Человек идет (Повести) - Мавр Янка - Страница 14

Так и сделали, да к тому же еще принялись шуметь, ударять по воде веслами. Уровень воды понижался, озерко становилось все мельче и мельче. Часа через два лодка уже стояла на обнажившейся земле, а от озера осталась лишь маленькая лужа.

Нельзя сказать, что людям осталась богатая добыча. Дно этого озерка не было дном моря. Оно находилось довольно высоко и заполнялось водой только во время прилива. Следовательно, оно не могло иметь своего постоянного населения. Рыбы попадали сюда случайно. И все же их набралось столько, что должно было хватить всей семье на два дня.

Отлив продолжался. Уровень воды понизился еще метров на пять, и корма лодки теперь повисла в воздухе, как балкон на втором этаже дома. Среди улицы обнажились новые камни, загромождавшие вход в узкие переулки.

Но все внимание людей в лодке было сосредоточено на другом. Дети, в том числе и Манг, первыми воспользовались возможностью ступить на твердую землю. С каким удовольствием расправили они свои ноги и принялись лазить по скалам! С не меньшим удовольствием выбрались на сушу и взрослые.

— Го-о! — послышалось снизу.

Посмотрели — это Кос возвращается на лодке.

— Ну, как там у вас? — спросил Кос, запрокинув голову кверху.

— Дня на два рыбы набрали, — ответил ему Тайдо. — А у вас?

— И у нас то же… А мы вот еще что раздобыли, — и Кос показал убитую чайку.

В лодке Коса, кроме него самого, находились двое: жена и четырнадцатилетняя дочь Мгу. Недостаток в мужской силе восполнялся умением женщин хорошо плести из травы и луба кошелки, циновки, а в особенности лодки — кану. Манг знал, что и сейчас женщины начали новую кану.

— У тебя есть дрова? — спросил Тайдо.

— Нету. Я как раз хотел позвать тебя вместе съездить за ними.

— Хорошо. Тогда подожди меня тут, пока вода поднимется.

После продолжительного ненастья солнце казалось таким теплым и ласковым, что люди разомлели и постепенно все уснули.

А вода между тем снова начала прибывать. Под вечер борт лодки Коса коснулся челна Тайдо. А еще через час обе они, как ни в чем не бывало, плыли по «улице».

Еще в ту пору, когда Манг был совсем маленьким, он постоянно и остро испытывал одно большое неудобство оттого, что все члены семьи были постоянно связаны друг с другом. Ему хотелось отправиться куда-нибудь далеко-далеко, побывать в неведомых местах, но сделать этого не удавалось: мальчик был накрепко прикован к своей семье и лодке.

И уже в детстве он только и мечтал о том, чтобы как-нибудь стать свободным, иметь свою кану, плыть, куда захочется, и оставаться, где понравится. А для этого нужно было обзавестись лодкой. Иметь же ее могли только взрослые, вполне самостоятельные люди. Поэтому ему ничего больше не оставалось, как ждать, пока он подрастет и станет на ноги. И вот, наконец, ему пошел восемнадцатый год. Уже и сам отец начал поговаривать о том, чтобы отделить его: слишком тесно становилось в их лодке.

— Вот подрастет Мгу, — говаривал он, — возьмешь ее себе в жены. Хорошая девушка, мастерица на все руки. Она и кану тебе отличную справит.

Сердце Манга билось сильней при упоминании о лодке, но никак не о девушке. Не о женитьбе мечтал он, а о свободе. Эх, если бы только можно было приобрести кану без жены!

Однажды он высказал эту мысль отцу, но старик Тайдо даже не понял, чего хочет сын.

— На что тебе лодка, если ты можешь получить сразу и лодку, и жену? Я об этом уже договорился с Косом.

И Манг терпеливо ждал своего срока.

Чтобы построить кану, нужно из жердей сделать каркас, то есть скелет лодки, и затем обшить его корой. Для этого нужно прежде всего раздобыть дерево, что является весьма нелегкой задачей, а затем найти достаточное количество коры, что также не менее трудно. Ну, а чтобы сшить эту кору, тут уж требуется большое умение и сноровка. Ленточки из луба, заменяющие нитки, должны быть подогнаны к отверстиям так, чтобы ни одна капля воды не проникала. Это поистине высокое искусство!

Манг задумал использовать предстоящую поездку за топливом для того, чтобы раздобыть себе жердей и коры, а там будет видно, что дальше делать.

Всю ночь лодки шли на север по улицам и переулкам среди отвесных скал. На другой день около полудня вышли на широкий водный простор. Это был пролив Магеллана.

Впереди возвышались белые снеговые горы: там начинался континент Америки.

Он так же изрезан многочисленными небольшими бухтами и проливами, как и те острова, откуда прибыли наши путешественники. Здесь точно так же невозможно было подступиться к ниспадающим прямо в море голым скалам. Только дальше, в теснинах, кудрявилась растительность. Слева расстилался Тихий океан, а справа — залив, теряющийся в скалах.

— Смотрите, смотрите, плывет кану белых! — закричали дети.

И в самом деле, из-за скалы показался корабль — огромный, могучий.

Дети прыгали, смеялись, размахивали руками. Их почтенные родители также проявляли восторг не меньше своих питомцев. Этим людям уже приходилось видеть корабли. До сих пор кану белых не причиняли жителям островов никакого вреда, и потому те радовались этой встрече, рассчитывая, что им кое-что перепадет с кораблей.

Обе лодки поплыли наперерез кораблю. Там уже заметили туземцев и столпились у борта, чтобы подивиться на этих редких и необычных морских жителей. Сверху полетели куски хлеба. Алакалуфы бросались за ними прямо в море и тут же съедали размокший в горько-соленой воде хлеб. И каким вкусным он им казался!

Кто-то на корабле догадался бросить детям апельсин, они поймали его и принялись есть с кожурой. И тут же какой-то выхоленный господин не пожалел кинуть в лодку отличный складной нож. Этот подарок достался Мангу.

Не напрасно радовались алакалуфы встрече с кораблем. Правда, с ними чуть не случилась беда: от этой махины поднялись такие огромные волны, что только привычные к морю алакалуфы могли кое-как удержаться в своих лодках и не пойти ко дну.

Корабль ушел. Островитяне долго смотрели ему вслед, пока он не свернул вправо и не скрылся за скалами.

Этим людям редко приходилось видеть корабли, — раз или два в год — не чаще. Ведь нельзя все время стеречь их здесь, на морской дороге. Да к тому же, корабли в Магеллановом проливе появляются очень редко, особенно с тех пор, как прорыли Панамский канал.

Корабль ушел, и опять все осталось по-прежнему: вода, скалы и две утлых лодки. Нигде никаких признаков человеческого жилья. И если бы в руках у людей не остались предметы, полученные от белых, можно было подумать, что встреча с кораблем произошла во сне. «Откуда и куда плывут белые чужеземцы? — размышлял Манг. — Как они сумели построить себе такую огромную кану? Где они берут такие удивительные вещи? Жаль, что нельзя посмотреть на них поближе. Что это за люди, да и люди ли они?..»

Манг был уверен, что белые люди, так же как и его соплеменники, живут на воде, в своих огромных кану.

Но почему они только проплывают мимо и никогда не остановятся?

С такими вопросами юноша обратился к отцу.

— О, нет, — отвечал ему старый Тайдо, — эти люди живут на земле, и очень далеко отсюда. Говорят, что у них там имеется много таких же больших кану. А на этих они только передвигаются с места на место.

— Значит, они все время живут на одном месте, на земле? — удивился Манг.

— Да.

— А зачем им сидеть на берегу, если на таких, как у них, кану они могут жить везде, где захочется? Как это — жить все время на одном месте? Где же тогда они находят себе пищу?

На такие вопросы старый Тайдо ответить не мог. И Манг задался целью: во что бы то ни стало своими глазами посмотреть поближе на белых людей, как только он будет иметь собственную кану.

Тем временем их лодки пересекли Магелланов пролив, прошли несколько коридоров между скалами и очутились посреди большого живописного озера. Окруженное со всех сторон горами, всегда спокойное, это озеро было прекрасным убежищем не только для лодок алакалуфов, но и для любого другого судна. Обрывок бумаги на берегу свидетельствовал о том, что совсем недавно какое-то судно имело здесь стоянку. На северном и западном берегах виднелась растительность, но понадобилось много времени для того, чтобы пристать к одному из этих берегов и выбраться на сушу. Метров пятьсот людям пришлось карабкаться по голым камням, прежде чем они добрались до кустарника. Но и кустарник рос тут какой-то особенный: корявый, перекрученный, твердый, как железо, и рос он не кверху, как обычно, а стлался по земле, переплетаясь так, что образовал своеобразный сплошной зыбкий настил, сквозь который нога человека проваливалась на каждом шагу. Между этим настилом и поверхностью земли господствовали мрак и сырость. Люди попробовали ломать и рубить кустарник, но вскоре убедились, что этот труд им не под силу. Не с их орудиями можно было приниматься за него.