Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 192

— Убери от нее руки!

Это не Люциус. Рон.

Улыбаясь, Волдеморт убирает от меня руку. Слава богу!

С улыбкой он смотрит на тяжело дышащего Рона.

— О, Рональд Уизли, — насмешливо приветствует он. — Признаться, я почти забыл, что ты тоже здесь. Но, — он недобро улыбается, — ты уже должен был привыкнуть. В конце концов, не ты ли в этой истории остался за бортом?

Рон моментально краснеет, глаза яростно сверкают. Мне становится до боли обидно за него.

Волдеморт тихонько посмеивается.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — обманчиво елейным голосом продолжает он. — Ты полюбил ее первым, задолго до того, как Люциус Малфой узнал о существовании Гермионы Грэйнджер. Ты влюбился в нее в тот момент, когда она указала тебе на грязный нос в купе Хогвартс-экспресса.

Рон еще пуще заливается краской от столь наглого вмешательства в его разум, но Волдеморт притворяется, что не замечает.

— Скажи мне, Рональд, ты хотел бы увидеть его агонию? — подобно змею-искусителю соблазняет он. — Хотел бы, чтобы человек, отнявший у тебя любовь всей твоей жизни, сгорал от невыносимой боли?

Тяжело сглатываю, переводя взгляд с Рона, который глубоко дышит, глядя на Волдеморта, на Люциуса, который не отрывает от меня глаз.

— Ответь, — требует этот ублюдок, — и ответь честно. Ты осудил бы меня, если бы я стал пытать его? Если бы применил к нему Круциатус, прямо здесь и сейчас? Ты захотел бы сказать мне «спасибо», несмотря даже на то, что его крики разбили бы ей сердце?

Повисает пауза, Рон не мигая смотрит на Волдеморта, но молчит.

— Ну и? — поторапливает Волдеморт.

Рон все еще молчит.

И тогда Темный Лорд поворачивается к Люциусу и направляет на него палочку.

— Круцио!

Люциус скрючивается на полу, выгибаясь и изворачиваясь. И он кричит. Дико, нечеловечески. Кровь приливает к лицу, делая его почти кроваво-красным…

Мне трудно дышать. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что меня вот-вот стошнит от нереальности происходящего. Господи…

— ПРЕКРАТИТЕ! — я даже не успеваю как следует обдумать последствия. У меня просто вырывается.

Волдеморт взмахивает палочкой, и крики прекращаются.

Смаргиваю набежавшие слезы.

Люциус поднимает голову и смотрит прямо на меня. Только на меня. Его глаза похожи на два мертвых камня, а из угла рта стекает капля крови.

— Мне так жаль, — одними губами произношу я.

И это странно. Я не знаю, почему мне жаль его. Он испытал лишь десятую долю того, через что не раз проходила я по его вине.

Но мне жаль. Я убиваю его. И одно я знаю наверняка: он предпочтет умереть сам, чем убьет меня.

Он кивает, соглашаясь с любым моим решением.

Перевожу взгляд на Рона: он смотрит в пол, а не на меня, напряженно сжав губы и не двигаясь.

— Вот что я тебе скажу, — обращается Волдеморт к Люциусу. — Никогда не думал, что ты можешь опуститься до уровня Долохова.

Кровь в жилах в одно мгновение превращается в лед.

Люциус поднимает взгляд на своего повелителя.

— Ты говорил, что презираешь его. Хотя, кто не презирал? Ему нравились магглы. Он не пропускал ни одной юбки, вот и этот экземпляр он тоже не обошел вниманием, — он кивает в мою сторону и запускает в Люциуса режущим заклятием: на его щеке тотчас же появляется свежий порез.

Люциус шипит от боли, но ничего не говорит.

— Что ж, получается, ты совсем как Антонин? Не в состоянии совладать со своими низменными желаниями?

Взмахнув палочкой, он посылает зеленый луч заклятия в Люциуса, и тот кричит, заламывая руки и выгибаясь на полу. А затем заклятие спадает.

— У тебя так мало выдержки? — презрительно бросает Волдеморт.

Люциус сплевывает сгусток крови.

— Могу вас заверить: выдержки у меня побольше, чем у него, — отвечает он.

Волдеморт обнажает зубы в подобии улыбки.

— Но ему, в конце концов, удалось держаться подальше от нее, — он небрежно машет в мою сторону. — А вот ты… не смог, да? По крайней мере, в Антонине осталась капля порядочности, некое понимание, что значит обязанность…

— Черта с два! — все поворачиваются ко мне, но меня несет на волнах безудержной ярости. — Порядочность? У Долохова? Боже, если бы вы только знали… Да я всегда была настороже, прислушивалась, не он ли там, за дверью, пришел ко мне под покровом ночи! Одному богу известно, что он мог сделать, если бы не…

Язык мой — враг мой.

Нет. Господи, ну что я за тупица?!

Волдеморт с любопытством смотрит на меня.

— Если бы не что? — переспрашивает он.

С ужасом смотрю на него, пытаясь придумать выход из тупиковой ситуации.

— Прошу, мой лорд, не наказывайте ее за глупость, — произносит Люциус, посылая мне туманный взгляд.

— В смысле? — бросает Волдеморт.

— Месяцы заключения сказались на ее разуме, вот и все, — ровно отвечает Люциус. — Иногда она говорит вещи, смысла которых не понимает. Не думаю, что она осознает, что говорит…

Это звучит неубедительно, но, думаю, попытаться стоило.

— Нет, — глядя на меня тянет Волдеморт, — не принижай ее способностей. Она исключительно умна для своего возраста. Ты сам неоднократно говорил мне это, разве не так?

Люциус взглядом велит мне молчать, а Волдеморт сверлит меня глазами.

— Если бы не что, Гермиона?

Молчу. Не хочу затягивать петли на наших шеях еще туже.

— Хорошо, — он скучающе закатывает глаза, — наверное, тебе нужен некий стимул. Эйвери?

— Мой лорд, — незамедлительно откликается тот.

— Прошу, — Волдеморт делает взмах в мою сторону.

Кивнув, Эйвери поднимает палочку.

— Мой лорд, в этом нет необходимости, — бросает Люциус.

— Хочешь объясниться за нее? — подозрительно прищуривается Волдеморт.

— Да, — неестественно спокойно продолжает Люциус. — Антонин был немного… настойчив в своих желаниях. Я всячески препятствовал тому, чтобы он пятнал свою чистую кровь…

Беллатрикс фыркает, и Люциус на мгновение умолкает.

— Дабы оградить его от этого, я напомнил ему о его обязанностях, поэтому и вошел в ее комнату.

Эйвери насмешливо смотрит на Люциуса.

— И это все, что побудило тебя войти? — растягивая слова, произносит он. — Чувство долга?

Люциус игнорирует его укол, глядя на нахмурившегося при этих словах Волдеморта.

— Это случилось незадолго до его бегства?

Внутри все леденеет.

— Может, это из-за Люциуса у него так упала самооценка, — подначивает Беллатрикс. — Помнится, он постоянно жаловался, что его недооценивают, и меня всегда интересовало, откуда у него этот комплекс.

Сцепляю и расцепляю пальцы. Все будет хорошо.

А впрочем, какая разница?

Волдеморт пропускает слова Беллатрикс мимо ушей: его взгляд прожигает меня насквозь.

— Все было именно так, Гермиона? — вкрадчиво интересуется он.

И прежде чем я успеваю отвести глаза, его разум врывается в мой, не зря его называют сильнейшим легилиментом в мире.

— Почему я не вижу твоих воспоминаний об этом? — он хмурится еще сильнее. — Почему твои мысли какие-то… пустые, когда дело касается отъезда Долохова?

Открываю и закрываю рот, словно рыба, выброшенная на берег, и судорожно думаю, что сказать…

Как объяснить отсутствие этих воспоминаний об «отъезде» Долохова? Они больше не в моей голове, а на полке в комнате Люциуса.

Волдеморт как-то странно улыбается и вздыхает.

— Что ж, полагаю, мне не удастся заставить тебя говорить, — бесцветным тоном заключает он. — Возможно, тебе нужен… толчок.

Он делает знак Эйвери, и тот направляет палочку на Люциуса.

— Нет! — выкрикиваю я.

— Нет? — Волдеморт вопросительно приподнимает бровь.

— Он… — слова даются мне с трудом. — Люциус… ему не нравилось отношение Долохова ко мне, поэтому он… заставил его уехать. Он сказал, что убьет его, если тот вернется…

Понимаю, это бесполезно, потому что он подходит ко мне, глядя прямо в глаза.

— Лжешь.

Он делает знак Эйвери.

— Круцио!

Люциус кричит от боли, и у меня разрывается сердце. Боже, когда же это закончится…