Штучка (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 56

Таня наконец-то вошла в спальню. Снова в этой красной ерунде, такой охренительно яркой, вкусной для глаз ерунде, с короткими рукавами, обнажающими плечи. А поверх той ерунды — плотная паутина из кожаных ремней — отдельно лиф, отдельно ремешки для бедер с двойным охватом, так и льнули к гладкой коже бедер. А на Таниной голове — гордо задранной вверх — красовалась черная корона. Да, солнышко, ты действительно сегодня королева. Хотя, что там сегодня — всегда.

Красивая. Она была нереально красивая. Боже, и как раньше думал не о ней? Как вообще в голове хоть кто-то помещался? Она будто издевалась. Будто мало ему было всего остального — всей ее, сводящей его с ума, такой податливой, такой отзывчивой, такой очертя голову в него влюбленной. Будто Егор уже не влип в нее по самые уши, так что согласен был уже на все, даже на большее, чем сейчас — лишь бы не уходила от него больше. Нет. Надо было становиться воплощением эротической фантазии, от которого совершенно невозможно было оторвать жадный взгляд.

На колени перед кроватью Егор опустился сам. Сам же застегнул на горле ошейник. Никогда бы не подумал, что это окажется настолько легко, настолько в удовольствие. Но, вправду же, хотелось ей уступить. Он провинился — и готов был принять свое наказание. Хотя впоследствии можно будет повторить нечто подобное сегодняшнему вечеру. Уж больно у Татьяны глазищи были прибалдевшие. Кажется, она нешуточно кайфовала, ощущая себя королевой положения. Наверняка провокаций и пресечения границ станет больше. Хотя — ей не жалко. Если ей будет нужно — Егор уступит. Он сам завизировал, что она может диктовать ему какие-то условия.

Таня села на кровать, томно глянула на Егора. Он же про себя улыбнулся ее замешательству и, придвинувшись к ней, прижался губами к голому колену. Это не была ласка — скорее знак преклонения, и судя по тонким, девичьим пальцам, пробежавшимся по волосам, — он ей понравился.

— Ты можешь ко мне прикасаться, где угодно, — вкрадчиво заметила маленькая дрянь и, разумеется, добавила: — Но только губами или языком.

Ну да. Никто не обещал, что вечер без сессии будет простым. Егор глянул на Татьяну снизу вверх, едва ли не улыбаясь, а затем опустил ладони рядом с бедрами девушки, снова оставляя поцелуй рядом с ее коленом, теперь выписывая языком на голой коже английскую «S».

Дурочка. Маленькая глупая дурочка. Она серьезно думала, что вот этим она Егора наказывает?

Нет, разумеется, запрет на прикосновения доставлял неудобство, но…

Этим своим запретом Таня всего лишь бросала Егору вызов — сможет ли Егор при урезанном арсенале способов воздействия заставить ее стонать от наслаждения, заставить задыхаться от голодной жажды.

А ведь это было охренительно просто. Чувственность у его королевы изначально была зашкаливающая. Судорожно дышать она начала, еще, когда Егор неторопливо выцеловывал каждый дюйм кожи ее бедер, очень медленно, очень вкрадчиво поднимаясь выше, возвращая ей сторицей все то предвкушение, что раздирало его сегодня, лишь этими прикосновениями губ заставляя раздвигать ноги. Ага, сегодня в ошейнике был Егор, но это не значило, что у него над Таней не было никакой власти. Была. Только он решал, сколько ему ждать, сколько Таня будет возбужденно кусать губы, и когда уже Егор наконец уткнется носом в девичий треугольник.

— Расстегнуть можно?

— Да.

Никаких трусов под боди ожидаемо не оказалось. И это было прекрасно. Кто сказал, что сегодня Таня укрощала Егора? Нет. Сегодня он укрощал ее. Даже сейчас, стоя на коленях, он был хозяином положения, не она. Он заставлял ее стонать и прилагал к этому абсолютно ничтожное количество усилий. Всего лишь пробовал ее на вкус. Всего лишь с вкрадчивой, нарочитой медлительностью вылизывал влажные девичьи складочки, ласково касался клитора самым кончиком языка, заставляя Таню вздрагивать, слабо всхлипывать от переполнявших ее ощущений. Никакой резкости, нет, до кипения Егор Таню доводил настолько медленно, чтобы его жертва ощущала, насколько ей не хватает члена внутри себя.

Честно говоря, сегодня ее хотелось смаковать как можно дольше. Потому что Таня действительно была как редкое, коллекционное вино. Вкрадчивое, терпкое, но опьяняющее с пары глотков. Егор же хотел не пару глотков Тани, он хотел ее всю, до самого донышка, во всех возможных позициях. И в невозможных тоже.

Его руки к своим бедрам Таня придвинула сама, будто разрешая к ним прикоснуться, и это было очень милосердно с ее стороны. Егор с трудом просто скользил пальцами по коже ног, всего лишь поглаживая их, еле сдерживаясь, чтобы не оставить на ней синяков. Перекрывало у него все, пожалуй, еще с магазина, но пришлось не только вытерпеть, но еще и домой добираться. И пытаться не коситься на голые Татьянины колени, пытаться сосредоточиться на дороге.

Ей-богу, ГИБДД недооценивало влияние гормонального состояния на положение водителя. Прямо жизненно необходимо было в КоАП приравнять вождение в непотраханном виде к вождению в нетрезвом. Каким чудом Егор никуда не вписался — было не ясно. Кажется, магия все-таки существовала, и она была на стороне Егора.

Кажется, Татьяна дошла кондиции, потому что пальцы ее вцепились в волосы Егора, оттягивая его голову назад. Егор даже не удержался от улыбки, когда встретился с ней взглядом. Да, вот сейчас его вполне могли поиметь. Отличное состояние. Ничего не видел Егор в жизни прекраснее распаленной возбужденной женщины. А Таня — в этом же состоянии — затмевала любую другую женщину в принципе.

— На кровать, живо, — выдохнула девушка. Таким голодным, таким алчным тоном, что у Егора либидо в который раз за вечер шибануло в голову темным, глубоким взрывом.

— Я уж думал, ты не попросишь, моя королева, — сорвалось с языка прежде, чем Егор вспомнил, что вообще-то ему слово не давали.

Если бы сейчас кто-нибудь поднес к Таньке зажженную спичку — она бы вспыхнула, будто промасленная и сгорела бы факелом. Уж больно она сейчас была раскалена. Уж больно невозможные вещи с ней происходили. Сегодня — она раздевала Егора. Распаковывала свой подарочек, сдирая с него его чертовы джинсы. И боже, как это было охренительно, казалось, еще пару минут — и Танька вполне могла взорваться от перевозбуждения. Ей хотелось вытрахать Егора досуха, вот только, кажется, это была самая несбыточная из всех имевшихся у нее желаний. Ей хотелось Егора в принципе сожрать, потому что он умудрялся над Танькой издеваться, даже стоя на коленях. Ох, какая ж жалость, что отказалась от стека, ох надо было согласиться… А ладно, черт с ним…

— Танька, — вырвалось из груди Егора, когда Танька, оседлав его верхом, резким движением бедер насадилась на его член. И этот его выдох оказался хлеще любого афродизиака, любых феромонов. Егор первый раз назвал Таньку именно так. Как звали ее близкие. Да, звал ласково, звал вежливо, но во всем чувствовалась чертова дистанция. Сейчас ее будто не стало.

Боже, как же долго ждала этого — и сегодня, с самого утра, когда проснулась, уткнувшись в его плечо, и в принципе — с самого начала этой связи с Егором. Не верила, что настанет такой момент, когда между ними больше ничего не будет стоять, но надеялась, ждала этой секунды. Вот это была победа, а все эти церемонии с ошейником… Ну, весело было. Однозначно. Оно того стоило. Каждую секунду.

Жесткие пальцы сжали кожу на бедрах, будто натягивая Таньку на член Егора еще сильнее. У Таньки было ощущение, что из ушей вот-вот полетят звездочки, до того сильный это был кайф.

Кто был сейчас сверху? И правильно ли было разрешать Егору эти слишком хозяйские прикосновения? Но разве это было важно? Танька не могла себе представить в здравом уме, что она бы смогла отказаться от его жадных касаний. Они были нужны — ей было смертельно необходимо ощущать его желание. Тем более, что корону — знак своего «верховодства» — Танька оставила на тумбочке, после того как, потянувшись за ней к наручникам, уступила умоляющему «Не надо». Егор не хотел, чтобы она его ограничивала. Егор просил ее этого не делать. Да, Танька могла его не слушать, но не смогла это сделать и потому решила сейчас отказаться от того, чтобы верховодить до самого конца. Нужно было отдавать себе отчет — получалось у нее так себе. Все-таки диктовать условия Егору у нее выходило только потому, что он ей это разрешал. Хотя с Егором в принципе иного было и не нужно. Так, поиграть, развлечься, повыпендриваться — да, можно было, разнообразие очень доставляло. Но именно отпуская себя, именно отдавая себя в руки Егора, Танька чувствовала себя действительно свободной и счастливой. Она воевала больше, чем достаточно, — в учебе и в жизни — с Егором ей воевать совсем не хотелось. Ему хотелось лишь сдаваться.