Крутой сюжет 1995, № 4 - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 15

Большую часть свободного времени Лена проводила у экрана телевизора. Купила дешевенький корейский видеоплейер и стала постоянным клиентом пункта проката кассет, арендовавшего уголок магазина, где сама работала продавцом. Вернувшись с работы, спешила погрузиться в мир иллюзий, созданный голливудскими волшебниками, предпочитая душещипательные мелодрамы со счастливым концом и очаровательные комедии типа «Крошки Сью». За стенами квартиры мельтешила беспросветная суета большого города, вознамерившегося из провинциального центра в одночасье стать европейской столицей, но, стараниями не шибко мудрых правителей, превращенного в какой-то ярмарочный балаган, театр марионеток, задерганных веревочками нужды, страха и мелких интриг; города, напоминавшего человека, на лице которого прочно укрепилась печать растерянности и безысходности, позабывшего, как надо улыбаться, и, даже в редкие минуты радости, раздвигающего губы в настороженном зверином оскале. А на двадцатидюймовом экране царила иная жизнь. В нее-то Лена и убегала, уютно свернувшись в уголке дивана и наслаждаясь яркими красками, естественной игрой красивых обаятельных актеров, легко разрешавших самые сложные из многочисленных проблем, выдуманных талантливыми сценаристами…

Сегодня Лена решила провести вечер в обществе «Бетховена» — четырехлапого героя одноименной очень доброй комедии. Но едва на экране возникла хитрющая морда гигантского сенбернара — любимца идеальной американской семьи, в прихожей раздался настойчивый дребезжащий звонок. Лена запахнула халат и, приглушив звук телевизора, подошла к двери. В «глазке» радостно оскалилась физиономия Мишки, иногда навещавшего бывшую половину в надежде перехватить деньжат. Впрочем, наведывался он нечасто и долги всегда возвращал, но сюда, на Калиновского, никогда не заглядывал, находил Лену на работе. Тащиться через весь город его могло вынудить лишь что-то невероятное, и заинтригованная Лена поспешила отворить дверь.

— Принимай дорогих гостей, — Мишка ткнул ей в руки бутылку французского шампанского и вывернул из-за спины огромный букет роз. — Это вам, мадам, от вашего старого поклонника.

За Мишкиной спиной возникла фигура сконфуженно улыбавшегося Бэбика, с которым Лена познакомилась еще на собственной свадьбе. Но самое удивительное заключалось в том, что Бэбик — по мнению всех знакомых, убежденный трезвенник — едва держался на ногах. Однако охапку фирменных бутылок с яркими этикетками прижимал к груди достаточно крепко.

— Эдик? — Лена широко распахнула глаза. — Ну, Мишка, ты даешь! Зачем ты его напоил?

— С кем поведешься — с тем и наберешься. Девятнадцатый закон Кир-Буха… — Мишка подтолкнул Бэбика вперед и прикрыл входную дверь. — Понимаешь, у него оказывается сегодня день рождения. Ну, мы и вспрыснули юбилейную дату, тридцатник все-таки. Эдик о тебе вспомнил, давай, говорит, и к Ленке заедем. Посмотрим, как она горе мыкает. Вот мы и нагрянули, извини, без приглашения. Согласно восьмого закона Кир-Буха… Незваный гость с бутылкой лучше татарина, тем более, что от татар бутылки не дождешься. Им Коран пить не велит. — В действительности все выглядело несколько иначе. Когда первая волна алкоголя схлынула и проснувшиеся под кухонным столом собутыльники оклемались, Бэбик попытался выставить искусителя Мишку за дверь. Но чудом уцелевшая бутылка «Смирновской» мигом излечила хозяина квартиры от синдрома негостеприимства, последователь великого теоретика Кир-Буха сгонял за подогревом, и уже через час Бэбик, слезно и сопливо расчувствовавшись, поведал о своей давней и глубокой любви. Оказалось, бывшая Мишкина жена с первой минуты знакомства пробудила в нем неслыханное чувство, сохранившееся доныне. Все эти годы Бэбик тайно страдал, мечтал о Лене и не смел даже заикнуться об этом кому бы то ни было. Переопохмелившись, он начал читать Мишке нотацию по поводу безобразного отношения того к святой женщине, каковой Лена ему представлялась, разрыдался, проклиная собственную слабохарактерность и закомплексованность, и Мишка, в конце концов, проникся к спонсору состраданием. Тут, правда, примешался и практический интерес, появился законный повод раскрутить Бэбика на дополнительные субсидии. Пообещав в лепешку разбиться, но составить другу протекцию в любви, он нарисовал страшную картину безысходного и унылого существования бывшей супруги без мужской ласки и праздников, сочинил легенду для Бэбика — день рождения, отличный повод! — вскрыл «именинника» на сто баксов и теперь довольно взирал на выставленную вдоль подоконника батарею высококачественных напитков. Скромно икавший на диване Бэбик любовался суетившейся с закусками девушкой своей мечты, а Лена… Лена визиту лихих гостей почему-то даже обрадовалась. Когда-то ей нравилось точно также суетиться, принимая очередных Мишиных друзей, которых тот таскал в гости днем и ночью, нравились кухонные посиделки с гитарой, бесконечные умные и пьяные рассуждения о смысле жизни. Потом это надоело, но с недавних пор Лена начала испытывать ностальгию по тем безалаберным временам, канувшим в Лету, казалось бы, безвозвратно. И на Мишку не сердилась, а посматривала в его сторону с благодарностью, ошибочно полагая, что все это затеяно только ради нее.

К полуночи снегопад прекратился, слегка подморозило, и опустевшие городские улицы живо напомнили Сашке давнюю новогоднюю ночь. Когда-то, тысячу лет назад, он точно также поднимался безлюдным проспектом от цирка к Центральной площади, снежок мирно поскрипывал под ногами, в душе смешались возбуждение и горечь несостоявшегося праздника и хотелось только одного — зашиться в теплый уютный уголок маленького кабачка и нарезаться до невменяемого состояния.

Тогда его обманула любимая девчонка, теперь обманывала жизнь. Хотя Зуб давно убедился, что мечты и реальность вещи не всегда совместимые. Сколько раз представлял он этот вот первый вечер на свободе, но издалека вечерняя прогулка по родному городу казалась удивительным праздником, океаном положительных эмоций, на деле же все выглядело просто и обыденно. Ледяной ветер в лицо, суровая чернота беззвездного неба над головой и жавшиеся к стенам угрюмых домов такие же угрюмые запоздалые прохожие.

Сашка начал сожалеть, что не сумел убедить Сэта составить компанию. Вдвоем шагать неизвестно куда все-таки веселее. Но Сергей от предложения посетить какое-нибудь развеселое место отказался, Афганистан вообще здорово его изменил, впридачу, оставаясь на свободе, он давно уже не находил в сутолоке кабаков ничего хорошего, и Зубу пришлось пуститься в путь одному. Поэтому возвращаться к Сергею не хотелось — перед уходом Сашка закатил другу целую обвинительную речь, упирая на слишком уж раннюю усталость от жизни и душевную старость, и потом, он надеялся отыскать-таки какой-нибудь оазис веселья, существующий даже в городе мертвых, на который Минск почему-то начал сильно смахивать.

Перебравшись подземным переходом через проспект, Сашка миновал ярко освещенные витрины ГУМа и вспомнил, что где-то рядом должен находиться маленький подвальный ресторанчик. Об этом бандитском гнезде, замаскированном под вполне приличное заведение, ему прожужжал все уши знакомый домушник, оставивший за стойкой тамошнего бара львиную долю денег, вырученных от реализации наворованного по минским квартирам барахла. Серые ступеньки круто сбегали к массивной дубовой двери, украшенной изящно выполненной надписью «Добро пожаловать». Однако добром здесь встречали не всех; на пороге возвышался здоровенный вышибала. Из-за его широкой спины доносился ровный ресторанный гул и тихая красивая мелодия.

— Мест нет, — внимательно оглядев обогнавшую Зуба парочку молоденьких студентов, прогудел вышибала и хотел было прикрыть зверь, но Сашка успел упереть в косяк ногу: — И для меня?

Определить, где человек заполучил бледно-серую окраску лица, волчий огонек в глазах и матерую седину криво постриженных волос, для вратаря труда не составило.

— Давно откинулся? — он посторонился, пропуская Зуба в теплый маленький холл, — нет мест, говорю! — мощная лапа в синих наколках перекрыла путь сунувшейся за Сашкой парочке. Ну, не понимают по-русски! — Однако студенты по-русски понимали. Вырвавшиеся следом из уст вышибалы матюги заставили их мгновенно испариться.