Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 92

Наша тайна?

О, Господи.

Он прячет стеклянный сосуд где-то в складках мантии.

Вот оно что.

Теперь все обретает смысл. Вот почему он сливал все воспоминания обо мне в Омут…

Боже, я почти забыла.

— Это был он, — шепчу я. — Он принес ваш Омут Памяти ко мне в комнату.

Он хмурится.

— Откуда ты знаешь?

— Он сам сказал мне об этом сегодня. Теперь вы знаете, что я не крала его у вас, как я и говорила.

Его рот перекашивает ухмылка, но он отворачивается прежде, чем я получаю возможность понять выражение его лица.

Черт бы его побрал. В этот момент я, как никогда, хочу видеть его лицо.

Он горько усмехается, но все еще стоит спиной ко мне.

— Каким глупцом был Антонин, — тихо произносит он. — Интересно, чего он пытался этим добиться? Почему желал зайти так далеко, пасть так низко, ради такой ерунды?

Ерунды?

О, премного благодарствую.

Не осознавая ни своих действий, ни возможных последствий, я медленно приближаюсь к нему, ступая босыми ногами по холодному полу. Не знаю зачем, но я должна увидеть его лицо. Должна знать, о чем он думает. Знать, что он так же сбит с толку и одинок, как и я.

Обхожу его спереди и останавливаюсь, осторожно заглядывая ему в глаза. Его лицо будто вырезано изо льда, а взгляд застывший, словно он смотрит сквозь меня, погруженный в свои мысли. Люциус Малфой, убийца, чудовище, бессердечный ублюдок. Как все эти качества так тщательно скрываются под этой холодной и натянутой маской, которую он носит изо дня в день? Такое чувство, что помимо маски Пожирателя Смерти, есть и другая, таящая под собой настоящего человека.

Из чего сделан этот человек, с которым я застряла здесь?

Хрусталь и лед. Яд и серебро.

Плоть.

Поднимаю руку, колеблясь сотую долю секунды, и осторожно касаюсь пальцами его щеки, ощущая тепло.

Тепло. Жизнь.

Он хватает меня за руку и уже более осмысленно смотрит на меня, отводя ее подальше от своего лица.

— Какого черта ты делаешь? — Шипит он.

— Я…

Я не знаю, что сказать.

Мне нечего сказать.

Что я делала? Зачем так хотела… прикоснуться к нему?

Его пальцы больно впиваются в кожу на моем запястье, а холодный взгляд изучает мое лицо. Злость в его глазах сменяется сосредоточенностью. Он так пристально изучает меня, словно во мне есть ответы на все вопросы, так интересующие его.

Дрожь невольно проходит по телу от глубины его взгляда. Никто и никогда не смотрел на меня так проникновенно, словно он раздевает меня, шаг за шагом обнажая душу.

Я уже увидела похожий взгляд раньше. Не такой глубины, но близко к тому.

Это должно прекратиться сейчас же. Этот взгляд… опасен.

Выворачиваю руку из его цепкой хватки. Он вопросительно выгибает бровь и улыбается одними уголками губ.

— Странно, что Антонин был готов рискнуть всем, лишь бы обладать тобой, — улыбка исчезает с его лица. Он слишком близко, и от этой близости я не могу собраться с мыслями и едва могу дышать. — Репутация… долг… ничто для него не имело значения. Он отдал жизнь в попытке забрать тебя у меня, сделать тебя своей.

Он наклоняет ближе, еще ближе. Не смею пошевелиться, но слегка поднимаю голову, глядя как его лицо приближается достаточно, чтобы… чтобы…

Он вздыхает и отворачивается от меня, чуть отодвигаясь.

Вдох. Медленно и как можно спокойнее.

Не знаю, я просто… не знаю.

— Ты ведь всего лишь грязнокровка, — шепчет он, не оборачиваясь. — Обыкновенная, ничтожная, дерзкая грязнокровка.

Пытаюсь сохранять спокойствие, когда он вновь поворачивается ко мне, и не показывать, как сильно его слова ранят меня.

Но… что-то подсказывает мне, что его слова предназначаются не мне.

Он так странно смотрит. Я тону в его глазах, они словно высасывают из меня душу. Совсем как дементоры.

Как поцелуй дементора.

Люциус снова приближается ко мне, но не касается. А я не смею сдвинуться с места.

— Что в тебе такого особенного? — Он обходит вокруг меня, заходя со спины. Теперь я не могу видеть его, но знаю, что он близко. Чувствую, что он стоит прямо за моей спиной. Его дыхание щекочет затылок.

Я должна бы отодвинуться, шагнуть вперед, подальше от него. Но что-то удерживает меня. Я не могу пошевелиться. Все, что имеет значение в эту минуту, это его горячее дыхание на моих волосах.

Он подходит еще ближе, и вот теперь я чувствую его. Он касается меня всем телом. Я забываю, как дышать, когда его пальцы нежно проводят по щеке, убийственно медленно, лаская.

— Неужели это так плохо, просто прикасаться к тебе? — Шепот ласкает слух. Он прочерчивает дорожку пальцами по шее, спускаясь всё ниже, а затем снова вверх. Прикосновения настолько легкие, что я едва их ощущаю.

Пусть он прекратит. Я не хочу больше подобных игр, это нечестно. Только не после того, что случилось сегодня, не после того, от чего он совсем недавно спас меня.

А кто говорит, что это игра?

Кто сказал, что это вообще когда-либо было игрой?

И все же, однажды это была именно игра, и, кажется, он начинает проигрывать.

Его рука движется ниже, еще ниже, замирая на груди, и у меня такое чувство, что он касается обнаженной кожи.

Задерживаю дыхание. Он тоже.

— Ты запретна для меня, — шепчет он, сжимая мою грудь в своей ладони. Закусываю губу. — Почему? Как может быть таким недоступным то, что я держу в руках? Что находится в полной моей власти.

И что мне ответить?

Он хочет, чтобы я ответила на этот вопрос?

Он опускает руку ниже, слегка касаясь живота, и дальше, еще ниже.

По телу пробегает дрожь. Дыхание Люциуса слишком тяжелое.

Что он… я хочу, чтобы он…

Чтобы он ушел. Скрылся с глаз и оставил меня одну, потому что я не могу… просто не смогу вынести это. Все слишком запуталось. Хочу вернуться в то время, когда его чувства ограничивались лишь жгучей ненавистью и отвращением, и я тоже ненавидела его всеми фибрами души.

Тогда все было намного проще.

— Ты никогда не будешь принадлежать никому, кроме меня, — горячо шепчет он мне на ухо. — Ты моя и больше ничья, Гермиона.

Гермиона. Он снова назвал меня по имени. Второй раз за все время нашего с ним общения, но это причиняет такую боль. Как нож в сердце. Мое имя на его губах рвет душу на части.

Его рука движется дальше.

Нет. Я… я не могу…

Тогда попроси его остановиться.

Но…

Ты бы попросила, если бы хотела.

Конечно же, я… я…

Пальцы спускаются ниже, ниже и… он касается меня… там.

Едва ощутимое давление сквозь одежду.

Но сладкая дрожь, как электрический ток, пробегает по телу, и я… я…

Люциус резко выдыхает. Закрываю глаза, благодаря небеса за то, что я сейчас не вижу его лица.

Внезапно он отдергивает руку, возвращаясь назад… вверх.

Я снова способна дышать.

Он проводит ладонью по животу, а затем она замирает на моей талии, и он сильнее прижимается ко мне, хоть мне и казалось, что ближе уже быть не может.

Открываю глаза.

Он разворачивает меня лицом к нему. Я вынуждена смотреть на него, даже против воли. Не желаю знать…

Но должна.

Вторая рука ложится на мою талию. Я не хочу знать…

Но должна.

Глаза в глаза. Его рот приоткрывается, Люциус наклоняется ближе, ближе, и я не могу дышать. Не могу! И думать тоже невозможно, когда он так близко, слишком близко, и я закрываю глаза, потому что он медленно, но неуклонно сокращает расстояние между нами. Ближе, еще ближе…

Его губы касаются моих. Мимолетное движение, но оно лишает меня почвы под ногами. Острое, как бритва, наслаждение, бьет по измученным нервам, я будто падаю с отвесной скалы, желудок скручивает, мысли вихрем проносятся в голове, и ни одной четкой…

Он резко отстраняется.

Открываю глаза, встречаясь с его затуманенным взглядом.

— Этому не бывать, — шепчет он, молниеносно отталкивая меня. Я оступаюсь и падаю на пол, больно ударяясь бедром и ладонями. Поднимаю на него глаза, он смотрит на меня, и черты его лица внезапно искажаются бешенством и неприязнью.