Особняк со странностями (СИ) - Суботина Татия - Страница 20

— Катя!

— Почему он вечно орет? — поморщилась я, стараясь отогнать туманную дымку, что нагло лезла в глаза. — Что я опять сделала не так?

— Девочка моя, — лица говорившего я не увидела, слишком потемнело кругом, но этот голос и такие нежные прикосновения не смогла бы спутать ни с чем другим. Егор был рядом. — Только держись! Все будет хорошо, слышишь?!

— Н-не кричи… Я так спать хочу…

— Нет! — взвился еще громче мужчина. — Не смей засыпать! Не смей!

Он подхватил меня на руки. В левом боку, словно взорвалась бомба. От боли, казалось, искры сыпанули из глаз.

— Прости, — тут же повинился Егор. — Потерпи, хорошая моя.

— Больно, — пожаловалась я.

— Я знаю, девочка. Прости меня. Опять не защитил, не досмотрел.

— Почему… б-больно?

Бок жгло и тянуло. Я такого еще не чувствовала ни разу в жизни.

— Тебя ранили.

— Меня? Но как?

— Стрела задела. Илларион сможет сказать подробнее о серьезности раны, как только осмотрит, — тут же зачастил с объяснениями Егор, а потом вновь взорвался криком, от которого у меня зашумело в висках. — Что ты там плетешься?! Открывай уже, мать твою! Скорее! Не видишь, ей больно!

— Совсем свихнулся, — отозвался бурчанием Илларион.

Послышался слабый писк кнопок и, судя по характерному запаху, что почти мгновенно ударил мне в нос, мы оказались в медотсеке.

Гулкие быстрые шаги, что особенно громко раздавались в этом узком коридоре, помогли понять — Егор торопился. Бежал. Странно, но даже с закрытыми глазами я знала это наверняка. Чувствовала каждое движение, слышала сбившееся дыхание и просьбы-угрозы, что раздавались то еле слышным шепотом, то срывались в невразумительный крик. Мужчина старался минимизировать тряску и причинить как можно меньше боли, но эта «машина» уже набрала скорость. Если еще совсем недавно ничего кроме легкой слабости не тревожило, то сейчас боль превратилась в постоянную муку, не давая и секунды передышки.

— Еще чуть-чуть осталось, — приговаривал он. — Почти на месте.

Сейчас я склонна была верить каждому его слову. Каждому обещанию. Верить на грани какого-то болезненного отчаяния.

Неожиданно четко пришло осознание, что… рана может оказаться смертельной. Стрела — это же не какая-нибудь щепка, вред от которой можно с легкостью списать, не обращая внимания. Что если не пройдет и каких-то десяти минут, а моя жизнь навсегда оборвется?! Так глупо и… так рано.

Хотя… ведь, кому рано, а кому вовремя умирать не мне решать, правда?

Неосознанно прокрутив в памяти момент, когда услышала зловещий свист и позже увидела стрелу, затрепетала от пронзившего ужаса. Смерть пронеслась между мной и Егором! Не толкни он меня на землю… Возможно, стрела торчала бы из груди мужчины, похороны которого мне так сильно хотелось избежать!

— Мне надо с-сказать тебе, — еле разлепив пересохшие губы, просипела я. — Ты должен знать, что тебя ждет…

— Тихо, Катюша. Ты мне все обязательно скажешь. Позже.

Странная штука, но уверенность Егора каким-то образом передалась и мне, немного приободрив.

— Куда? — процедил мужчина.

Пока находилась в его руках, уже научилась различать интонации Егора. И эта — требовательно-рычащая, холодная предназначалась явно не мне.

— Сюда. Я застелил кушетку.

Как только спина коснулось прохладной ровной поверхности, боль усилилась. Стала ярче. Ослепила, словно вспышка. Точно в бок ткнули горящей палкой.

— Прости, малышка. Где болит больше всего?

— В левом боку, — послушно призналась я. — Сильно.

— Пока дезинфицирую руки, переверни Катю на правый бок и сними эту тряпку. Нужно осмотреть рану, — тут же раздал указания Илларион. — Действуй аккуратно и быстро. Так сведешь боль к минимуму.

Перспектива оказаться обнаженной перед мужчиной, пусть и с медицинским образованием, откровенно не радовала. Даже при таких обстоятельствах. К тому же несмотря на затуманенное болью сознание, я продолжала испытывать сомнения в профессионализме Иллариона, как хирурга. Не может же человек быть мастером во всем! Крайне досадно, что мне не вызвали скорую и не отвезли к специалистам.

— Думаю, ткань лучше просто разрезать, — подала голос Ада. — Оголить нужный участок.

— Откуда такая осведомленность в том, что будет для нее лучше? — прошипел Илларион.

— Я смотрю телевизор.

— Я так и знал, что заняться тебе больше нечем! Только мыльные оперы смотреть!

— А тебе бы только лишний раз на чужую грудь полюбоваться!

Илларион закашлялся.

— Что ты вылупился? Сказать нечего? — ядовито хмыкнула брюнетка. — Или ты думал, что у нее под ночнушкой водолазный костюм?

— Заткнулись оба! — рявкнул Егор. — Выяснять отношения будете потом! Хоть глотки друг другу перегрызите — ничего не скажу! А сейчас займитесь делом!

— Извини, — поникла Ада.

— Больше не повторится, — в унисон ей выдохнул Илларион.

Хоть в чем-то эти двое сошлись.

Не знаю, где Егор успел раздобыть ножницы, пока продолжалась словесная пикировка между Илларионом и Адой, но действовал быстро.

А дальше начался ад.

Илларион действовал безжалостно, проводил осмотр, не обращая внимания на мои болезненные стоны и рычание Егора.

Странно, но Ада довольно ловко ассистировала этому эскулапу-тирану, подавая все ему необходимое.

— Стрела прошла навылет, — скупо обронил Илларион, как только перестал ощупывать мой бок. — Поверхностно и по касательной. Мартышке повезло. А вот кровотечение серьезное. Буду шить.

— Ш-шить? — испугалась я. — А может лучше в больницу?

— Не волнуйся, малышка, — баюкая мою ледяную ладошку в своих руках, сказал Егор. — Илларион все сделает правильно.

— Т-ты не уйдешь?

— Я буду рядом. Ничего плохого больше не случится. Я прослежу, моя хорошая.

Сейчас все претензии и обиды были вытеснены этой щемящей заботой и нежностью, что чувствовалась от Егора.

Я вновь слепо верила его словам. Верила, отбросив прошлые претензии, гордость и разочарование.

Последнее, что осталось в памяти — взволнованные глаза Егора и легкий укол боли в плечо, после которого сновидения заменили реальность.

В клубе было шумно, тесно и нечем дышать от плотной завесы табачного дыма. Впрочем, как и в любом ином заведении подобного рода. Слишком яркие вспышки цветомузыки ослепляли, точно в глаза сыпали огненными искрами. Отличие лишь в том, что эти оказались вполне безболезненными, хоть и порядком раздражающими.

На танцполе столпилось столько любителей «зажечь» под модные биты, что казалось, будто под светодиодами извивается новый, неизвестный организм. Потные тела прижимались друг к другу, ища более близкого контакта, возможности вползти под кожу, слиться воедино хоть на секунду. Если бы такое вообще было возможно.

Здесь забывали о проблемах, искали утех, утоляли чувственные желания, заполняли пустоту в душе. Кое-кто после нескольких раз пребывания в этом логове больше не возвращался, предпочитая реальную жизнь — ослепительному дурману на одну ночь. Другие, напротив, жаждали заменить реальность на продление фальши.

Она же не относилась ни к первой, ни ко второй категории.

Не потому что не имела желаний, которые хотелось бы исполнить. Нет. Причина оказалась до банального простой. Времени на себя катастрофически не хватало. Уже которое столетие подряд…

Вот и сейчас, с каждой секундой чувствуя внутреннее раздражение ко всему происходящему, девушка упрямо продолжала делать заинтересованный вид и потягивать алкогольный напиток из трубочки. Почему?

В последнее время блондинка и сама непозволительно часто задавалась этим вопросом. И сама же давала себе простой, до зубовного скрежета, ответ: «Так надо».

Призвание не дано выбирать, с ним рождаются. Не приобретя привычку бежать от обязательств, она смирилась с сопровождающими минусами. Такими, как… раздражающие декорации и… скука.

— Могу я угостить тебя выпивкой, красотка? — перекрикивая музыку, склонился к ней мужчина.