В тени Большого камня (Роман) - Маркиш Давид Перецович - Страница 14

Принимая кусок, Лейла наклонилась и поцеловала Кудайназарову руку. Поцелуй пришелся выше кисти, в рукав.

— Ай, молодец! — тоскливо сказал Гульмамад. — Какая хорошая девушка!

Кудайназар хотел было что-то сказать Гульмамаду, переведя на него взгляд с Лейлы. Он даже руку к нему протянул, словно бы поймал вдруг важную, счастливую мысль, равно приятную для всех здесь, а прежде всего для Лейлы и Гульмамада, — но раздумал, промолчал.

Так и ели — молча, глядя на свои куски. Собирались уже разъезжаться, когда снизу, с тропы, прилетел протяжный, с переливами свист.

— Дозорный! — Кудайназар поднял голову, прислушался. — Погляди, Телеген!

— Сюда скачет, — сказал Телеген, выглянув в дверь.

Подскакав, дозорный таджик прокричал с порога:

— Люди! Отряд! Снизу идут!

— Сколько? — отталкивая таджика и выходя, спросил Кудайназар.

— Пятнадцать будет, — сказал таджик. — Точно не знаю.

— Почему костры не жгли?!

— Так снизу они! — снова отчаянно закричал дозорный таджик. — Оттуда, из Гарма!

— Все со мной! — крикнул Кудайназар уже из седла.

— Слыхал: все! — Абдильда подталкивал смирного Гульмамада к двери. — Нечего тебе тут сидеть… А ты, — он оборотился к Лейле, — жди, будь ты неладна. Серебро-то в мешок спрячь — отнимут…

Отряд подымался вдоль реки по каменной целине, кованые лошади скользили. В подступающих сумерках Кудайназар отчетливо видел цепочку всадников и пяток вьючных яков, шедших табунком.

— Абдильда со мной пойдет, — сказал Кудайназар, кладя карабин перед собой поперек седла. — Всем остальным — здесь быть, из арчатника не выезжать. Они не должны видеть, сколько вас… Смотри, Телеген, не стреляй, пока не скажу!

Кудайназар тронул повод и не спеша поехал с опушки навстречу отряду. Абдильда догнал его.

— Мои старые глаза ничего не видят в темноте, — заезжая сбоку, просительно сказал Абдильда. — Я могу потерять тебя из виду и поехать не в ту сторону… Возьми вместо меня Телегена, он буен и рвется в бой!

— Только барс видит в темноте, дорогой Абдильда, — рассудительно объяснил Кудайназар. — Телеген смел, как барс, но и он не разглядит ночью ушей собственного коня… Так что держись ко мне поближе и вместе мы, может быть, не заблудимся.

— Сколько их, этих разбойников? — упавшим голосом поинтересовался Абдильда. — Я даже не мог сосчитать…

— Шестнадцать, — сказал Кудайназар.

— Что ты будешь с ними делать? — спросил Абдильда.

— То же, что они со мной, — пробормотал Кудайназар. — Теперь помолчи, Абдильда. И спасибо тебе за плов.

Выехав на лысый пригорок, они остановились. Голова отряда была от них на расстоянии брошенного камня.

— Не ссорься с ними, — шепнул Абдильда, привставая на стременах. — Давай дадим им баранов, муки — и пусть идут куда хотят.

— Эй! — не слушая, крикнул Кудайназар. — Кто такие?

— Свои! — помешкав, ответили снизу. — Идем из Гуликанда.

— Двое подымайтесь сюда, — указал Кудайназар. — Четырнадцать пусть внизу ждут, или мои люди будут стрелять.

— Они всех нас перережут! — прошептал Абдильда. — Какие твои люди!

Кудайназар молча поднял плеть над головой Абдильды. Старик вжал голову в плечи, сгорбился и закрыл глаза, ожидая удара.

— Надо бить тебя, — прошипел Кудайназар, — а я не бью. Плохо делаю.

Под самым пригорком тяжело и коротко дышали лошади, осыпались мелкие камни.

— Где вы тут? — позвали снизу.

— Подымайтесь, — сказал Кудайназар и, сняв карабин с седла, сунул его прикладом под мышку.

Трое всадников въехали на пригорок и остановились. Первый в тройке, рябой усатый узбек лет пятидесяти, переводил взгляд с Кудайназара на Абдильду. За рябым, как бы приклеенный к нему, чернел круглоголовый бритый детина в тюбетейке, плечистый и широкогрудый. Высокая рыжая лошадь переступала ногами под тяжелым седоком.

— Я сказал — двое, — Кудайназар повел стволом в сторону третьего.

— Он подарки везет, — нашелся рябой. — Я — Суек-бай, это все мои люди… Тут кишлак должен быть — где он?

— Куда идешь? — не ответил Кудайназар.

— Говорю тебе — в кишлак! — чуть подъехал Суек-бай. Бритый детина двинулся за ним следом. — Завтра мы отдохнем, потом вырежем заставу в Кзыл-Су и уйдем в Бадахшан… Я принимаю тебя, парень, в мой отряд. Сколько у тебя, кстати, людей?

— Весь кишлак. Я — хан Кудайназар, и я тебя в свой отряд не беру. И в кишлак ты не войдешь — я тебя туда не звал.

Суек-бай подался назад, и тотчас в руках бритого детины сине блеснул винтовочный ствол.

— Слушай меня, Суек-бай, — не шевелясь в седле, сказал Кудайназар. — Я вижу, мы миром не разойдемся: у тебя свои дела, а у меня — свои. Ты ведь обратно в Гуликанд своей волей не пойдешь… Но если вы нас сейчас тронете пальцем, мои люди перебьют вас всех — мы вас заметили еще днем, я посадил людей вдоль реки и в арчатнике.

— В темноте не перебьете, — уверенно заметил Суек-бай. — А что тебе за дело, если я вырежу урусскую заставу?

— Ты их вырежешь и уйдешь, — сказал Кудайназар. — А потом придут другие урусы и сожгут мой кишлак.

— Иди ко мне в отряд, — повторил приглашение Суек-бай, — мне люди нужны. Из Кзыл-Су уйдем в Бадахшан.

— Я не бродяга и не узбек, — злобно щурясь, сказал Кудайназар. — У меня дом есть, я из него не уйду… Или проваливай обратно в Гуликанд, или давай так, если ты мужчина: будем драться. Ты меня убьешь — кишлак твой. А я тебя убью — твой отряд пускай уходит отсюда. Зачем нам наших людей переводить зря!

— Вот слова героя! — с надеждой в голосе произнес Абдильда. — Сам Аллах говорит его устами.

— Мой секретарь будет драться вместо меня, — отчеканил Суек-бай, — он больше годится для такого дела. А если ты его убьешь, — он, усмехнувшись, взглянул снизу вверх на бритого детину, — я сам уведу моих людей обратно в Гуликанд.

— Рубиновые слова! — оценил Абдильда предложение Суек-бая. — Хрустальные!

— Если по справедливости, то тогда мой секретарь должен драться с твоим секретарем, — взвесил Кудайназар и поглядел на Абдильду. Абдильда окаменел, и лошадь его как бы окаменела под ним. — А, Абдильда?

Старик молчал обреченно.

— Но мои люди сами знают дорогу в кишлак, — продолжал Кудайназар, — и мне их туда вести не надо: сами дойдут. Поэтому, Абдильда, разреши мне драться вместо тебя.

— Да, да, — прохрипело каменное изваяние и покачало головой.

Предстояло еще обсудить условия схватки, и делать это следовало с холодной головой: всякие условия таят в себе угрозу обмана.

Драться договорились по старинному обычаю, ножами. Местом боя выбрали участок кустарника, между пригорком и арчовыми зарослями: там никто не мог ни помочь, ни помешать дерущимся. Безоружного Абдильду решено было передать Суек-баю заложником — на тот случай, если кто-нибудь из людей Кудайназара, скрывающихся в арчатнике, вздумает вмешаться в поединок на стороне своего начальника и нарушить тем самым справедливое равновесие возможностей. Произойди это — Абдильда, по условиям договора, должен был быть убит на месте. Это условие не слишком тревожило заложника: двое таджиков были не в счет, Гульмамад тоже, и только один Телеген мог, пожалуй, сдуру полезть не в свое дело.

— Теперь зови своих людей, — сказал Кудайназар, договорившись о главном. — Пускай они с тобой здесь ждут. Расскажи им, что мы решили. А оружие свое пусть они сложат вот сюда, а рядом зажгут костер. К оружию мы поставим часовых — одного ты, одного я.

— Это еще зачем? — с подозрением спросил Суек-бай.

— А вот зачем, — объяснил Кудайназар. — Если я убью этого твоего, твои люди захотят отомстить, и ты с ними ничего не сделаешь. А мы договорились людей зря не губить… Если он меня убьет — вы разберете свое оружие, и Абдильда поведет вас в кишлак. Слышишь, Абдильда?

Заложник согласно кивнул головой.

— Ну, ладно, — согласился Суек-бай. — Пускай здесь стоят. Но только без костра! А то ты думаешь, я глупей тебя: при костре нас со всех сторон видно.