Письма мертвой королеве (СИ) - Старк Джерри - Страница 39

Мимо одного из столов зеваки пробегали едва ли не на цыпочках, невольно состроив почтительно-испуганную гримасу. Кто посмелее, подходил ближе, завязывая разговор.

Они все-таки пожаловали на празднество — Локи, его сын Фенрир, и их дамы, Сигюн и Рататоск. Обернувшаяся по случаю гулянки девицей белочка принарядилась, нацепив на себя все браслеты и ожерелья из своих запасов, отчего всякий шаг сопровождался тонким серебряным перезвоном. Сигюн выбрала один из луков, прищурилась и, как ни странно, попала точно в цель, сбив с перекладины глиняного зеленого тролля. Засмеявшись, Сигюн принялась подбивать пасынка на состязание. Фенрир тряс лохматой головой, отнекивался, дурашливо скаля зубы, но поддался на уговоры, когда к Сигюн присоединилась Рататоск. Здоровенный лук в руках волкодлака казался тонкой веткой, и угрожающе заскрипел, когда Фенрир принялся натягивать тетиву. Локи, прервав беседу с кем-то из альвов, оглянулся посмотреть на стрелков — и Тору в бессчетный раз бросилось в глаза, до чего же несхожи стоящие рядом отец и сын. Гибкая смертоносная плеть, что и впрямь способна перешибить любой обух, и еле сдерживаемая звериная мощь, прущая напролом, сметая любые преграды.

Стреляли по яблокам на нитях. Выпущенная асиньей стрела чисто перерезала нить в двух пядях от черенка, Фенрир же угодил в сам плод, бешено завертевшийся на веревке. Вокруг зашумели, поздравляя Сигюн, и даже ее супруг изволил похлопать в ладоши. Сигюн преувеличенно глубоко раскланялась, взмахнув длинными рукавами платья. Солнце запуталось в ее рыжеватых локонах, вспыхнуло на золотой повязке и длинных серьгах-оберегах.

— Смотри, как она счастлива, — подал голос притихший было Бальдр. — Ее мужа боятся, уважают и втайне завидуют ему, а она — она с ним счастлива. Почему? Чему может радоваться все это скопище, явившееся на дармовое угощение, отлично знающее свою судьбу? Спорим, брат, им все едино, по какой цели стрелять — по дереву, летящей птице или живому человеку? Так давай устроим им развлечение, которого они до смерти не забудут!

— Бальдр, стой! — в голос заорал Тор, сообразив, какая безумная идея взбрела во вздорную голову младшего братишки. — Стой, кому говорю!..

Поздно. Наклонившись, Бальдр легко проскользнул под алыми и зелеными лентами, ограждавшими поле, оказавшись на стрельбище. Шальная стрела вонзилась глубоко в землю у его ног, кто-то встревоженно ахнул, а Бальдр направился прямиком к неровному ряду мишеней, на ходу выкрикивая:

— Ну же, друзья мои! Стреляйте, чего вам страшиться? Ваши стрелы не причинят мне вреда, как никто и никогда не сумеет причинить вреда Асгарду! Наш царь поклялся в этом, а разве великий и всезнающий Один когда-нибудь нарушал свои клятвы?

— Да неоднократно, — пробормотал себе под нос Локи. — Только этим он и занимается, сколько его помню. Тор! — он слегка повысил голос. — Почему бы тебе не пойти и не уволочь этого крикуна, покуда он не испортил праздник?

— Легко сказать, — дернул литым плечом Тор. — Сам иди.

— Чей он родич, твой или мой? — отпарировал Локи. — Смотри, если он допрыгается, спросят с тебя.

— Отец даровал ему неуязвимость, — напомнил громовержец. — Пусть развлекается.

— А отсыпать дорогому сынку лишнюю пригоршню разума Один что, пожалел? Или у него запасы кончились?

— Между прочим, остатки разума он потерял из-за твоей дочери! — начал терять терпение Тор. Локи с мученическим видом закатил глаза:

— И что, теперь я ему лекарь и сиделка? Послушай доброго совета, уведи его оттуда. Фенрир, не встревай! — оклик, резкий, как щелканье бича, приморозил сорвавшегося было с места оборотня.

— Стреляйте же! — кричал Бальдр. — Или вы не доверяете царскому слову? Что, в Асгарде перевелись смельчаки? — он приглашающе распахнул руки, привалившись спиной к деревянному щиту мишени и став похожим на геральдическую фигуру.

Где-то у лотка с двергскими украшениями Нанна, вздрогнув, выронила створчатый золотой браслет. Переступавшая рядом с ноги на ногу Сиф, которую совершенно не занимали сверкающие побрякушки, но неудержимо влек к себе прилавок торговца оружием по соседству, удивленно взглянула на подругу:

— Ты чего?

Нанна кулачками протерла глаза, тряхнула головой. Мать не раз повторяла: трогательный лепет насчет «вострепетавшего сердца» и «растревоженной души» хорош только для мужчин, которых надлежит очаровать и покорить, но в женском кругу выглядит преглупо. Женщины с лету распознают фальшивку. Да и зачем ей притворяться перед Сиф?

— Солнце напекло, наверное… Благодарю, почтеннейший, ваши изделия настолько превосходны, что я не могу пока решить, какое именно предпочесть… Сиф, мне нужно отыскать сына. Он убежал с приятелями на карусели.

— Пойдем, взглянем, — согласно кивнула валькирия. Помялась и спросила: — А мужа своего ты как, проведать не хочешь?

— Зачем? — искренне удивилась Нанна. — Рядом с ним Тор. Что может случиться, если рядом с тобой Тор? Ровным счетом ничего. Бальдр просто перебрал. С мужчинами такое порой случается. Вечером я с ним потолкую, и он быстро придет в себя.

— Ну-ну, — Сиф явно придерживалась иного мнения, но промолчала. Она бы предпочла быть на поле, рядом с мужем, а ребенок… Всегда найдется, кому приглядеть и позаботиться о ребенке, коли он настолько бестолков, что не в силах сделать этого сам.

Привлеченные криками и запашком грядущего сандала, к стрельбищу начали со всех сторон стекаться зеваки. Среди которых затесался безвестный эйнхерий, в достаточной мере пьяный и подзуживаемый дружками, чтобы натянуть тетиву на луке и выстрелить в сторону фигуры около мишеней. По причине бурлящего в крови эля рука воителя была не слишком тверда. Пущенная им стрела даже не задела Бальдра, еще на подлете плавно распавшись на две половинки, упавшие на землю.

В наступившей тишине кто-то изумленно и громко свистнул.

Бальдр едва успел заметить промельк второй стрелы, на сей раз отправленной в полет рукой мастера. Стрела должна была вонзиться ему в плечо, но налетевший невесть откуда порыв ветра слегка отклонил древко в сторону. Тяжелый железный наконечник ткнулся в раскрашенное дерево мишени. Бальдр даже испугаться не успел — в конце концов, впервые в жизни в него в упор выстрелили из лука, а стрелы, оказывается, летят так быстро, не успеешь и глазом моргнуть…

Бальдр на миг зажмурился. Не пытаясь протрезветь и вернуть себе ясность рассудка, но призывая воспоминания о дурманном напитке ётунов. Погружаясь в синюю вязкую глубину отчаянной вседозволенности. Стреляют — ну и пусть! Потешатся напоследок, а завтра он оседлает коня и уйдет из Асгарда на все четыре стороны. Следом за ветром и волнами, в поисках своей мечты. Отныне он неуязвим, чего ему страшиться?

Стрелы посыпались чаще, к пугающей забаве присоединились и другие охотники. Бальдр расхохотался, глядя на расщепляющиеся, вспыхивающие в полете, отклоняемые неведомой силой стрелы. Кто-то из асов метнул в него боевым топориком на короткой изогнутой рукояти. Сверкающее лезвие мелькнуло у самого лица, обдав зловещим холодком — и, крутясь, топорик пролетел дальше, упав далеко за линией мишеней.

Хермод, отвечавший за порядок на состязаниях, поёжился и сунулся к старшему брату:

— Тор, мне это не по душе. Они совсем с ума посходили. Колдовство колдовством, но вдруг что неладное?..

Тор нахмурился. Правая рука сама собой потянулась к широком раззолоченному поясу… но верного Мьёльнира на нем не было. Мьёльнир мирно покоился на крюках в личных чертогах Громовержца, потому что никто не является на праздничные гуляния с оружием. Конечно, молот всегда можно призвать, и спустя пару ударов сердца он возникнет, привычно ложась в ладонь… но чем ему поможет Мьёльнир? Не собирается же он молниями разгонять толпу вошедших в раж соплеменников, с улюлюканьем и гоготом стреляющих по его младшему брату?

Неожиданное и опасное развлечение многим пришлось по вкусу, особенно когда стало очевидно: оружие не в силах причинить Бальдру вред. Стрелы взлетели жужжащим облаком, Бальдру достало сообразительности не искушать судьбу больше необходимого и застыть неподвижно, в ужасе слушая тот похожий на частую дождевую капель звук, с которым стрелы впивались в дерево. Мишень ощетинилась, как изготовившийся к сражению еж, и лишь в пустом пространстве посерёдке смутно угадывался человеческий силуэт.