухомани счастье искать.

— Нашел уже, — немного подумав, буркнул Яр.

Хлопнула дверь, и за спиной друга появилась Малуша. Раскрасневшаяся от холода, она тяжело дышала и держалась за грудь.

— Охотника прибил, — ведьма одобрительно хлопнула Ярку по плечу. — Чем ты его?

— Шаром морным.

— Хорош у нас кузнец, — выдала Малуша. — И подковы, и шары морные может. Ладно, — она утерла потекший от тепла нос, — надо обойти избы, проверить — нет ли других. Со мной пойдешь, собирайся живенько.

Об охотниках знала мало, но даже моих знаний хватило, чтобы сердце в пятки ушло. Эту нечисть делают чародеи из чего угодно, хоть из кикиморы, хоть из самого черта. После затейливых заклинаний появляется опасная тварь, готовая переплыть моря-океаны, пройти дремучие леса, перелезть самые крутые скалы лишь бы выполнить приказ хозяина.

— Малуша, это из-за книги, да? — голос задрожал, сделалось жутко.

— Пока не знаю, Василиса. Сейчас Глухомань вверх дном перевернем с Яром, сыщем в чем тут дело. С тобой пока Соловей побудет, он парень хороший, ты его не обижай, — ведьма даже сейчас умудрялась добро улыбаться.

Разлеживаться нельзя. Любая хворь в самую душу заползет, коли в постели киснуть. Прошлась по избе, за одно взялась, за другое — дела не спорились. Подкинула дров в печь и присела у окошка.

Прав Немир — лютые морозы пришли в село. Туман стоял — дальше собственного двора не видать ничего. На сердце камень, щека начинала ныть, отходя от чудесной мази. Ежели и впрямь за книгой охотника подослали? Тогда придется покинуть Глухомань, снова остаться бездомной. Всего пара дней, а я в избе словно год провела. Чую, мое это место, наше.

— Хозяйка, встречай гостя, — закрыв за собой дверь, широко улыбнулся высокий молодец. Стройный с раскосыми глазами парень снял шапку и тряхнул волосами. Гляньте, не сельский простачок. Ух, красотища! Волос струился до плеч, что черная конская грива. Так и замерла, дивясь на молодца. — Здоровенько, хозяюшка, — он вытянул шею и помахал мне пятерней. — Я не морок — настоящий Соловей-разбойник. Это в моей избе ты пол кровью устряпала.

— Ой, проходи, не стой! — засуетилась, подскочив с лавки у окна. — Ты прости за пол. Хочешь, помогу отмыть?

— Смешная какая, — губы разбойника разошлись в очаровательной улыбке. — Лучше накорми — я с дороги  голодный, что волк.

Позабыв о ноющей ране, принялась готовить для гостя. Заодно и Малушу с Яркой накормлю. На улице начинало темнеть, вечер совсем близко, а у нас и маковой росинки с утра во рту не было. Хороша хозяйка, ничего не скажешь.

Сотворив гору пирогов, взялась за жаркое из зайца. Соловей поднял брови и заворожено вертел головой вслед колдовству.

— Да-а-а, — одобрительно закивал разбойник, — многое повидал, но чтобы тесто в корыте само мялось, а вишня из воздуха бралась…

— Домовая ворожба — она такая, — с гордостью вздернула нос и хлопнула в ладоши. На стол шлепнулась разделанная заячья тушка и миска с травами. — А ты, значит, разбойник? — взялась за зайчатину. — Малуша говорила, нет в Глухомани преступников.

— Папка мой хорошо куролесил, а я так — ерунда. Свистеть даже не умею.

— А кто у тебя папка?

— Соловей-разбойник.

— Ты — Соловей, он — Соловей… оба разбойники?

— Догадливая, — парень уперся ладонью в колено. — Басурманских кровей мой отец, а матушка Рускальская. Папу и не знал, только в сказках о нем читал. Говорят, помер, а я вот — кровь родная, похожей дорожкой пошел, но с совестью.

— Грабишь и прощения просишь? — хохотнула я.

— Матушка моя попала в немилость к Гороху за отсутствие грамоты. С Ягой знаком был, она маму в Глухомани и спрятала. Прошлой весной не стало матушки, а дом остался. Теперь здесь живу… как живу — бываю частенько. В основном, разбойничаю по трактам. Награбленное в Глухомань привожу. Тяжело тут людям — все своим трудом, ничего не купишь на ярмарке.

— И в этот раз привез?

— Привез, конечно. Только Малуша сказала, теперь мне или здесь отсиживаться, или носа в село не казать. Не знаешь, чего стряслось?

— Знать-то знаю, — вздохнула, понимая из-за чего все, — но сказать не могу.

На столе исходило паром жаркое из кролика, но гость к мясу решил не притрагиваться. Напал на пироги с вишней и не успокоился, пока миска не опустела наполовину. Попросив кружку парного молока, Соловей довольно погладил живот и облокотился на стену.

— Уважила хозяйка, так вкусно давно не ел. Пирожки словно матушка моя лепила.