Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 194

У меня замирает сердце.

Нет. Только не это!

Испуганно перевожу взгляд с одного на другого.

— Не смейте! Оба!

Но они не обращают на мои слова никакого внимания.

Первым отвечает Рон.

— Да, — он поднимает голову и смотрит прямо на Волдеморта.

Но тот не смотрит в ответ. Все его внимание приковано к Люциусу, и он ждет только его ответа.

Люциус бросает на меня взгляд, а затем, глядя в глаза своему господину, кивает. Без сомнений, без колебаний, — четкое движение, означающее твердое решение.

Беллатрикс насмешливо фыркает, а Волдеморт откровенно смеется.

— Что ж, это интересно, — он поворачивается ко мне. — Двое влюбленных мужчин, готовых в буквальном смысле слова умереть за тебя, Гермиона. Не об этом ли мечтает каждая девушка?

Мое дыхание сбивается.

— Чего вы от меня хотите? — слабо выдыхаю я. Может быть, если я сыграю на дурочку, все закончится быстро, и он не будет забавляться с нами, как кот с мышами.

— Я даю тебе возможность спасти мужчину, которого ты любишь, — подчеркивает последнее слово.

— Мужчину? — у меня все плывет перед глазами.

Единственное число. Не множественное.

Он улыбается.

— Боже, а ты действительно сообразительна. Люциус часто говорил мне, что ты умная.

Он поигрывает палочкой в руках.

— Итак, грязнокровка, кого ты выбираешь?

Из комнаты будто разом выкачали весь кислород, и стены, кажется, стали сдвигаться.

Беллатрикс бешено стреляет глазами между Волдемортом и Люциусом. Эйвери вообще никак не реагирует, и сдается мне, он заранее знал о планах Волдеморта.

Драко единственный решается заговорить, его речь сбивчива, а в голосе проскальзывают нотки отчаяния.

— Нет! Прошу вас, пожалуйста… мой лорд, не убивайте его! Это не его вина. Убейте ее или Уизли…

— Это не мне решать, Драко, — отвечает Волдеморт. — Гермиона должна сделать выбор. В конце концов, она заварила эту кашу.

С отчаянием смотрю на Рона, чье лицо становится почти зеленым. Он тяжело дышит и напряженно смотрит на меня, и в его глазах отражается страх вперемешку с обвинением. Я бы никогда не причинил тебе боли, Гермиона. Я не такой, как он.

Поворачиваюсь к Люциусу: глаза — черные омуты, лицо — белее мела. Он — как и Рон — не хочет, чтобы я убила его.

Но я не способна на это.

— Я не стану выбирать, — глядя на Волдеморта, дрожащим голосом выдаю я. — Убейте лучше меня.

Рон восклицает: «Нет!», а Люциус, как раненый зверь, дергает прутья решетки, пытаясь сломить их.

Волдеморт хихикает.

— Нет-нет, только не это, — он играет с нами. — Видишь ли, я не смогу найти лучшего наказания для своего дорого друга Люциуса. Что бы ты ни выбрала — он будет страдать. Или ему придется смотреть на твою смерть, или же он сам умрет, но умирая будет знать, что ты выбрала Уизли, а не его.

Он переводит дух.

— А если ты выберешь его, то до конца своих дней ему придется жить с твоей ненавистью к нему. Ты будешь ненавидеть его за то, что он остался жив, он будет вечным напоминанием о твоей потере. Каждый раз глядя ему в глаза, ты будешь видеть Рональда Уизли. И в конце концов это убьет его.

Смотрю на Люциуса — в его потемневшие глаза.

Я понятия не имею, что он хочет, чтобы я сделала. Уверена, он предпочел бы умереть, чем видеть, как погибаю я, но для меня это не выход… кроме того, совсем недавно он сказал, что хочет жить для меня, а не умереть за меня.

Перевожу взгляд на Рона. Он смотрит на меня выжидающе, и в его глазах я вижу понимание: то, что описал только что Волдеморт, в равной степени относится и к Рону, если я вдруг выберу его…

И я не знаю, чего он хочет.

А даже если бы и знала… разве я смогла бы приговорить их к смерти? Тепло в глазах Люциуса и россыпь веснушек на лице Рона — я не смогу жить без этого.

— ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ УБИТЬ ОТЦА, ГРЭЙНДЖЕР! — вопит Драко, захлебываясь яростью и страхом. — ТЫ УЖЕ И ТАК ДОСТАТОЧНО НАТВОРИЛА!

Закрываю глаза, и одинокая слеза катится по щеке.

А затем меня осеняет: Волдеморт блефует!

Резко распахиваю глаза.

— Рон нужен вам живым, — мой голос дрожит. — Он вам нужен…

— Увы, нет, — мягко обрывает меня он. — Его родители подвели меня, и если он умрет, то это только лишний раз докажет моим последователям, что я не потерплю диверсий.

Господи.

— Но он вам нужен, чтобы заманить Гарри, — отчаяние пронизывает меня насквозь.

— Ну конечно, — ехидно замечает Волдеморт. — Эта схема ведь так хорошо работает.

Боже!

Какое решение принять? Я… я не могу сделать выбор.

Я не вижу смысла жить без них. Без обоих.

— Прошу вас, не заставляйте меня выбирать… — слова даются мне с большим трудом.

Задушенный всхлип вырывается из горла. Никогда еще мне не было так тяжело.

Каждый вздох — боль.

Каждый удар сердца — боль.

Я просто хочу умереть.

Волдеморт пожимает плечами.

— Что ж, в таком случае мне остается только избавиться от всех троих.

Мне бы хотелось, чтобы Люциус убил меня еще тогда, давным-давно, когда Волдеморт впервые предоставил ему возможность сделать это. И мои родители остались бы живы, а Рон… он был бы убит горем, но нашел бы силы жить дальше, зная, что я не предавала его. И привычный мир Люциуса не рухнул бы ему на голову, погребая под своими останками; он жил бы дальше и никогда не вспоминал столь раздражающую его грязнокровку, которая могла бы стать огромной проблемой, оставь он ее в живых.

Но он выбрал мою жизнь, и теперь мы трое связаны и пойманы в сети, откуда единственный выход — смерть.

Волдеморт поворачивается к Беллатрикс.

— Доставьте эту троицу в штаб-квартиру завтра к полуночи, — он скользит взглядом по Люциусу. — Я предупрежу всех Пожирателей Смерти, чтобы собрались там. Хочу, чтобы они были свидетелями расплаты Люциуса за свои ошибки, — он улыбается Рону. — И Уизли тоже прибудут. Пусть полюбуются, как их сын умрет из-за их глупости и упрямства.

Глубоко вздыхаю. По крайней мере, у нас есть еще время. Всего один день, но хоть что-то…

Хоть какая-то отсрочка казни.

— Белла, проводи меня через реку.

И с этими словами Волдеморт покидает комнату.

Когда мне было четыре года, по ночам я иногда выбиралась из кроватки и босая выходила из комнаты, а потом стояла перед дверью родительской спальни, прижимая к себе плюшевого медвежонка.

— Мамочка, — звала я, постоянно оглядываясь через плечо, дрожа от холода в тоненькой ночнушке. — Мамочка!

Мама тут же появлялась в коридоре, полусонная, а позади нее я видела храпящего папу.

— Что такое, детка?

— Я боюсь, — стуча зубами, шептала я.

— Кого?

— Чудовища.

— Какого чудовища?

— Под кроватью. Он уже давно там и хочет забрать меня.

— У тебя опять был кошмар, моя маленькая?

— Нет, он правда там! Монстр, мам…

— Все хорошо, Гермиона. Я с тобой.

Она брала меня на руки и относила обратно в комнату, накрывала одеялом и гладила по голове, пока я сбивчиво рассказывала про ужасного монстра, вырвавшегося из моих кошмаров. Когда я сворачивалась калачиком, и мое бормотание замедлялось, она отдергивала занавески.

— Посмотри, милая, — говорила она, показывая розоватое марево на горизонте. — Монстры не могут прийти на рассвете.

— Почему? — широко распахнув глаза, удивленно спрашивала я.

— Потому что они боятся света и солнца, — улыбалась она. — Если оставлять шторы открытыми, монстры не появятся.

Я успокаивалась и улыбалась. Я была уверена, что моя мама живет на Олимпе и зажигает солнце, она всегда и во всем была права. Мне было только четыре года…