Хорт – сын викинга - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 11

Несколько мгновений – и поляна опустела. Даже волчица благоразумно посчитала, что связаться с вооруженным человеком, притом в ее состоянии, себе дороже. Она поковыляла в заросли, где ее ждал волчонок – прибылой, – родившийся весной; он не принимал участия в опасной охоте. Там она и затаилась в ожидании развязки.

Морав промахнулся. Он целил точно в сердце, но незамеченная им древесная веточка слегка изменила траекторию полета стрелы, и широкое каленое лезвие наконечника вонзилось рядом с ним.

Волк даже не зарычал – взревел, как медведь. Он бросился на Морава с намерением растерзать юношу, тем более что ужалившая его стрела добавила ему ярости и совершенно лишила чувства самосохранения. Морав лишь мельком успел пожалеть, что оставил копье в зарослях. В полной уверенности, что волк смертельно ранен, он не успел наложить на тетиву вторую стрелу, и свирепый хищник одним потрясающим прыжком опрокинул его навзничь. Все, что юный охотник успел сделать, так это выхватить нож и, когда волк придавил Морава своим немалым весом к земле, всадить его в брюхо зверя.

И все равно волк пытался загрызть юношу. Одной рукой Морав продолжал взрезать брюхо хищника, а второй вцепился ему в нижнюю челюсть и не давал широко разверстой зубастой пасти вцепиться в свое горло. Эта борьба, как показалось юному охотнику, длилась вечность. Он напрягал последние силы, пытаясь сдержать натиск мускулистой громады. Но вот мышцы волка обмякли, из горла пошла кровь, и Морав наконец стряхнул с себя издыхающего хищника.

Тяжело дыша, юноша встал и немедленно схватил брошенный лук; он опасался нападения волчицы. Но она, похоже, решила удалиться, поняв, что ее защитник больше не сможет ей помочь. Волчица спасала детеныша.

Морав перевел взгляд на волка. Он добыл то, чего так страстно желал, но почему-то не испытывал большой радости. Всего лишь удовлетворение – не более того. Видимо, потому, что сильно устал.

Поверженный зверь смотрел на него каким-то странным взглядом. У него был удивительный, необычный для волка цвет глаз – серо-голубой. Волк уже не выглядел свирепым; он казался спокойным, хотя, наверное, и понимал, что доживает последние мгновения. Он смотрел на Морава, и его взгляд проникал в самые отдаленные закоулки души охотника.

Юноша, повинуясь какому-то безотчетному чувству, опустился на колени и, глядя прямо в глаза волка, начал творить древнюю молитву охотников. Ее почти никто знал, разве что старики, но Рогволд словно предчувствовал, что молитва может понадобиться юноше, и заставил ее выучить наизусть. А в конце молитвы Морав обратился к Велесу, своему покровителю:

– …Ты венец делу всему и жизням земным, Велесе! Пусть наполнится сердце мое радостью от сотворенного, ибо деяние мое с сердцем чистым и помыслами светлыми. Пусть проявятся дела мои плодами благостными и славой Роду моему! Благослови, Велесе, пусть будет так!

При последних словах искорка, тлеющая в глубине волчьих глаз, потухла, и они превратились в две голубоватые льдинки. Дух покинул тело зверя и отправился, как почему-то подумал Морав, к Одину…

– Добыл-таки… – проскрипела ведунья, потрогав волчью шкуру своей иссохшей заскорузлой рукой, похожей на лапу большой птицы; непонятно было, она довольна или сердится.

Огромная шкура была потрясающе красива. Волк только начал матереть и вошел в силу, к тому же у него уже закончилась линька, поэтому мех был высоким, густым и шелковистым на ощупь.

На этот раз Морава не стали вводить в храм Мокоши. Его отвели в длинный шалаш, вход в который изображал разверстую пасть Большого Змея. Это рукотворное «чудище» должно было его проглотить и через некоторое время извергнуть из своего желудка. Как объяснял Рогволд, этот обряд подразумевал смерть Морава, а затем его воскрешение уже новым человеком.

Продуктов юноше не дали, лишь оставили большой кувшин с водой. Морав должен был голодать три дня и три ночи, и только после этого обряд наречения новым именем мог быть завершен. Шалаш был весьма искусно сплетен и укрыт свежими еловыми ветками. В него не только капли дождя не проникали, но даже свет. «Пасть» Змея плотно закрыли, и потянулось томительно ожидание в полной темноте.

Голодать Мораву было не в диковинку; он мог прожить без еды месяц. Волхв учил его, как переносить длительное голодание, как выжить в зимнем лесу в одном рубище и без оружия, как обмануть врага, затаившись на дне реки с камышовой трубкой для дыхания, и как терпеть боль, даже самую невыносимую. Так что каких-то три дня для юноши были всего лишь отдыхом после многодневных блужданий по лесу. Едва в «чреве» Змея воцарилась темень, он упал на охапку сена, которая должна была служить ему постелью, и крепко уснул. И проспал почти трое суток, просыпаясь на короткое время только для того, чтобы попить воды и справить нужду в дальнем конце шалаша.

Свет, который хлынул в шалаш, разбудил юношу, и он сел, с недоумением протирая глаза. Ему казалось, что прошло всего два дня. Но за ним пришли, значит, приспел час, когда он должен покинуть «чрево» Великого Змея. Щурясь от лучей заходящего солнца, которые били ему прямо в глаза, Морав вышел наружу и очутился в окружении волхвов городища.

Он мало их знал, так как больше общался с Рогволдом. Волхвов в поселениях русов было много, притом разных по статусу: облакогонители, чаровники, кобники, ведуны, потворники, кощунники, баяны, жрецы, наузники, целители. Волхвы-облакогонители могли превращаться в волков, забираться на небо и гнать облака, которые приносили дожди, – как волк гонит овец; кобники прорицали судьбы человеческие, потворники помогали жрецам во время обрядов, кощунники были сказителями древних легенд – «кощун», баяны творили заклинания с помощью песен…

Помимо мужчин волхвованием занимались и женщины: ведьмы-ведуньи, чаровницы, обавницы, потворницы, наузницы, знахарки. Но главным и самым мудрым волхвом был Рогволд, который совмещал в себе множество колдовских способностей.

– Приветствуем тебя, заново рожденный! – строгим голосом сказал Рогволд.

Морав низко поклонился и застыл в некотором смущении. Волхвы, одетые в нарядные одежды, смотрели на него чересчур строго и, как ему показалось, почему-то с осуждением. Неужели он что-то сделал не так, как должно?

Но обряд продолжился. На плечи Морава накинули волчью шкуру (она уже была обработана и стала гораздо легче – жрицы очистили ее от мездры), и волхв-наузник опоясал юношу поясам, на котором были навязаны магические наузы – узлы. Пояс был оберегом и символом мужской силы и власти Хорта. Однако стричь Морава «под горшок», как это обычно делали со всеми юношами, получившими новое имя, не стали. Вместо этого наузник собрал длинные волосы юноши в пучок и связал их на макушке наузом – кожаной лентой с вытисненными на ней волшебными рунами. Теперь благодаря этому узлу все будут знать, что перед ними волкодлак.

Затем вперед выступил волхв-потворник, прислужник Велеса, и начал читать молитву богу – заступнику юноши:

– …Призываю в свидетели духов Огня, Воды, Воздуха и Земли, что отныне этот юный, возрожденный заново муж имеет право носить меч, присутствовать на собраниях воинов, ходить в походы и построить себе дом. Слава тебе, Велес!

– Слава тебе, Велес! – трижды повторили волхвы.

– Отныне и до века! – продолжил наузник.

– Отныне и до века! – торжественно провозгласили волхвы.

Волхв-наузник передал свой посох потворнику, забрал из рук старого волхва-ведуна, который был одного возраста с Рогволдом, братину с медом, и сказал:

– Приобщимся же и мы даров Велесовых! Примите от него мед и хлеб.

Сначала мед испил Рогволд, а затем и остальные волхвы. Последним приложился к братине Морав. Мед явно был многолетний выдержки – густой и крепкий. Затем наузник взял жертвенный хлеб, разломил его на кусочки и оделил всех присутствующих.

Морав облегченно вздохнул – церемония близится к завершению. Его нервы были напряжены до предела; от недолгой процедуры он устал больше, чем от многодневного блуждания по лесу.