Варенье из звёзд (СИ) - Бабчинская Юлия - Страница 1

Я стояла по колено в воде, а красное ведёрко всё дальше уплывало от меня. «Держи ведро, Аля, держи ведро!» — кричала бабушка. У меня тряслись руки, губы дрожали, и я совсем не могла пошевелиться. Наконец, я обернулась и сквозь слёзы глянула на необъятную фигуру бабушки. «Не смотри на меня так, будто это я виновата», — с укоризной сказала она.

В тот момент я испытала страшное одиночество. Никому не было дела до моих чувств, ни бабушке, топавшей опухшими ногами по мутной воде, ни двухлетнему братишке, перебиравшему камешки, ни смеющейся детворе. И даже ведёрко уплыло от меня.

Но тогда мне открылось лицо моего главного врага. Бездействие, вот его имя. Будучи пяти лет от роду, я твёрдо решила, что объявляю ему войну. Так и повелось с тех пор. Родители, учителя и даже друзья стонали, как безумные коты, от моих детских приключений, я же отвечала им счастливой, умиротворённой улыбкой, ставя галочку напротив очередного пунктика. Задание выполнено, сэр!

Ну а теперь почётная роль тех самых котов достаётся коллегам и моему драгоценному мужу. Уж как они мирятся со мной, не знаю. Хотя отчего же? Не любить меня невозможно.

И вот сегодня воскресенье, выходной день, насыщенный домашними делами. Да, скучная рутина, она самая. Но именно в жемчужной серости рутины, покрытой пылью и перламутровым блеском, рождается жажда к неизведанному. Если честно, муж побаивается оставлять меня дома одну. Он-то знает, чем это может обернуться.

В тёплом сиянии кухонной люстры я обвожу взглядом роту кабачков, разбивших себе лагерь на столешнице. От них в этом году никакого отбоя. Уж не знаем, что с ними делать, но не выбрасывать же! Да и на грядке гнить не оставишь, вон какие красавцы уродились. Есть тут и зелёная молодежь, помельче, и несколько солидных мужичков, а вон тот — и вовсе генерал, с таким-то пузом. Поодаль собрались в кучку изящные цуккини в крапчатой тёмно-изумрудной форме.

Растерянно вздыхаю и развожу руками. Каких рецептов я только не перепробовала. На завтрак — кабачковые оладушки, на обед — тушёный аль жареный с чесночком, на ужин — рулетики. Да и по банкам уже расселились салатики с морковкой, хрустящие дольки и кабачки в томате — «тёщин язык», лакомство особое и пикантное.

На периферии зрения всплывает красный маячок — то самое ведёрко, пробудившее во мне стремление действовать, получать всё и сразу, здесь и сейчас. В этот момент я понимаю, что мои подопечные заслуживают самого экстраординарного решения. В моих силах подарить им кусочек красивой, волшебной жизни. А заодно и себе.

Взгляд мой падает на открытку, привезённую в прошлом году с Аномалки. Картинка заботливо прикреплена магнитом-смайликом к холодильнику. Оттуда на меня таращат свои жёлтые глазки прелестные фиалки с мерцающими полуночно-синими лепестками. «Звёзды Авалона» — гласит надпись внизу. То, что надо!

Хватаю мобильник и, сбрасывая с себя домашнюю одежду и перебираясь в универсальный, сверхпрочный костюм для путешествий, набираю номер Тонечки.

— Тонь, у меня тут такое дело, выручай, — говорю я, как только слышу протяжную «А», не давая ей перейти в ласковые «Л-Л» и закруглиться бесконечной «О». — Хочу варенье из кабачков приготовить, вот только ингредиент заморский нужен, понимаешь?

— Алечка, пчёлка моя, — с сонной хрипотцой отвечает Тоня, — ты же только на прошлой неделе туда-сюда слетала. Сама помнишь, чего мне это стоило. Может, повременим?

Но я уже перекидываю через плечо рюкзак и вешаю на пояс опаловый кинжал — подарок от любимого.

— Ну а Барсика вспомни, — намекаю я подруге. — Если б не я, сидел бы он и дальше в пещере и не знал бы о существовании такой замечательной женщины, как ты.

— Ох, мой Барсик просто чудо! — чуть ли не мурлычет Тонечка, а может, и сам Барсик. — Ладно, чёрт с тобой! Приходи за ключиками, я пока дома. Только пусть твой Михаил потом у моего порога не топчется и кулаками не машет. Я тут ни при чём, — категорично заявляет подруга.

Черкнув милому коротенькую записку «Скоро буду!» и оставив на ней след алых губ, я бегу к Тоне, нашей местной «привратнице». Живёт она в соседнем микрорайоне, в самом высоком доме, окружённом двухметровой бетонной стеной.

По серой поверхности здания во все стороны разбегаются трещины: кажется, дом вот-вот развалится. И такое вполне возможно — только не от износа, а бурлящей внутри энергии. Высоко, на самой крыше, нелепо торчат во все стороны антенны, транслируя в квартиры этого дома разноплановые каналы — притянутые буквально с разных планов бытия. Желаете новостей из Неверона — кушайте на здоровье: получите на завтрак малиновую революцию, столкновение полиции с синими дроздами и фирменную яичницу-шалунью. Решили понаблюдать за дикой природой? Тогда вам на Планету гигантов и букашек. Мамонты против комаров-интеллектуалов? Запросто!

Тренькает телефон, на экране всплывает чересчур довольная мордашка Женьки.

— Привет, братишка, — отвечаю я. — Ужасно тороплюсь, дела…

— Куда намылилась, Аланка? — в лоб спрашивает брат, и я слышу, как вопрос расслаивается, безмолвно перерастая в «А можно мне с тобой?»

— Догадайся! — фыркаю я, заходя в подъезд и поднимаясь на первый этаж.

Перед дверью Тонечки толпится народ — шёпот и шушуканье перемежаются с зевками и ленивым потягиванием, — а над ними, как жираф, возвышается мой Женька. Я нахально обхожу очередь, пробиваясь к брату, и больно щипаю его за ногу.

— А ты чего здесь забыл?

— Значит, Алане Сергеевне можно, а мне нельзя? — кривит он губы в ухмылке.

— Вот позвоню сейчас мамке, и договоришься мне, — строго отвечаю я, хотя брат всего на три года младше. Но, в отличие от меня, взрослой и разумной двадцатисемилетней девушки, он у нас ещё подросток.

— А я давай Мишке позвоню, — парирует негодник, ещё и подмигивая.

Что ж, его взяла. Дорвался наконец. Хотела ведь налегке смотаться, а багаж сам нарисовался.

Набираю сообщение Тонечке: «Открывай ворота!»

Тут же замок щёлкает, из-за двери доносится предупредительный рык, и народ опасливо отступает. Я же дёргаю вперёд, таща за собой брата-переростка. В прихожей терплю лобызания Барсика — соскучился, зверюга — и причитания изумлённого Женьки: «Настоящий! Снежный! Ба-а-арсик!»

— Сверх-настоящий, — появляется Тонечка в лиловом пеньюаре и на каблуках. — Самый нежный! Ба-а-арсенька! — В эту минуту и брат, и подруга похожи на двух околдованных детей. — Перевёртыш мой ненаглядный!

Подруга треплет своего «котёнка» за мохнатые щёки и прогоняет на кухню. Мне же вручает заветные ключики. Шлю Тоне воздушный поцелуй и устремляюсь к чёрному выходу. Сзади топает Женька.

— И что дальше? Я ведь только со слов знаю, а от тебя мало чего добьёшься!

— Иди и помалкивай, — шикаю я, открывая дверь длинным ключом с зазубринами.

Об Аномалке вслух предпочитают не говорить, не принято это как-то. Да и не слишком законно, хотя и закона, как такового нет.

Подходим к лифту. Вместо кнопки — прорезь для второго ключика. Золотого. Ну или позолоченного, не знаю. Когда кабина открывается, мы с Женькой заходим внутрь, брат скрючивается в три погибели, я и сама немного сутулюсь, утыкаясь взглядом в пол. Кнопок нет и здесь. Лифт трогается, уносясь то ли вверх, то ли вниз, сказать трудно. Женька тихонько читает рэп, а я разглядываю его кеды с ярко-жёлтыми шнурками.

— Так что у тебя за дела? — не выдержав, спрашивает брат. Любопытство — его главный недостаток. — Мир спасаешь или, может, ищешь ценный артефакт?

— Ага, — киваю я. — Что-то вроде того.

— Ну а если поточнее?

— Всё, отстань от меня! — кричу я, но в кабине мой голос снижается до шелеста. — Варенье я варю, ясно? Кабачковое! Только не хватает кое-чего.

Женька пучит глаза и давится со смеху, а я в отместку целюсь каблуком ему в ботинок.

Дверцы разъезжаются в стороны, и кабина выталкивает нас на тропинку, уходящую вниз по склону, где пестрят указатели: налево пойдёшь, направо пойдёшь и тому подобное. Я мысленно благодарю всех странников, которые не пожалели времени, чтобы оставить здесь эти таблички. Без них пришлось бы действовать наугад. Но теперь все путеводные нити расставлены, и я без проблем нахожу вдалеке нужный знак: «Авалон». Округлые буквы, расположившиеся на стрелке, мигают синими неоновыми лампочками.