Повесть о Ферме-На-Холме - Алберт Сюзан Уиттиг - Страница 11

— Что ж, — заметила Димити, — это должно обрадовать мистера Робертса. Он сетовал на необходимость доказывать свои права наследования при отсутствии завещания.

— Я совсем не убежден, что завещание его обрадует, — довольно бесцеремонно откликнулся Майлс. — Судя по словам Хилиса, мисс Толливер вовсе не жаловала племянника. Не исключаю, что она могла оставить дом кому-нибудь другому. Хилис, разумеется, не стал излагать мне подробности, — заметил Майлс, нацепляя на вилку очередной ломтик бекона. — Это, как ты понимаешь, было бы недопустимо для его профессии.

— Понимаю, понимаю, — сказала Димити и умолкла, расстроенная мыслью, что от настырного мистера Робертса, лишенного уже плывшего к нему в руки наследства, можно ожидать всяческих неприятностей. Она поднесла к губам чашку. — У мисс Толливер была молодая приятельница Сара, фамилию я не запомнила. Люси Скид о ней говорила. Сара живет в Манчестере и время от времени шлет мисс Толливер небольшие подарки. В последний раз такая посылка пришла буквально накануне ее смерти — там, как сказала Люси, были миндальные кексы.

— Люси повсюду сует свой нос и разносит сплетни, — сказал Майлс и вновь сосредоточился на яйцах. — Какие у тебя планы на утро?

— Собираюсь пойти в школу — отдать деньги, собранные для ремонта крыши. Целых два фунта, совсем не плохо. Мисс Краббе, конечно, обрадуется. Берта Стаббс говорит, что мисс Краббе просто в отчаянии из-за прохудившейся крыши — одна дыра там прямо над ее столом.

— Мисс Краббе, — заметил Майлс, — в последнее время постоянно пребывает в состоянии отчаяния. Не будь у нее дырявой крыши, она отыскала бы другую причину. — Майлс входил в состав окружного школьного совета, и дела сорейской школы не оставляли его равнодушным. — Впрочем, я поговорю с Джозефом, чтобы он срочно занялся крышей. Двух фунтов конечно же слишком мало, но это хоть сдвинет дело с мертвой точки.

После завтрака Димити посовещалась с Эльзой, кухаркой и экономкой в одном лице, относительно ужина. Поскольку сегодня был день, когда Гарри-рыбак привозил свежий улов, к ужину полагалась рыба.

— Попробуйте купить пеструшку, Эльза, — сказала Димити. — Ее можно будет приготовить с крыжовенным соусом. — Пеструшку, или ручьевую форель, любимую рыбу в этой местности, вылавливали в озере Уиндермир, а кусты крыжовника росли у Димити в саду вдоль изгороди. Заготовленных за лето и хранящихся в бутылях ягод хватало почти до весны. — А к сегодняшнему чаю, — добавила Димити, напомнив Эльзе, что к ним заглянут мисс Поттер и парочка других гостей, — к сегодняшнему чаю испеките-ка ваши чудесные пирожки с грушевым вареньем.

— И бисквитные пирожные, их любит викарий, — сказала Эльза. — Без бисквитных пирожных никак нельзя.

— И пирожные, — согласилась Димити.

Покончив с этим, она надела жакет, шляпку и перчатки и зашагала к школе, расположенной в полумиле от Береговой Башни, в Дальнем Сорее, намереваясь совместить этот визит с положенной ежеутренней разминкой. В школьном дворе дети под присмотром мисс Нэш играли в «трех жестянщиков»[4]. Мисс Краббе сидела за учительским столом в классной комнате, наклонив голову, так что седые волосы закрывали уши и щеки. По выражению ее лица можно было подумать, что директриса потеряла рассудок. Казалось, мисс Краббе что-то лихорадочно ищет. При появлении Димити она с треском задвинула ящик стола.

— Боюсь, я пришла не вовремя, — с усилием проговорила Димити. В присутствии мисс Краббе она всегда чувствовала себя нерадивой школьницей и у нее возникала мысль, что, если она вытянет перед собой руки, директриса возьмет линейку и звонко треснет Димити по пальцам.

— Да. — Мисс Краббе нахмурилась. — То есть нет. Разумеется, нет. Дело в том, что я… — Она закусила губу. — Куда-то запропастились мои очки. Только что они были здесь, и вот…

— Похоже, они там, на подоконнике, — сказала Димити с некоторой робостью.

Мисс Краббе поднялась со стула, схватила очки, надела их и обратила лицо к Димити.

— Ну, — заговорила она повелительным тоном, гордо подняв весьма протяженный нос. — Чем я могу быть полезной, мисс Вудкок?

Вновь почувствовав себя восьмилетней девочкой, Димити извлекла из сумочки конверт, в котором находились один золотой соверен, две монеты в полкроны, три флорина и девять шиллингов.

— Видите ли, я пришла по поводу фонда для ремонта крыши, — сказала она, словно извиняясь. — После похорон мисс Толливер Дамское общество Сорея смогло собрать два фунта. Этого, конечно, не хватит на новую крышу, но кое-какой ремонт сделать можно. — И она положила конверт на стол мисс Краббе.

Как это ни удивительно, но мисс Краббе улыбнулась.

— О, благодарю вас, — сказала она, стремительно хватая конверт. — Очень, очень рада, что нашлись деньги. Когда в последний раз шел дождь, лило прямо на мой стол и…

Димити не удалось услышать конец этой истории, поскольку дверь распахнулась и в класс, громко плача, вошел мальчик — тщедушный, с тонким милым личиком. Из носа мальчугана текла кровь. За ним стояла мисс Нэш.

— Джереми Кросфилд! — вскричала мисс Краббе. — Что это с тобой, скажи на милость? И прекрати хныкать сию же минуту! В одиннадцать лет так себя не ведут.

— Гарольд столкнул его с угольной кучи, — сказала мисс Нэш, полная сочувствия к ребенку. — У него ссадина на руке, довольно глубокая, а кровь из носа так и хлещет.

— В таком случае возьмите мокрое полотенце, вытрите кровь и заставьте его наконец замолчать, — распорядилась мисс Краббе. — А я разберусь с Гарольдом. — И она гордо направилась к двери класса, громко выкрикивая: — Гарольд! Гарольд, живо иди сюда! Сию же минуту!

Димити поспешно удалилась, чувствуя, что лучше уж оказаться несчастной жертвой с расквашенным носом, чем виновником происшествия, которому предстоит испытать на себе страшный гнев мисс Краббе.

Преподобный Сэмюэль Саккет, викарий церкви Св. Петра, не относился к тому типу людей, которые уделяют большое внимание окружающей их природе и иным проявлениям вещественного мира. Жизнь его прихода и судьбы его прихожан занимали Сэмюэля Саккета куда больше, чем простиравшийся вокруг него пейзаж. В это утро, к примеру, преподобный Саккет не замечал ни синего безоблачного неба, ни легкого южного ветерка, в изобилии срывавшего с деревьев золотистую листву, ни сладко-горьких ягод, что словно рубины рдели в живой изгороди. Святой отец был полностью поглощен размышлениями над пусть незначительной, но тем не менее весьма волнующей его проблемой приходской жизни.

Викарий возвращался с прогулки, опираясь на свою любимую палисандровую трость с рукоятью в форме змеи. Любой местный прихожанин легко узнавал своего священника — даже если на том и не было традиционного воротничка и черного облачения — по неизменной привычке ходить с резной тростью, каковых в его коллекции было предостаточно, и он менял их каждый день. Одна из таких тростей с рукоятью из рога сернобыка, украшенной тонкой резьбой, была подарена ему другом-миссионером в Кении. Она-то и подвигла ученика воскресной школы в благоговейном страхе спросить преподобного Саккета, уж не этим ли жезлом Аарон заставил расступиться воды Чермного моря, дабы сыны Израилевы смогли пройти по его дну[5]. Именно такой жезл оказался бы сейчас весьма кстати, чтобы осушить море приходских бед, которое неминуемо откроется перед Сэмюэлем Саккетом, если ему не удастся найти…

— Доброе утро, викарий, — приветствовал его звонкий голос. — Восхитительный день, вы не находите?

Вздрогнув от неожиданности, викарий очнулся от своих размышлений и обнаружил, что на небе сияет солнце, деревья оделись золотом, он стоит у поворота на Хоксхед, а перед ним — одна из его любимых прихожанок.

— Доброе утро, мисс Вудкок, — сказал викарий, приподнимая шляпу. — День и вправду хорош. Очень рад вас видеть.

К Димити Вудкок, которая всегда находила доброе слово, он испытывал особую приязнь. Димити и ее брат Майлс с охотой брали на себя множество мелких забот и поручений, без которых корабль приходской жизни не смог бы благополучно совершать свое плавание, минуя рифы и вопреки бурям, время от времени вносящим разлад в жизнь Сорея. В этот момент Димити и сообщила викарию о выполнении одного из таких добрых дел.