Рыцарь (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 115

Пожав плечами как будто в знак поражения, Элли рассмеялась и покачала головой.

Отпустив его пальцы ровно для того, чтобы взять свой кусок двумя руками, она тоже поднесла его ко рту и откусила разве что чуть-чуть поменьше, чем Ревик.

Кусок торта, который она держала, казался Джону огромным, даже в разрезанном виде. Торта явно было слишком много. Но он не мог сказать об этом, когда Тарси стояла так близко к нему. Он всё ещё пытался решить, что делать, когда Тарси рассмеялась и похлопала Джона по щеке. Когда он отпрянул, она захохотала ещё сильнее.

Врег прижал его поближе к себе, оборонительно окутав плащом своего света.

Джон осознал, что ведёт себя ненормально.

Вместе с этой мыслью его накрыл страх. Он прижался к массивной туше видящего, прячась и стараясь привести мысли в порядок. Он не мог допустить, чтобы тётя Кэрол увидела его таким… и уж тем более дядя Джеймс. Что они подумают?

Может, он мог бы улизнуть вместе с Врегом, Юми и Холо. Похоже, они его понимали. Надо было ему остаться на кухне и подождать их там. Выходить сюда было дурацким решением, мягко говоря.

На кухне он знал, где он находится. Он знал, кем он был там.

Примерно тогда этот странный золотисто-белый свет начал заполнять комнату.

Джон затерялся, подняв голову и глядя на льющиеся каскадами лучи, и не мог определить их источник. Они как будто лились с самого неба, через крышу ресторана, откуда-то свыше. Джон падал назад в одеяло звёзд — бесконечных звёзд в чёрном обрамлении облаков с пурпурным отливом.

Он видел там туннель — туннель света, как на его торте. Пока он падал, его обуял ужас, но он не мог заставить себя закричать, не мог найти в себе силы отреагировать. Там жило так много всего, вещи, которые он не мог осмыслить, вещи, которые ускользали от его посредственного разума и оставляли его почти пустым.

Время останавливается. Тут нет времени.

Он жив. В его теле есть движение, всякие штуки пульсируют и дышат. Он тоже пульсирует и дышит.

Он не один.

Тьма живёт сверху, холодная и морозная с ветром, полным звёзд. Он обнаруживает там новые опасности, новые вещи, которые выбивают его из равновесия. Создания пролетают мимо него, драконы из света с бьющими хвостами и полосующими когтями. Они кричат в ночи, и он пронзительно визжит вместе с ними, на мгновение испугавшись… но его голос звучит странно, и он опять осознает, что он не один, он уже не один.

Он больше никогда не будет один.

Линии света выходят из него во все стороны. Он видит эти живые нити, и пусть он не может их распутать, но в глубине души он знает, которые из них принадлежат ему.

Именно здесь, в этом месте знания и чувства, образы начинают разворачиваться по-настоящему. Они приходят сильнее и быстрее, и он чувствует себя в них, знает себя как одну нить в этом переплетении, как часть гобелена, который лишь наполовину сформировался, в котором есть нити слабее и сильнее, ярче и тусклее, но все они нужны для полноты картины.

И удивительно (для Джона, по крайней мере) но образы, которые там показываются, отнюдь не пугающие.

Образы живые, интенсивные, их сложно воспринять во всей их сложности эмоций и света. Они могли бы напугать его в том другом месте, но здесь они…

Они прекрасны.

Прекрасны так, что дух захватывает.

Я не могла пошевелиться.

Примерно половина моего тела застряла под более крупным телом и конечностями, но я знала, что он — не главная причина, удерживавшая меня на месте. Я действительно не могла пошевелиться.

Я переместила свой вес и слегка ахнула, когда боль вспыхнула и уколола меня в грудь, заставив всхлипнуть и вцепиться в его руки.

Он тут же крепче обхватил меня и примял к себе. Я ахнула, слабо запротестовав, пока он дотошно сканировал меня своим светом. Через несколько секунд, закончив оценку, он обмяк всем телом, по-прежнему удерживая меня на месте. Его боль вплеталась в меня, притягивала меня, но он всё ещё по большей части спал.

Я ощущала в нём облегчение — потому что я по-прежнему здесь, потому что я в безопасности.

Я попыталась вспомнить предыдущую ночь.

Я не могла вспомнить ничего, кроме отрывистых фрагментов — по крайней мере, после самой церемонии.

После тортов Тарси всё сделалось таким странным…

Я мельком видела, как брат моего отца, дядя Джеймс, сидел на сцене без рубашки и болтал ногами так, будто ему десять лет. Закрыв глаза, я вспомнила, как тётя Кэрол носилась большими кругами по танцполу и истерически хохотала. Я видела, как сын Джеймса, Маркус, лежал спиной на круглом столе и с изумлением смотрел в потолок, приоткрыв рот. А Джакс безумно плясал с Карой, Дезмондом и двумя другими моими друзьями.

Надеюсь, они все благополучно добрались до отеля.

Я помнила, что видела Джона прямо перед тем, как мы с Ревиком съели наш торт.

Джон в хлам окосел.

Я помнила, как танцевала с Ревиком. В какой-то момент заиграла музыка, и я оказалась танцующей рядом с ним в толчее других пар.

Он увлёкся. Помню, как он несколько раз поднимал меня на руки, и мы оба смеялись. Я опять видела тётю Кэрол, которая танцевала и махала платками и длинными участками своего платья. Вообще-то, она пользовалась огромной популярностью. Видящие выстраивались в очередь, чтобы пригласить её на танец, но ей, похоже, и самой по себе было неплохо.

В какой-то момент время замерло, потом метнулось вперёд, и мы с Ревиком оказались в лимузине, пытаясь снять друг с друга одежду. Я помнила достаточно, чтобы знать: кто-то постучал в дверь лимузина, а мы с Ревиком открыли противоположную дверцу и сбежали в парк.

Я помню, как говорила ему, что хочу посмотреть на звёзды, и мы занялись сексом в траве возле каких-то деревьев… это всё, что помнил мой мозг.

В тот раз нам тоже кто-то помешал.

Должно быть, мы издавали достаточно шума, чтобы другие отправились на разведку… включая Джакса. Я смутно помнила, что Ревик орал именно на него и, может быть, даже бросил в него камень или какой-то другой твёрдый предмет.

Джакс держал за руку мою кузину Кару. Он твердил про какое-то пари, которое он заключил с остальными. Он начал о том, что ему нужно сфотографировать, как мы занимаемся сексом, чтобы представить доказательство, когда все протрезвеют, и Ревик должен ему деньги, и ещё что-то про карточную игру, в которой участвует рыба?..

Большую часть я помнила не очень хорошо, слава богам.

В итоге мы с Ревиком оказались снова в машине, целуясь, но мы были уже более-менее одетые и достаточно раздражённые, чтобы хотеть вернуться в отель.

Однако думаю, мы зашли обратно внутрь. Я помню, как играла в крестики-нолики с Дезмондом, одним из своих приятелей по художественной школе, а потом в догонялки с Карой и Мелиндой. Все мы хохотали как припадочные и носились между столиков в своих платьях.

Помню, как целовалась с Ревиком в одном из альковов ресторана.

Помню, как опять целовалась с ним в лифте, пока мы поднимались в пентхаус.

Кусочки нашего времени в пентхаусе тоже всплывали в памяти. Помню, как мы вместе лежали на ковре, держась за руки, и он рассказывал мне, что он видел, а я рассказывала ему в ответ, что видела я.

Образы не хотели задерживаться в моём сознании. Те немногие, которые я помнила хоть с какой-то детальностью, должны были ужаснуть меня, но почему-то не ужасали. Я видела много огня, падающих бомб, сцен, которые напоминали мне о тех снах несколько лет назад, где уничтожались целые города.

Однако той ночью мы обсуждали всё это спокойно и стратегически — как будто рассматривали особенно сложную операцию.

В какой-то момент мы оба плакали и держались друг за друга, но я не помнила, чем это было вызвано. Даже те эмоции, которые мы ощущали, были не до конца ясными, потому что одновременно с этим Ревик ощущался таким счастливым. Он улыбался, даже смеялся сквозь те слезы, но я не могла вспомнить, почему он переживал эти эмоции.