Гарри Поттер и новая семья. Последний курс (СИ) - "DVolk67" - Страница 71

Они все его предали. Все до единого. Петтигрю, которому он подарил руку, Бэгмен, которого приблизил к себе и выделил перед всеми, Малфои, Паркинсоны, Диггори... Все, к кому он был так милостив, кого простил за прошлое предательство, и даже те, кого он спас из Азкабана — все отреклись от него!

Они все умрут.

Лорд Волдеморт больше не совершит ошибку и не проявит излишнее милосердие к своим слугам. Как только он возродится вновь, он покарает их. Предатели будут умирать медленно и мучительно, темные метки погрузят их сознание в океан боли, их тела заживо сгниют и будут пожраны червями... Иногда он будет ослаблять боль, заставляя предателей думать, что они прощены, и тем больше будет их отчаяние, когда ложная надежда рассеется...

Лорд Волдеморт уже во всех деталях продумал план мести, для воплощения которого ему оставалось лишь одно: снова обрести материальное тело. С этим, правда, пока были проблемы, но он не сомневался, что рано или поздно к его убежищу подойдет очередной искатель силы, вроде Квиррелла, достаточно глупый для того, чтобы помочь возродиться Темному Лорду.

Волдеморт пообещал себе, что проявит к своему освободителю милость: он не даст ему шанса стать предателем и дарует быструю и безболезненную смерть сразу, как только сможет без него обойтись.

Конечно, до того, как освободитель появится, пройдет некоторое время, но оно Волдеморта не волновало. Он ведь бессмертен. Пусть дневник исчез из-за растяпы Люциуса, пусть Нагайна погибла в Министерстве (а она, очевидно, погибла, раз до сих пор к нему не вернулась), но еще четыре крестража целы и надежно спрятаны. Их никогда не найдут — уж если Дамблдор не отыскал у себя под носом диадему, то до кольца, медальона и чаши он и подавно не доберется.

Единственное, что немного беспокоило Лорда Волдеморта в последнее время — это его сократившиеся возможности. Раньше он мог покидать это место, но, вернувшись в последний раз, выяснил, что теперь его дух прочно привязан к тому месту, где когда-то, много лет назад, Волдеморт окончательно прервал существование своего истинного отца, Герпия Гениального, уничтожив его крестраж. Какое-то время он еще мог покидать пределы гробницы, вселяясь в змей и прочую мелкую живность, но с некоторых пор животные почему-то перестали наведываться в его убежище...

Сказались ли на нем несколько перерождений, или это были козни Дамблдора — Волдеморт не знал, но это, в конце концов, было сущей мелочью. Рано или поздно его гробницу найдут, и он снова освободится.

Лорд Волдеморт терпеливо ждал своего часа.

1) Если бы темномагические артефакты можно было хранить в сейфах, то в каноне в начале второй книги Малфою не пришлось бы перед обыском продавать свою коллекцию Горбину и Бёрку.

========== Эпилог. Еще одно великолепное приключение ==========

31 октября 21... года

Вообще, для того, что задумал Гарри, подошел бы любой день года. Но в том, чтобы завершить начатое именно в Хэллоуин, был определенный символизм, а командор Олсен в последние годы своей жизни стал придавать таким вещам большое значение. Возможно, зря.

Гарри отложил перо, перечитал текст, сложил лист пергамента пополам и вложил его в конверт. Имя адресата было уже написано, марка не требовалась — все, кому предназначались эти письма, жили неподалеку. Гарри запечатал конверт сургучом, положил его сверху на стопку других таких же конвертов и с некоторым усилием откатил свою коляску от письменного стола.

Строго говоря, пользоваться коляской было не обязательно — люди давным-давно придумали очень удобные летающие кресла, а в последние годы в моду вошли экзоскелеты на телепатическом управлении. Но Гарри оставался верен традициям. Как ни крути, но когда тебе почти двести лет, менять устоявшиеся привычки довольно трудно.

Подъехав к сейфу, Гарри открыл дверцу, достал заранее заготовленный пакет и бросил его к себе на колени. Палочка, камень и мантия — атрибуты «повелителя смерти». Ирония судьбы, которую вряд ли кто-то мог по-настоящему оценить.

«Разве что Луна? — Гарри на секунду задумался. — Да, пожалуй, она нашла бы это забавным».

Мысль о Луне напомнила ему о том, что он попрощался только с живыми, но не с мертвыми.

Гарри подкатил коляску к стене с фотографиями. В этом он тоже был старомоден — никаких «живых» стен, меняющих цвет под настроение хозяина, никаких проекторов и экранов, только старые добрые фотографии.

Все, кого он любил, были здесь, вечно молодые и веселые, вечно живые на фотографиях и вечно живые в его памяти. Вот Лили и Джеймс Поттеры, танцующие на ковре из желтых листьев. Рядом — Эрик и Линда Олсены, единственная неподвижная фотография на этой стене. У Гарри в альбомах, конечно, хранилось множество других снимков, но здесь он предпочел видеть именно этот, сделанный еще до его рождения. Эрик стоял на нем позади жены, положив руки на ее живот, и Гарри было приятно думать, что крошечная Элин внутри маминого живота в этот момент тоже смотрит на него.

А вот и сама Элин. С Гермионой, разумеется — Гарри не мог и подумать о том, чтобы разделить эту парочку даже на фотографии. Здесь они были совсем еще молодыми — Элин в своей профессорской мантии и шапочке разбегалась и со смехом прыгала на спину только что окончившей Хогвартс лучшей ученице Гермионе Грейнджер. Та падала на траву, изворачивалась и целовала Элин, затем девушки поднимались на ноги и начинали кружиться в каком-то невообразимом танце.

Гарри не выдержал и помахал им рукой. Элин и Гермиона, на секунду оторвавшись друг от друга, обернулись к нему и помахали в ответ. Гарри некоторое время смотрел на девушек, стараясь запомнить их именно такими — пьяными от своей любви, стоящими в самом начале пути, по которому они много лет будут идти рука об руку до самого конца.

Вскоре после окончания школы Гермиона поступила на службу в Министерство магии. Она пыталась добиться улучшения условий для волшебных рас, но потерпела сокрушительное поражение — не столько потому, что волшебники противились ее инициативам (хотя и из-за этого тоже), сколько потому, что сами волшебные расы далеко не всегда изъявляли желание что-то менять. Точнее, они были не против того, чтобы получить от волшебников дополнительные права, но совершенно не испытывали энтузиазма по поводу сопровождающих эти самые права обязанностей. Кентавры страстно желали расширить свои охотничьи угодья, но отказывались признавать Статут о сохранении редких видов. Русалки и тритоны были рады получить право жить в любом водоеме, но искренне не понимали, почему они при этом должны соблюдать интересы людей, живущих на берегу. Ну а гоблины, как оказалось, при всем своем стремлении получить волшебные палочки совершенно не были заинтересованы в том, чтобы отменить ограничивающий это право договор 1802 года, давший им монополию на банковскую деятельность.

Разочарованная Гермиона в конце концов плюнула на свой проект создать общество всеобщего равенства и ушла в ДМП на должность простого аналитика. Спустя десять лет чиновники взвыли — «эта проклятая Грейнджер» одну за другой обнаруживала и закрывала щели, через которые в кое-чьи карманы утекали тонкие (и не очень) ручейки бюджетных денег. Потом взвыл бизнес, которому закрыли возможность покупать нужных людей и нужные решения. Потом взвыла знать, которая стараниями грязнокровки Грейнджер окончательно лишилась старых привилегий...

Ее пытались подкупить, ее пытались очернить и даже арестовать, ей пытались угрожать. Одна особо умная компания даже попыталась нанять киллеров — плохая идея, поскольку Гермиона не просто так была когда-то лучшей ученицей Хогвартса, а профессор Олсен и в самом деле ухитрилась вмонтировать в свой протез боевой бластер, от луча которого не защищало никакое Протего.

Ненавидимая элитой и боготворимая простыми волшебниками Гермиона на волне коррупционных разоблачений решилась баллотироваться в министры магии и потерпела полный провал. Таких грязных выборов в истории Британии не было никогда прежде и, видимо, не будет. Слишком многим Гермиона наступила на хвост, слишком многие ненавидели ее магловское происхождение, слишком многих раздражал даже тот факт, что она совершенно открыто жила с Элин. Самой Элин тоже досталось (видимо, за компанию), и хотя та лишь смеялась и говорила, что ей все равно, но именно тогда Гарри заметил в светлых волосах сестры первые проблески серебра.