Счастье любой ценой (СИ) - Лакс Айрин - Страница 46

— С чего ты взял, что я не хочу детей? — удивился Славка. — Хочу, но чуть позже. Правда, милая?

— Конечно… — ответила я.

— Как бы вы детей назвали? — усмехнулся Владимир.

— Сына я назвал бы Димой, — начал Ярослав. — В честь нашего деда, ну ты понял. А девочку…

— Девочку — Ксюшей, — улыбнулась я.

— Не-е-е… Ты что, милая? Только не Ксюша. Ксюша — юбочка из плюша… — поморщился Ярослав, приняв близко к сердцу гипотетический выбор имени детям.

Ещё несколько минут мы спорили с ним, перебирая всевозможные варианты женских имён, пока не сошлись на мнении, что выбор имени — это очень сложно. Потом подумаем над этим…

— А ты бы как назвал? — спросил у брата Слава.

— О! Нашёл, что спросить! — фыркнул Володя. — У меня и жены-то нет…

— Да ладно тебе, не жмись! — толкнул локтём брата Ярослав.

— Ильёй бы назвал! — нехотя ответил Владимир.

— А девочку? — осмелилась спросить я.

— А девочке мама бы сама имя выбрала такое, какое пожелает…

— Ну вот, видишь! Ничего сложного нет! — ободряюще хлопнул Владимира по плечу Славка и предложил, шутя: — Забирай свою красотку. И вперёд, радовать родителей внуками.

Я едва не поперхнулась соком. А Владимир притворно тяжело вздохнул:

— Пока не получается! Занята же, говорю.

— У тебя вдруг проснулась совесть? — спросил Славка. — Если бы так сильно захотел, то подвинул бы в сторону всех.

— Упёртая она! Делает вид, что намёков не понимает… — сказал Владимир. — А муж её сам подвинется. Он любит погулять. Думаю, что он скоро сам себя подставит. Подожду…

Я не понимаю, как она это делает. Как ей удаётся всего одним предложением запустить свои тонкие пальчики глубоко мне под кожу и перевернуть всё?

Я чувствую себя бесконечно тупым, но всё же не могу не спросить, поэтому уточняю:

— Ты назвала сына Ильёй, потому что помнила мои слова? Помнила, что я так назвал бы своего сына?

— Да, Володя.

Янина тянется в сторону, убирая сигаретную пачку.

— Дай. Покурить хочется.

— Не стоит, — хмурится Янина.

— Что? Командуешь мной?

— Ты очень много куришь, — едва слышно говорит Янина и колеблется, но возвращает мне сигареты.

Верчу между пальцами пачку, вдруг ставшую ненужной. Хотя секундой раньше после слов Янины мне дико хотелось курить. Курить без перерыва, пытаясь разгадать её, как головоломку.

— Не нравится, что я курю так много?

— Нет, — тихо отвечает Янина.

— Ладно. Убери.

Короткая пауза.

— Что ещё тебе во мне не нравится? — спрашиваю, потому что не могу молчать.

— Это очень странный вопрос. Я не могу на него ответить.

— Ха. Тогда я могу подумать, что я тебе нравлюсь. Раньше я непременно заявил об этом и убедил тебя, что я прав.

— А сейчас?

Янина поворачивается на бок, подкладывая локоть под голову.

— Сейчас я пустой, как барабан. Даже кожа вот-вот лопнет. Получится бесполезная хрень. Можно будет выкинуть на свалку. За ненадобностью.

— Не говори так, — просит Янина.

— Ха. И всё-таки, почему не назвала своего сына по-другому? Кажется, Славка хотел назвать сына Димой?

Я нарочно растравливаю себя. Хочу, чтобы Янина призналась вслух. Давай, девочка, открывайся. Я научу тебя говорить. Ты можешь ненавидеть меня ещё больше, хотя больше уже некуда, но молчать я тебе не позволю.

Я прошу её быть откровенной мысленно. Едва успеваю открыть рот, чтобы сказать что-то, как она отвечает.

— Я назвала сына Ильёй, потому что это твой сын. Твой, а не Славки. Вот и всё. Я назвала его именем, которым ты бы назвал его.

Я не успеваю охренеть от её признания, как она окатывает меня ледяной водой снова.

— В свидетельстве о рождении Илюши в графе отцовства я указала твоё имя. Фамилии у нас с тобой сейчас одинаковые. Русаков Илья Владимирович…

Слова звучат как пушечный выстрел. Янина усмехается.

— Прости.

Сглатываю ком в горле. Это признание как серп, срезающий пшеничные колосья. Хорошо, что я уже лежу. Иначе бы бесконечно долго падал.

— Неожиданно… Ты же говорила, что…

Янина качает головой.

— Я прекрасно помню, о чём я говорила. Эти слова были сказаны мной на эмоциях. Я потеряла одновременно и мужа, и ребёнка, Володя… Мне нужно было время отгоревать, отпустить ситуацию. Мне нужно было время перевыть, перетосковать. Даже не по мужу, пусть это звучит кощунственно, но это правда. Я больше убивалась из-за выкидыша. Когда я попросила тебя помочь, я чувствовала себя дважды предательницей: перед мужем и перед не родившимся ребёнком. Мне просто нужно было время и немного свободного воздуха, чтобы пережить случившееся и смириться с ним, свыкнуться с потерей и не корить себя за желание жить дальше. Ты давил на меня. Ты, твои желания, моя реакция на тебя. Это был лабиринт. Я хотела найти из него выход.

— Да. Ты хотела найти выход и попросту сломала лабиринт.

— Поэтому и говорю, прости.

Янина осторожно поднимает руку, гладя меня по волосам, спускается по щеке и роняет пальцы.

— Запоздалое «прости», Янина.

— Ты прав. Ты прав во всём, кроме одного. Когда родился Илюша, я хотела…

Янина прикусывает губу, украдкой вытирает слёзы. Думает, что я не заметил. Но я замечаю в ней всё.

— Чего ты хотела, Я-ни-на?

— Ха! — невесело усмехается она. — К чему ворошить былое? Сейчас ты можешь смело упрекнуть меня, что я неспособна быть самостоятельной, что феерично провалила всё. Едва не убила… сына-а-а-а-а…

— Не реви! — обрываю я её. — Скажи спасибо, что у тебя есть деверь, ебанутый на всю голову.

— Почему ты приехал? — спрашивает Янина, глотая слёзы. — Если тебе не рассказали о моём звонке ни секретарша, ни… жена.

— Ебанутый я, говорю же, что ещё непонятного? Ноябрь, сука. Ненавижу. Ноябрь — моё персональное приглашение на казнь. Всё крутится в голове. Там сплошное месиво. Хочется, чтобы перестало звенеть хотя бы на время. Знаешь, каким способом? Алкоголь. Просто я сел пьяным за руль и сдавал назад, не сразу заметив девушку с ребёнком. Они не пострадали. Мелкий по возрасту — как Илья. У меня в голове перемкнуло…

Янина слушает внимательно. Так внимательно, как никогда раньше. Кажется, что сейчас она понимает больше, чем когда-либо. Или это просто магия ночи в действии?

Если так, то пусть наступит вечная полярная ночь. Утром будет тяжелее смотреть в глаза ночному собеседнику.

— Я же не рвался к тебе всё это время. Нарочно держался в стороне, как ты и хотела. Но в тот момент плюнул на всё. Попросил пробить, до сих пор ли ты живёшь в этом городе или переехала. Прикатил сюда, держа в кармане номер нужного человека, чтобы тот помог найти тебя, если будет самому тяжело. Мало ли что? Но не понадобился номерок. Ты нашлась сама.

— Нет, — возражает Янина. — Ты сам сделал это. Спасибо за то, что нашёл меня. Я бы не справилась одна.

— Самое искренне спасибо, что я от тебя слышал, — усмехаюсь, чтобы не выдать бешеного биения сердца и кома в горле. — Но ты так и не сказала, чего хотела, когда родился сын.

Янина приподнимается и пристально смотрит на меня. Как будто не верит моим словам.

— Ты сейчас серьёзно спрашиваешь или издеваешься? — спрашивает она. — Я же написала тебе сообщение.

— Цифры? Пятьдесят три сантиметра, три тысячи двести семьдесят граммов. Это? — спрашиваю я.

— Именно это я и имею в виду. Наш последний разговор был не самым дружелюбным. Я помнила всё, что наговорила тебе. Я была не права, но тогда я этого не понимала и не хотела понимать. Рождение Ильи расставило всё по своим местам. Но позвонить самой мне не хватило смелости. Я написала тебе сообщение. Если захотел бы, перезвонил, прекрасно понимая, о чём пойдёт речь. О ребёнке. Я не имела права лезть в твою жизнь, но хотела, чтобы ты знал об Илюше.

Янина переводит дыхание. За неполный час разговора она сказала больше, чем за несколько лет, что я её знаю.