Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 114

Больно. Все еще больно, после того, как он…

Разворачиваю простынь, чтобы взглянуть на себя.

Мое тело осквернено. Запястья пересекают багровые шрамы, пальцы Люциуса оставили красные дорожки на моих бедрах, а с внутренней стороны…

Кровь. Ее не много, но все же это кровь.

Вновь заворачиваюсь в простынь и закрываю глаза, не в силах больше смотреть на себя.

Мне противно. Не могу смириться с тем, что мы сделали. Я позволила ему совратить себя.

И Рон… Господи! Рон…

Даже не хочу сдерживать новый поток слез. Я предала его. Единственное хорошее, что осталось у меня в этом мире, а я так вероломно разрушила его доверие…

Но я не хотела, чтобы так было! Не хотела, чтобы это произошло.

Тогда почему ты не остановила его?

Прячу лицо в ладонях, пытаясь не вспоминать его прикосновения. Не буду думать об этом, нет, потому что подобные мысли — прямая дорога в Ад.

Почему он сделал это? Почему после всего, что между нами было, он зашел так далеко? Почему не смог сдержаться?

Его слова все еще звучат в моей голове, они, как раковая опухоль, их ничем не вытравишь.

Ты сама во всем виновата, Гермиона.

Я не виновата! Меньше всего на свете я хотела, чтобы все так обернулось! Что я сделала не так?

Как мы дошли до такого?

Поначалу я и помыслить не могла, что это может произойти. Он ненавидел меня, и только. Я для него была всего лишь грязнокровкой. Когда Беллатрикс и Долохов раздели меня, я почти физически ощущала его отвращение.

Когда все изменилось? Когда он начал думать обо мне… об этом?

Вопросы без ответов. И вряд ли он когда-нибудь ответит на них.

В тот раз… он сказал, что мог бы убить меня, если бы захотел. Но вместо этого, он привез меня домой, и пока мы плыли через озеро, он держал меня за руку.

Той ночью он смотрел, как я сплю, и теперь я точно знаю, что означал его странный взгляд. Голод.

Понимала ли я тогда всю опасность ситуации?

Должна была. Нет, обязана. Но я легкомысленно отбросила подозрения, а он оставался все тем же ублюдком, не упускающим случая напомнить мне, что я для него — грязь, не достойная даже дышать с ним одним воздухом. Я не понимала, да и как мне было понять? Почему он не сказал мне? Почему не намекнул, о чем он думает?

По крайней мере, я могла бы морально подготовиться.

Возможно, мне следовало бы с самого начала понять, чем это кончится. Он имел власть надо мной с первого дня моего заключения. Что могло бы помешать ему полностью подчинить меня себе?

Кровь, Гермиона. Твоя грязная кровь. Вот откуда корни растут.

Так почему же он, в конце концов, сорвался? Если его убеждения настолько сильны, почему он сделал это?

Не уверена, что даже он знает ответ. Как там было? Что в тебе особенного?

Мне никогда не узнать, почему он так поступил. Но все-таки он сделал это.

И я до сих пор помню его прикосновения. Его губы на моей шее и груди. Широкие ладони, крепко прижимающие мои бедра к кровати. Длинные тонкие пальцы между моих разведенных ног.

Внутри все переворачивается.

Больно. Очень больно.

Час за часом пробегают мимо, возможно, прошел уже целый день, но я не замечаю этого. Просто, наконец, заставляю себя подняться.

Нужно принять ванну. Я должна смыть с себя всё. Должна очиститься…

Я могу сколько угодно тереть кожу жесткой губкой, но даже тогда я не смогу избавиться от непреклонного факта — когда он касался меня, я хотела этого.

Отбрасываю эту мысль, пока она не убила меня. Никогда, никогда больше я не буду думать об этом. Не позволю ему так с собой поступать.

Плетусь через комнату, кутаясь в простынь, потому что теперь мне стало очень холодно. Медленно прохожу в ванную и открываю кран с горячей водой. Наполнив ванну почти до краев, сбрасываю простынь и погружаюсь в воду. Тело обжигает, словно я опустилась в кипяток.

Но я не останавливаюсь, заходя все глубже и глубже, пока вода не достает мне до подбородка. Спутавшиеся волосы окутывают меня.

Кажется, я просидела в воде вечность. Кожа сильно покраснела.

Насколько легко было бы уйти под воду? И сидеть там, пока я не захлебнусь, и, наконец-то, не избавлюсь от боли и желания.

Я могла бы сделать это.

Я должна. Я больше не хочу так жить. Не могу жить, когда он знает, что победил, но все еще ненавидит меня за то, что сделал. Не могу жить, зная, что, несмотря ни на что, я жажду его прикосновений. Они нужны мне. Только в эти моменты я чувствую себя живой…

В этом мире полно противоречий. А я всегда хотела, чтобы во всем был порядок и четкая последовательность.

Для чего мне жить? У меня были принципы, семья, друзья. Ради них можно жить или умереть.

Но теперь я свободна от всего этого. Ничто не держит меня здесь. Принципы? Не прошло и суток после похищения, как я осознала, что от них легко отречься. Мои родители мертвы. Рон не захочет знать меня, когда узнает, что я сделала, а Гарри оставил попытки спасти меня.

Не хочу жить. И совсем не хочу оставаться здесь ради человека, разрушившего мою жизнь.

Люциус был прав: то, что происходит между нами, — чистейшее безумие. Но я еще могу излечиться. Я прекращу это.

С тех пор, как умерли родители, и погас последний луч надежды, я хотела умереть. Одному Богу известно, сколько раз я пыталась приблизить свой час. Благодаря Люциусу, у меня теперь неплохой опыт в попытках самоубийства.

Самоубийства. Пытки. Секс. О, да, — спасибо Люциусу! — я неплохо подкована.

Надо обдумать это в другом ключе.

Так хотя бы Рону не будет больно.

И я буду свободна. Потому что только смерть может освободить меня.

Но на этот раз я не стану молиться. Коли уж Бог покинул меня, тогда, не думаю, что его будет волновать то, что я больше не верю в него.

Набранного вами номера не существует.

Погружаюсь глубже, пока не оказываюсь полностью под водой. Вода тут же заливается в нос.

Держу глаза открытыми, глядя, как волосы окутывают меня, а маленькие пузырьки воздуха срываются с губ и устремляются на поверхность.

Все просто, ровно до тех пор, пока легкие не начинают гореть.

Заставляю себя оставаться под водой. Я должна пойти до конца, должна стать свободной…

Внезапно затылок пронзает боль, и я чувствую, как кто-то тянет меня за волосы вверх, грубо вытаскивая из воды.

Судорожно хватаю ртом воздух, и спустя секунду слышу яростный шепот:

— Так ты хочешь умереть, грязнокровка? — Он сильнее тянет меня за волосы. — Возможно, я могу помочь тебе.

И он опускает меня под воду, силой удерживая мою голову, чтобы я не смогла выбраться. Барахтаюсь в воде, пытаясь всплыть на поверхность, потому что — Господи, нет! — я хочу жить! Не хочу, чтобы он делал это…

На мгновение мне удается вырваться и вздохнуть, тут же подавившись воздухом.

— Нет, — полу крик, — нет, пожалуйста…

Он так сильно сжимает в кулак мои волосы, что кажется, будто он собирается выдрать их с корнем.

— Когда и где ты умрешь — не тебе решать, а мне. Ты постоянно забываешь, кто здесь главный.

Он вновь опускает меня в воду, и я машинально вдыхаю огромный, болезненный глоток горячей воды. Невольно вспоминается урок в маггловской школе, где нам рассказывали, как в средние века женщину опускали под воду, дабы доказать, что она ведьма… якобы только тогда она… Боже, помоги мне, пожалуйста…

Он резко тянет меня из воды — воздух обжигает легкие! — и вытаскивает из ванны.

Когда он отпускает меня, я падаю на пол. Кафель холодный, а я абсолютно голая.

Люциус пинает меня по ребрам. В глазах темнеет от боли. Слезы катятся по щекам. Или это вода? Слабо верится, что я все еще способна плакать.

— Заткнись! — Шипит он.

Украдкой смотрю на него; черты его лица искажены яростью. И мне известна причина его состояния. К этому все и шло. Я знала, что так будет, что он выместит на мне злость на самого себя, свалив на меня одну вину за свой поступок. И в эту минуту он ненавидит меня больше всего на свете, потому что испытывает ко мне совсем не те чувства, какие хотел бы испытывать.