Говорящий сверток (с иллюстрациями) - Даррелл Джеральд - Страница 3

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая

– Так вот это что! – воскликнул Питер.

– Что? – Попугай от возмущения даже привстал. – Что?

– Попугай! – обрадовалась Пенелопа.

– Просто попугай, обыкновенный говорящий попугай, – добавил Саймон. – Как мы не догадались?

– Ну знаете! – с таким ожесточением завопил попугай, что дети сразу умолкли. – Ну знаете! – продолжал попугай уже потише, довольный тем, что завладел их вниманием. – Нельзя ли поменьше всяких этих «простых, обыкновенных попугаев», а?

– Простите, – сказала Пенелопа. – Мы не хотели вас обидеть.

– Но обидели, – отрубил попугай.

– Но вы действительно обыкновенный попугай, – возразил Питер.

– Опять, опять! – разозлился попугай. – Что за дур-рацкая безобр-разная болтовня про «обыкновенного» попугая. Я – НЕобыкновенный попугай!

– Просим прощения… боюсь, мы вас не понимаем, – проговорила в недоумении Пенелопа.

– Обыкновенным попугаем может быть любой, вернее, любой попугай, – объяснил попугай. – Но я-то не любой, я – единственный в своем роде. Об этом достаточно красноречиво говорят мри инициалы.

– Инициалы? Какие? – озадаченно спросил Саймон.

– Мои, – отрезал попугай. – Ну и нелепые вы задаете вопросы!

– Но что именно за инициалы? – не отставала Пенелопа.

– Расшифруйте сами. Меня зовут Персиваль Оскар Перегрин Урбан Гарольд Арчибальд Икебод.

– Ой, получается «попугай»! – Пенелопа была в восторге. – Прелестные инициалы.

– Благодарю, – скромно ответил попугай. – Вот почему я не просто попугай. Разрешаю вам называть меня Попугай с большой буквы.

– Спасибо, – ответила Пенелопа.

– А это, – продолжал он, указывая крылом на маленькую клетку, – Дульчибелла, моя домоправительница, певчая паучиха.

– Здравствуйте, – отозвалась Дульчибелла.

– Здравствуйте, – сказали дети.

– Здравствуйте, – повторил Попугай.

– Знаете, что я скажу, – задумчиво проговорила Пенелопа, – теперь я понимаю, почему вы необыкновенный попугай. Пожалуйста, не обижайтесь, я только хочу сказать, что вы говорите гораздо лучше большинства других попугаев. То есть осмысленнее других, понимаете? В общем, вы как будто понимаете, о чем говорите, а другие попугаи не понимают.

– Естественно, понимаю, – отозвался Попугай. – А знаете, почему остальные попугаи не понимают, что говорят?

– Почему?

– Потому что их учат говорить люди. Способ, достойный порицания.

– Ну а вас кто учил? – поинтересовался Питер.

– Меня учил Словарь, – с гордостью ответил Попугай.

– Словарь? – недоверчиво переспросила Пенелопа. – Как может учить словарь?

– А как же иначе? – возразил Попугай. – Вся беда, повторяю, в том, что большинство, если не всех, попугаев обучают люди. А люди никогда им не объясняют то, чему учат.

– Мне это в голову не приходило, – удивился Питер.

– Какой нормальный, разумный, здравомыслящий, уважающий себя попугай твердил бы целыми днями «попка дурак», если бы понимал, что это значит? – Голос у Попугая задрожал от негодования. – Какая порядочная, честная, скромная, застенчивая, робкая птица приставала бы целыми днями к совершенно незнакомым людям с требованием «почеши попочке головку», если бы знала, что это значит?

– Да, действительно, теперь я вижу, что это просто жестоко, – задумчиво проговорила Пенелопа.

– Да, – согласился и Саймон, – это вроде тех противных слов, которым учат младенцев: «папусик», «мамусик», «ав-ав» и всякое такое.

– Совершенно верно, – торжествующе провозгласил Попугай. – Судите сами: какой нормальный младенец обращался бы к каждому встречному представителю парнокопытных «му-му», если бы знал, кто это на самом деле?

– Представителю кого? – не понял Питер.

– Он имеет в виду коров, – объяснил Саймон, который знал больше умных слов, чем Питер.

– Нет и нет, – продолжал Попугай, – единственный способ научиться говорить – обучаться у Словаря. Мне в высшей степени посчастливилось получить образование из рук большого, дружески расположенного, исчерпывающего Словаря, в сущности единственного в своем роде.

– Как можно получить образование из рук словаря? – недоумевающе спросила Пенелопа.

– Там, откуда я родом, – ответил Попугай, – можно. Этот Словарь – самая очеловеченная книга в наших краях наряду с Великой Книгой Заклинаний и Троянским Травником.

– Боюсь, что я опять не понимаю, – проговорила Пенелопа.

– Ты исключительно непонятливая, бестолковая, несмышленая девочка, – рассердился Попугай, – к тому же еще упрямая, агрессивная, непоследовательная и нелогичная.

– По-моему, совсем не обязательно говорить грубости, – вмешался Питер. Он не понял значения всех слов, но на слух они ему не понравились, и он почувствовал, что пора выступить в защиту своей кузины.

– Грубости? – повторил Попугай. – Грубости? Я и не думаю грубить, просто я проветриваю некоторые слова, им так это нужно, бедняжкам. Это входит в мои обязанности.

– Проветриваете слова?! – воскликнул Саймон. – Как это?

– Он хранитель слов, – вдруг прозвенела Дульчибелла. – Это очень важная должность.

– Когда потребуется, чтобы вы встревали, мы вас предупредим. – Попугай устремил на Дульчибеллу испепеляющий взгляд.

– Простите. – Дульчибелла расплакалась. – Я только хотела быть полезной, я только хотела похвалить того, кто заслуживает похвалы, я хотела…

– Замолчите вы наконец? – загремел Попугай.

– Ах, так! Ну и пожалуйста. – Дульчибелла попятилась в глубь клетки и принялась пудрить нос. – Буду дуться.

– Дуйтесь на здоровье, – отрезал Попугай. – Типично паучье поведение.

– Так что означает «проветривать слова»? – повторил Саймон.

– Что означает «хранитель слов»? – поинтересовался Питер.

– Ну, хорошо, – ответил Попугай, – я действительно хранитель слов, но пусть это останется между нами. Видите ли, в нашем краю жизнью каждого управляют три книги. Говорящие, разумеется, не то что ваши унылые, старомодные, будничные книги. Одна называется Великая Книга Заклинаний, вторая – Троянский Травник и третья – Гигантский Словарь. Меня воспитывал Словарь, и, соответственно, я стал хранителем слов.

– А что вы должны делать? – задала вопрос Пенелопа.

– О, это очень важная работа, поверьте мне. Знаете ли вы, сколько слов в английском языке?

– Сотни, – предположил Питер.

– Скорее, тысячи, – поправил его Саймон.

– Совершенно верно, – сказал Попугай. – А точнее – двести тысяч слов. Так вот, обыкновенная средняя личность пользуется изо дня в день и день за днем одними и теми же словами.

Тут глаза его наполнились слезами, он вытащил из-под крыла большой платок и высморкал клюв.

– Да, – продолжал он, всхлипывая. – А что, вы думаете, происходит со всеми неиспользованными словами?

– Что происходит? – переспросила Пенелопа, широко раскрыв глаза.

– Если за ними не присматривать, – пояснил Попугай, – если не давать им упражняться, они чахнут и исчезают, бедняги. В этом и заключается моя работа: раз в году я обязан сесть и перечитать вслух весь Словарь, чтобы все слова получали должный моцион. Но и в течение года я стараюсь употреблять как можно больше слов, а то ведь одной тренировки в году для крошек недостаточно. Они так засиживаются, что просто погибают от скуки.

– Время не ждет! – неожиданно подала голос Дульчибелла.

– Вы, кажется, собирались дуться? – Попугай грозно сверкнул глазами.

– Я кончила. Дуться было восхитительно, но время не ждет.

– Что вы хотите этим сказать? – раздраженно спросил Попугай.

– А то, что не сидеть же нам тут весь день, пока вы читаете лекции про слова. Нам пора назад. Не забывайте, у нас уйма дел.

– «У нас», «у нас уйма дел» – мне это нравится! – вспылил Попугай. – Вы целыми днями сидите себе в клетке, поете да дуетесь, а на мою долю выпадает всем руководить, принимать важные решения, проявлять чудеса храбрости и сообразительности…

– Большую сообразительность вы проявили, добившись, чтобы нас изгнали, – фыркнула Дульчибелла. – Я бы во всяком случае не назвала это сообразительностью.

• Предыдущая
• 3/37
• Следующая