Любовник из каменного века (СИ) - Халла Тару - Страница 8

Услышав своё имя, Ру мрачно посмотрел исподлобья.

— Ваш Ру — мужчина моей мечты, за которым я пошла бы на край света, если бы этот злобный неотёсанный дикарь меня позвал. Но, увы, меня зовёт Гростайн, — она махнула в сторону пляжа, где уже разгоралась светомузыка. — Я вернусь в две тысячи семнадцатый год, поеду в Санкт-Петербург и напишу о вас книгу. Это будет толстая и красочная книга с сотнями фотографий! Сто двадцать восемь гигов памяти! — Вера похлопала по нагрудному карману, где хранилась флешка. — Я прославлю вас, а вы прославите меня!

Она остановилась, чувствуя, как горят щёки. То ли от длинной вдохновенной речи, то ли от взгляда вождя. Ру смотрел на неё так, словно собирался трахнуть прямо сейчас. Вера была опытной девушкой, она прекрасно знала этот жадный мужской взгляд. Погасшая было надежда вспыхнула ярче прежнего.

***

Она упаковала последние несобранные шмотки. Оленью шкуру скатала в малиново-полосатый рулетик и приторочила к рюкзаку. Присела на дорожку. Подкрепилась глоточком коньяка, чтобы предупредить развитие головных болей. А то геомагнитные бури — коварная штука.

Тонко жужжали комары. В очаге, разожжённом доброй Му, потрескивали мшистые веточки, и густой древесный аромат клубился в вигваме, как октябрьский туман на Дворцовой площади.

Не может быть, чтобы она ошиблась Когда мужчина так смотрит — он приходит. За пять тысяч лет многое могло измениться — климат и ландшафт, флора и фауна, человеческое общество и орбиты планет, но только не взгляд, каким мужчина смотрит на женщину. Это же секс. Основной инстинкт. Он незыблем, как бутерброд с копчёным палтусом.

И Ру пришёл. Его монументальная фигура вытеснила из шалаша весь воздух, и Вере стало нечем дышать. Она взялась за верхнюю пуговичку, но пальцы не слушались, и она растерянно теребила воротник рубашки. Наедине с дикарём, пришедшим за её нежной трепещущей плотью, она чувствовала себя беззащитной и готовой на всё.

— Гыр-гыр! — сказал Ру и повелительно ткнул в сторону выхода.

— Чего?

— Гыр! — Ру указал на Веру и её пожитки, а потом снова на дверь.

Вера догадалась:

— Ах, ты пришёл меня поторопить! Вон в чём дело... — разочарование затопило её по самую макушку. — А я ждала тебя, думала, ты придёшь, чтоб напоследок меня...

— Фыр!

— А чего тогда пялился, как голодный на булочку?

Ру сел на меховую подстилку, сложил руки на коленях и вздохнул. Могучая грудь поднялась и опала, жёлтый заострённый клык доисторического животного качнулся и успокоился в шерстяной ложбинке. Вера сглотнула слюну. Может, не всё ещё потеряно? Этот племенной вождь, этот царь добиблейский, этот свирепый мускулистый самец сидит так близко, что протяни руку — и коснёшься дублёной ветрами кожи. Сидит смирно, словно ждёт чего-то. Понятно, он ждёт, когда Вера свалит из его царства со своими манатками, но попытка не пытка. Если бы Ру хотел, он давно бы свернул ей шею — причём совершенно безнаказанно. Вера приободрилась и подвинулась ближе. Наклонилась, заглядывая в чёрные, как космос, глаза под крутыми надбровными дугами:

— Послушай, Ру, — начала она чарующим голосом. — Это твой мир и твои правила. Я не знаю, как я сюда попала. Не знаю, зачем. Я всего лишь гостья, которая через несколько минут навсегда исчезнет в куске серого сланца. Или это гранит? Мрамор?.. Ай, неважно! Я ничего здесь не нарушила, никакого эффекта бабочки и прочей ерунды.

Ру молчал, уставясь в пол и сосредоточенно о чём-то размышляя. Возможно, о видах на урожай черники или о приплоде в оленьем стаде. Мало ли забот у царя? Вера затаила дыхание и царапнула мизинцем его бедро:

— Но если ради соблюдения старинных и, безусловно, важных для вашего племени традиций я должна с кем-то переспать, можно я пересплю с тобой? — вкрадчиво спросила она. — Посуди сам: так мы и обычай уважим, и временной парадокс не создадим. Ничего во вселенной не изменится, если мы аккуратненько займёмся сексом в презервативе. Никаких трагических последствий, никаких катастроф. Логично же? Ты согласен?

Ру опять вздохнул, клык опять качнулся. Вера нагло положила ладонь на бедро и медленно, медленно потащила её к меховой выпуклости. Временной парадокс всё же случился: время вдруг замедлилось и загустело, как карамель в кастрюльке на огне.

— Какой бред я несу... Да плевать мне на этот мир, хоть бы он и рухнул в тартарары... — прошептала Вера, поглаживая смуглую ляжку вождя, покрывшуюся крупными мурашками. — Я так тебя хочу, что у меня внутри всё горит. Трахни меня, а? Тебе понравится, обещаю...

Вера добралась до выпуклости и с трепетом её сжала. Там было что-то большое и твёрдое.

— О-ох... — выдохнула она, теребя кожаный ремешок.

Она чувствовала себя ребёнком, который задумал распотрошить чужой новогодний подарок: и стыдно, и страшно, и невозможно остановиться. Пальцы быстро распутывали тугие узлы. Ру вышел из ступора и больно шлёпнул её по руке:

— Фы-ы-ыр!

— Ну, пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась Вера, намертво вцепившись в ремешки. — Со мной никогда такого не было, это какое-то наваждение, я совсем помешалась на тебе...

Ру всем корпусом повернулся к ошалевшей Вере, уставился на неё пылающим взором, а потом молниеносно, одним резким жестом, сорвал с неё рубашку.

— Ой!

Пуговицы дробно застучали по земляному полу, рубашка упала у очага скомканной тряпкой. С такой же решительностью Ру взялся за полотняные брючки.

— О, боже, да, да, да... — твердила Вера, пока Ру вспарывал когтями ткань и сдирал с неё штаны и трусы.

«Да», — сказала она, когда Ру поставил её на четвереньки и надавил на поясницу. «Да», — сказала она, когда Ру раздвинул её круглые половинки. «Да», — сказала она, когда Ру вставил в неё свой агрегат и начал трахать — по-простому, без извращений, как принято у них в каменном веке.

Вера запустила пальцы в олений мех, чтобы устоять под напором вождя и не пробить головой стену вигвама. Первый момент смущения отступил, пришло наслаждение. Она приноровилась к ритму и потянулась к бедру своего новоиспечённого любовника, но Ру поймал её руку и заломил за спину. Потом и вторую руку зафиксировал. Оставшись без передней опоры, Вера упала на лицо. Она даже стонать не могла. Ездила щекой по меху и сдавленно выдыхала, когда Ру вламывался особенно резко и беспощадно, а уши уже закладывало, и от давления перед глазами плясали мушки. Живот окаменел, внутри зарождались спазмы — с каждым толчком всё более тягучие, сладкие. И Вера подставлялась под эти толчки, ловила подачу и с упоением её отбивала.