Дунай в огне. Прага зовет (Роман) - Сотников Иван Владимирович - Страница 49

— Она ждет, она зовет нас! — заключил Вилем.

А наутро все увидели чехословацкое войско на марше. Жаров стоял на перекрестке двух больших дорог и подтягивал свои растянувшиеся колонны. А мимо проходили мощные московские зисы, которыми советские заводы в изобилии снабдили чехословацкие части. На одной из машин солдаты проехали с развернутым знаменем. И Андрей успел на его полотнище прочитать знаменательные слова, с которыми чехословаки каждый день в бою: «Правда победит!» «Будем верны!». Затем мчались орудия и минометы. За ними гремели танки, грозные тридцатьчетверки, которые также состоят на вооружении и у чехословаков. Бойцы с интересом всматривались в имена прославленных машин: «Злата Прага»… «Лидице»… «Соколово»… «Яна Жижка»… Сколько их, дорогих сердцу имен! Над башней «Ян Жижки» реяло красное знамя киевлян, врученное экипажу танка жителями древнего славянского города. Это знамя было впервые развернуто на Дуклинском перевале — на границе родной земли.

А вскоре по другой дороге пошли советские колонны. И тоже были танки, и тоже с историческими именами: «Александр Суворов», «Михаил Кутузов», «Николай Гастелло»… «Паникако»… «Одесса»… «Москва»… «Сталинград»…

Вот она, история давних и близких лет! Воины-богатыри движут ее дорогами новых сражений. И полководцы минувших времен, постоявшие за мать-отчизну, и их потомки, уже теперь павшие смертью храбрых, и города-герои, послужившие Родине своим легендарным подвигом, — все они верные сыны большой бранной славы, всегда возвышенной и благородной!

Разведчики Якорева первыми выбрались на обледенелый гребень. Вытерев рукавом взмокший лоб, Максим обернулся. Круто проклятое нагорье. Очень круто. Высекая во льду зазубрины, бойцы Самохина карабкаются в трехстах метрах следом.

Передохнув, молча тронулись дальше. Крутизна временно спала, но снег по пояс. Он мягкий и рыхлый, легко проваливается до самой породы. Хуже льда! Потом и снег позади. Отвесная каменная стена искусно выложена из кристаллических сланцев. Скалу огибает узкий горизонтальный уступ, именуемый террасой. Здесь и летом редко ступает нога человека. Зимой — никогда! Внизу — глубокий провал, ощеренный острыми каменными зубьями. Бойцы, как альпинисты, обвязаны у пояса, и все прикреплены к веревке. Предосторожность не напрасна. В одном месте уступ сильно размыт горным потоком. Как всегда, все несчастья валятся на Зубца. Он шел последним на конце веревки и первым повис над пропастью. Максим, шедший рядом, едва выдержал рывок. Вытянутый на площадку, Зубец не сразу пришел в себя. На побледневшем лбу крупные капли пота. Нижняя губа часто вздрагивает. Якорев вспыхнул: он не хочет простить виновнику неверного шага, однако, увидев лицо разведчика, сразу смягчился:

— Иди в середину!

Терраса обрывается, отрезанная скалой с крутыми, почти отвесными стенами. Бойцы лезут с камня на камень, с уступа на уступ, опять карабкаются по обледенелым скатам, цепляются за редкие кусты и карликовые деревья, именуемые тут пигмеями; подолгу лежат, чтобы отдышаться и собраться с силами, снова ползут. Горы все выше и выше. Воздух становится чище, свежее; пронзительный ветер — обжигающе порывистым. В неустойчивом равновесии он сразу валит на снег.

На седловине привал…

Вот они, Высокие Татры! Их называют «прекраснейшей диадемой Словакии». Это и в самом деле одно из ценнейших ее украшений. Горы щедро воспеты поэтами. Композиторы сложили о них самые волнующие мелодии. «Татра» — наиболее массовая марка самых различных изделий. Легковая машина — «татра», папиросы — «татра», шоколад и конфеты — «татра».

День голубой и солнечный. Обзор на сто верст вокруг. Куда ни взглянешь — небо да горы! И выше всех величественная Герлаховка, взметнувшаяся ввысь на 2663 метра. Даже тысячеметровая красавица Матра, виднеющаяся вдали в виде синеватого конуса, по сравнению с Герлаховкой кажется горой-ребенком. Но Самохин и не глядел туда. Расстелив на снегу карту, он тщательно выверял маршрут. Далеко впереди у подножия северных склонов, — небольшой уголок южной Польши с живописным курортным городком Закопане. Туда лишь один путь через Яворинский перевал, по которому и отходит разбитый противник, уверенный, что Татры — самое надежное прикрытие. Он минирует дорогу, устраивает лесные завалы, подрывает полотно и скалистые кручи над ним, создает смертельные зоны артиллерийского огня. По шоссе на Закопане полк и преследует противника основными силами. Батальон же Самохина идет прямым путем через Высокие Татры, чтобы отрезать врагу пути отхода. За проводника у Леона словачка-партизанка Мария Янчина. Молодая женщина в легкой шубке, опороченной мехом, и в теплом шерстяном платке, из-под которого выбиваются пряди русых волос. Невысокая и стройная, она чем-то напоминает горную серну, чуткую и стремительную. Бойцы не сводят глаз с ее румяного лица, заглядывают в синие бездонные глаза с большими черными зрачками, прислушиваются к звонкому голосу, каким не разговаривать, а петь бы самые задушевные песни.

По ту сторону гор действует партизанский отряд, которым командует ее брат Стефан Янчин. Как связная отряда, Мария не раз ходила через Татры и хорошо знает дорогу.

Часовой отдых на высоте в две тысячи метров. У бойцов термоса с горячим чаем. Здесь он кажется необыкновенной роскошью. За скромным завтраком оживленный разговор. Мария молчалива, но на вопросы отвечает просто, быстро, не задумываясь. Да, она воевала. Да, знает оружие. Снайпер. Сколько у ней на счету? Много, засмеялась словачка, очень много стреляла.

— А ну, дочка, проверим, проверим, — заулыбался Голев, подсаживаясь к женщине. — Видишь, дубок.

— Ну, вижу…

— Смотри на сучок внизу, — и Тарас, приложившись, сразу выстрелил. Сук обломился, оставив небольшой выступ. — Сможешь?

— Давай, испробую, — и протянула руку. Целилась старательно и долго. А раздался выстрел, и остаток сучка свалился на снег.

— Ох, молодец! Умеешь. Дайко-сь я тебя поцелую за это, — и наклонившись, Голев звонко чмокнул ее в щеку, так что женщина засмущалась, раскрасневшись.

— Что за хитрый старик, — засмеялся Соколов, — всех обошел. Захотелось поцеловаться — вот и придумал испытание. Хитер!

— Да перестань ты, балагур, — упрашивал Тарас, тоже невольно смущаясь под добродушные смешки солдат.

— Нет, теперь и я испытание сделаю, — разбаловался Глеб. Можно, — обратился он к словачке.

— Да ну, вас! — шутливо отмахнулась рукою женщина.

С севера незаметно выползла снежная туча.

Осматривая в бинокль горный рельеф, Голев все выспрашивал у Янчиной, только что заявившей, что хорошо знает Карпаты:

— А на Герлаховке была?

— Была.

— А там? — вытянул он руку в сторону фешенебельных санаториев, раскинувшихся позади внизу.

— Там ни, вратник и на порог не пустит.

— А Морское око бачила?

— Не раз бачила, — улыбнулась Мария и стала рассказывать о высокогорных татранских озерах. Когда нет льда, в их зеркальной поверхности отражаются высокие пики и синее небо. Среди этих озер Морское око — самое удивительное и красивое. В зеркальную поверхность его синих вод смотрятся скалистые вершины. Снежные поля горных склонов резко контрастируют с темною зеленью хвои, окаймляющей озеро, как рамкой. Сразу после заката, когда горные вершины еще залиты пурпурными лучами солнца, уже спустившегося за горизонт, озеро становится не синим, а багряно-красным. Это от крови, говорит Мария.

— Как от крови? — заинтересовался Голев.

— А так Бог сливает туда всю кровь бедняков, выпитую за день богачами.

— Ишь, как придумано! — удивился бронебойщик.

Начался спуск. Опять отвесные скалы, потом глубокие снега, крутые обледенелые нагорья.

— Смотрите, смотрите! — вскинув руку, вдруг вскрикнул Зубец, — смотрите же!

Могучие татранские хребты выше туч взметнули к небу свои каменные скалы, и одна из них выше и отвеснее всех. А на самом верху ее отчетливо виден вытесанный на сером камне родной образ.