Спасти диплом, угнать дракона - Мамаева Надежда - Страница 41

Всего на миг. И тут же отстранилась, плутовски улыбаясь.

— Но быть всегда добропорядочной скучно.

— Знаешь, сейчас я готов помочь тебе выкрасть что угодно, хоть центральный алмаз из короны владыки альвов, — хрипло выдохнул Вир, окинув меня неожиданно горячим и голодным взглядом.

— Тебе не нужно ничего красть, — категорично заявила я. Не хватало еще, чтобы Вир узнал, о какой именно «безделице» идет речь. Все же булавка на приворот хоть и не дурманящий порошок звездной пыли, но тоже вещь незаконная. — Просто, может, у тебя есть идеи, как выкрасть одну мелочь, которая принадлежит подруге, но тот гад ее забрал.

— И что там за вещь, ты мне, конечно, не скажешь? — Вир был на удивление догадливым.

— Это не моя тайна.

— Хорошо. Ты знаешь точно, где лежит та вещь?

— У него. Вряд ли он будет носить ее с собой постоянно, — предположила я. Все же булавку с приворотом не стоит держать все время рядом с собой.

— Знаешь, будет проще, если я попытаюсь… — начал Вир.

Я вновь возразила. Мы слегка поспорили, но потом все же смогли не только договориться, но и придумать план. Вир обещал помочь с каскадной матрицей невидимости — заклинанием, которое считалось весьма сложным даже для магистров. Да и требовало оно силы уровня «поток» или же демоновой кучи накопителей. Зато с ним я спокойно смогла бы войти в мужское общежитие так, что ни одна охранка меня бы не заметила. На мой вопрос, откуда Вир так хорошо знает это заклинание, альв лишь усмехнулся и заявил, что потратил на него несколько месяцев. А все для того, чтобы удрать из Эллийской цитадели в пятнадцать лет.

Я вспомнила, как Вир обмолвился, что ему пришлось отстаивать свое право на выбор. Его отец мечтал, чтобы сын продолжил династию, а Вир поступил на алхимика. И судя по тому, что он в пятнадцать сбежал из цитадели, девизом которой было «из наших стен выходят воины, которых не остановит даже смерть» (догадываюсь, какие методы воспитания там были в чести при таком-то девизе), с отцом у альва был долгий и изнурительный бой за свою судьбу.

Я хотела спросить Вира о многом. Но не успела. Он встал из-за стола, сказав, что ему нужно кое-что уточнить по заклинанию. А потом его взгляд упал на салат. Альв тут же попытался выкинуть забракованное им же блюдо, но я не позволила. После кулинарных шедевров Тай салат Вира был весьма недурен.

— Оставь. Поверь мне, в нашей семье пробовали и не такое.

— Ты утешила, — хмыкнул он.

— Конечно. — Я согласно кивнула. — Самое неизгладимое гастрономическое впечатление на меня произвели не супы кузины, а профитроли из ресторана «Золотой феникс».

— Это как? — заинтересовался Вир.

— Моррис как-то принес профитроли для нас с Тай (мы тогда были совсем мелкими), чтобы порадовать. Захватил их с одной из выставок, завернув в салфетку. Сказал, что профитроли — кулинарный шедевр и самое модное лакомство того сезона в столице. Так вот, представляешь мое разочарование, когда вместо взбитого крема в этих профитролях я обнаружила икру в меду.

— Высокая кухня вообще может сильно разочаровать, — пытаясь сохранить серьезное выражение лица, заверил альв.

Забегая вперед: всю глубину разочарования Вира я постигла поздним вечером, когда, выкидывая мусор с совка, заметила в ведре чек из ресторана. Того самого «Золотого феникса»: листок был с фирменной печатью заведения. И значился в нем салат «морское искушение» аж десять форинтов за четыре фунта. Я фыркнула, припомнив фразу «я приготовил салат». Гордый Вир не захотел ударить лицом в грязь. Я покачала головой. Дядя поступал иногда точно так же, особенно когда ухаживал за очередной своей музой. Все-таки в некоторых вещах мужчины всегда остаются мальчишками.

Ну а пока мы разошлись. Я поднялась к себе в комнату, чтобы готовиться к очередной авантюре под кодовым названием «Укради у Варлока». А потом засела за задания. Проголодалась, спустилась на кухню, где умудрилась разбить чашку. Демон, разрыв-трава, оказывается, все еще оставалась в заварнике! Аккуратно вылив ее за окно, я сполоснула чайник, поклявшись впредь смотреть, что сыплю. Иначе посуды не напасешься.

Соорудив бутерброд, я с удовольствием съела его, запивая свежезаваренным ромашковым чаем. Налив еще чашечку, поднялась с нею на второй этаж и постучала в комнату Вира. Ни звука. Ушел, что ли? Прислушалась. Из-за створки раздавалось мерное сопение. Неужели опять спит? Обещал же с заклинанием уточнить.

Я не удержалась и прильнула к замочной скважине. Дрых. Действительно дрых без задних ног. Сонно что-то бормотал, а потом и вовсе перевернулся на бок. Ну надо же! Может, он заболел? Восемь вечера же еще… Хотя, может, мне просто в подселенцы достался засоня?

Я вернулась к себе. По крышам опять зашуршал дождь. Осень — время печали и долгих, затяжных слез неба. Спать не хотелось, хотелось взгрустнуть.

Подоконник, плед, чашка ромашкового чая…

В итоге на узкий подоконник я не поместилась, запуталась в пледе, свалилась, облилась чаем и поняла: не умею я страдать. Вот совсем! Во всяком случае, по всем правилам.

Я вздохнула и потянулась за папкой без подписи, что стояла на верхней полке, аккуратно завязанная. Там, в ее недрах лежали уже слегка пожелтевшие листы. На них, как детали пазла, хранились фрагменты формул. Части маминого исследования. То, что я запомнила. Не заметила, как руки сами начали приставлять их друг к другу. Но головоломка не складывалась. В который раз.

Все, что удалось мне понять: формула как-то связана с преобразованием крови. Точнее — со стимулированием чего-то. Вот только чего именно?

Промучившись до полуночи, я плюнула и, собрав листы обратно в папку, легла спать. И снова провалилась в свой кошмар. Но первый раз за все время он был с продолжением.

Вновь были улица, холодный вязкий туман и страх. Я, десятилетняя, плакала без слез от отчаяния и боли. Переживала все сызнова, бежала по улицам, ведомая заклинанием. И вдруг врезалась в стену. Твердую, теплую… живую.

— Нари! Нари! Очнись! Ну же… — Голос знакомый, до боли знакомый.

Неужели он будет преследовать меня и во снах?

Варлок. На темной мостовой был он. Тот, кого там быть не могло. Никак. Совершенно. Впервые мой самый страшный сон потерял свою реалистичность. Или просто альв в моем сознании стал истинным демоном, место которому в кошмарах?

— Тише, тише! — Он обнял меня, крепко прижав к себе. И вот странность. Я была уже не маленькой девочкой: миг назад я смотрела на Варлока, задрав голову, и вот моя голова легла ему на плечо.

— Тише, тише… — Теплое дыхание щекотало ухо. И я поняла, что уже не сплю, а лежу в своей постели и меня кто-то крепко обнимает.

Попыталась оттолкнуть и услышала:

— Нари, это я, Вир. Все хорошо. Это просто сон.

Сглотнула. Меня еще все трясло. По спине бежал холодный пот.

— Посмотри на меня, — потребовал Вир, беря мое лицо в ладони.

Я не могла не подчиниться.

— Позволь мне увидеть, что тебе снилось. — Он хотел прислониться своим лбом к моему, как делают обычно телепаты, чтобы проникнуть в сознание.

— Нет! — выкрикнула я, вжимаясь в стену.

Страх кошмара отступил. Его место занял другой: я боялась, что альв может узнать тайну моего прошлого. Между тем Вир начал спрашивать, как часто мне снятся подобные кошмары, а узнав, что один и тот же сон повторяется на протяжении многих лет с заядлой периодичностью, потрясенно спросил:

— Ты не пробовала обращаться к целителям?

— В детстве дядя как-то сводил меня к одному. Но когда мозгоправ попробовал считать меня, то затрясся в припадке. А лишь только пришел в себя, сказал, что мои слишком сильные эмоции, связанные со сном, мешают ему хоть что-то увидеть. И его экраны почему-то не срабатывают. Лишь утешил меня и дядю тем, что со временем это должно пройти, потому что связано с детской впечатлительностью и психологической травмой от потери родителей.

Я говорила, чувствуя, что замерзаю. Прям дико, до дрожи и мурашек по коже. Непроизвольно натянула одеяло до подбородка и только тут поняла, что окно настежь открыто. Зато входная дверь — наоборот.