Штучка (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 36

— Ну, так что, солнышко? — тихо поинтересовался Егор. — Согласна переехать?

Ох, Васнецов, Танька тут вовсю себя уговаривала найти повод и не навязывать тебе свою нуждающуюся в уходе тушку, а ты такие вещи спрашивал.

— Это же тебя спалит в универе, — тихо произнесла Танька, — если я к тебе перееду, скрывать, скорей всего, не получится.

— Может, я очень заботливый декан, раз буду довозить пострадавшую отличницу на зачеты во время сессии? — насмешливо поинтересовался Егор.

— У Аськи язык как помело, — с сожалением качнула подбородком Танька, — она всем растреплет, что я съехала из общежития. И кто собирал мои вещи — тоже растреплет.

— Ну и пусть, — Егор пожал плечами, — ей-богу, мое дело, с кем жить. Да и ты, как я понял, не очень-то боишься огласки.

— А у тебя проблем не будет?

— Проблемы всегда есть, что теперь, по углам обжиматься? — сбить Егора с толку было просто невозможно. — И вообще, солнышко, ты лучше подумай про свои проблемы, не про мои. У тебя их дохрена, кстати. Сотрясение, сессия и сталкер. Не находишь, что это все как-то не дотягивает до того, как меня может натянуть ректор. Ну, натянет. Это ж церебрально, а не буквально. Ты можешь не верить, но я выживу. Я вообще довольно живучий в этом вопросе. И декан я уже не первый год.

Танька чуть фыркнула, потому что, кажется, чувство юмора Егору не отказывало в принципе никогда.

— А если тебя уволят? — уже окончательно для спокойствия переспросила она. Вряд ли он предлагает, не обдумав последствий по работе, но все же… Для внутреннего баланса этот вопрос следовало прояснить.

— Солнышко, если даже меня и уволят — у меня проблем меньше будет, — вздохнул Егор, — меньше учебных планов, конференций и больше проектов. Но меня не уволят. Уж слишком хорошо я работаю, сам бешусь от собственной ответственности. И ты, знаешь ли, очень хорошо учишься, чтоб подозревать, что ты со мной, чтобы выбить послабления по учебе. Хотя, если станет известно, что я тебя не только трахаю — тут может быть скандал, да. Но, в конечном счете — не так уж это мне и повредит. Да и откуда узнают, ты хочешь нажаловаться?

Танька прикрыла глаза. Нет, это все сон. Ну не может такого быть, чтобы Васнецов ее… уговаривал переехать к нему. А выглядело это все именно так.

— Тань, если ты устала, я могу завтра зайти, — тихонько произнес Егор.

— Да нет, — хотя Танька и чувствовала себя уставшей, ей не хотелось, чтобы Егор уходил, — я просто… думаю.

— И что надумала?

— А это не будет… слишком быстро? — Танька коснулась пальцами ключей.

— Слишком быстро — это трахаться до того, как в принципе осознали взаимность симпатий, — Егор ухмыльнулся, — а когда секс уже есть, но где и как попало — это хрень какая-то, солнышко. И потом… Я тебе не предлагаю въезжать ко мне навсегда. Только пока не снимут диагноз. Потом можешь сбежать в свое общежитие и снова мотаться ко мне на ночь, раз ты так меня боишься.

Это не был страх. Точнее, это не был страх перед Егором. Это был страх перед тем, что она надоест ему быстрее, чем могла бы. Сейчас о ней еще и нужно было заботиться. Больше всего на свете Танька не любила быть слабой. Нуждаться в помощи. Кого-то утомлять своей слабостью. Быть обузой. Но… Но отказаться от предложения Егора… Не хотелось. Не моглось. Если была возможность побыть рядом с них хоть сколько-нибудь времени, то отказываться от нее сейчас было совершенно невозможно.

— Я согласна, — Танька сгребла ключи в горсть и сунула их под подушку, — ты мог бы даже не уговаривать так-то.

— Ну, кто тебя знает, — тепло заметил Егор. — Совместная жизнь — это в принципе серьезно. Даже на пару недель.

Ну, за пару недель Танька вряд ли поправится… Хотя не нагло ли ей рассчитывать на больший срок? Ладно, посмотрим, сколько он ее вытерпит. Блин, а как она потом сможет уехать? Уже сейчас казалось, что она будет готова остаться с ним — хоть даже в роли коврика в ванной. А-а-а! Так, стоп, эти мысли стоило отставить. Это просто эйфория, ничего больше. На самом деле — нет, она сможет уйти, она уйдет от Егора и, в принципе, насовсем, когда он скажет, что устал от нее. Что там будет в душе твориться — это вот неважно. Совершенно. Чувства — это же вторичное, да? Разве им не нужно будет заткнуться когда разрыв все-таки случится, просто потому, что она очень многое для их удовлетворения делала сейчас.

— Мама будет в шоке… наверное, — отстраненно произнесла Танька, — но я переживу.

Мама, мягко говоря, могла и офигеть, и даже прикинуться, что у нее сердечный приступ, и попытаться воззвать к Танькиному здравомыслию, и отговорить ее от этой сомнительной затеи. Вот только, если Танька могла легко отказаться от любого из оказывающих ее внимание сверстников, отказаться от предложения съехаться с Егором — значило все равно, что отказаться от ноги. Так что маме придется выпить валидола и оставить Таньку в покое.

— Выспись, солнышко, ладно? — Егор осторожно сжал в своих руках Танькины пальцы. — Врач сказал — можно забрать тебя в конце недели, смотря по твоей динамике. Так что не скандаль, лежи, отсыпайся. Завтра я съезжу за твоими вещами.

— Может, я сама? — встревожилась Танька.

— Если ты переживаешь, что я увижу весь запас твоих трусов, то ты немного поздно спохватилась, — безжалостно улыбнулся Егор, — я собирал твои вещи для больницы и особой разницы между пятью трусами и семнадцатью я не вижу.

Ну, блин… Пересчитал? Серьезно?

*миелофон — прибор для чтения мыслей (Алиса Селезнева, Кир Булычев)

«В конце недели» обещанное лечащим врачом Таньки в конечном итоге вылилось в почти что неделю, и только во вторник врач, недовольно хмурясь, согласился разрешить выписку на амбулаторное лечение.

Танька подыхала. От неподвижности — да, голову она уже могла поднимать. Медленно — даже вставать. И передвигаться по несколько минут, потом тело все равно норовило принять горизонтальное положение. От нервяка — потому что на подготовку к зачету оставалось всего ничего, а голова отчаянно плохо работала. От волнительной, но такой тревожной перспективы съехаться с Егором — она сейчас была невыносима дерганная, уже сама себя ненавидела. Раздражало все, яркий свет, громкие голоса, сильные запахи. Тошнило практически от всего. Если бы Егор не приносил ей еду, а Анька не таскала бы бананы — Танька за эту неделю в больнице усохла бы до состояния глиста. Потому что у них тут то каша пригорала, то суп был какой-то совершенно непонятной консистенции с плавающими пятнами жира, то рагу приносили такого вида и с таким запахом, будто для его изготовления пользовались части тела пациентов, скончавшихся в больничных стенах…

На третий день Танькиного лечения в больницу пришел полицейский, предложил оформить заявление. Танька согласилась. Честно говоря, трепета перед Лазарем у нее не было ровным счетом никакого. Она вообще не очень догоняла, насколько к себе паршиво нужно относиться, чтобы отказаться от того, чтобы мудака, отправившего тебя больничную койку, привлекли к ответственности.

Танька впервые за время учебы в МФТИ влетела в больницу. Она обычно довольно серьезно относилась к заявленному преподавателям девизу «Даже смерть — не повод не приходить на лекцию», как-то даже самоубийственно приперлась на лабораторку к Егору с высоченной температурой — бледная как смерть, но отважно готовая на подвиги. Тогда Егор, кстати, отправил ее домой, сказал, что ответственность — это, конечно, хорошо, но ему, мол, не нужно, чтобы Локалова вот в таком вот виде, настолько же бледная, являлась к нему укоризненным призраком, после того как скончается от передозировки этой самой ответственности.

Суть произошедшего во вторник Танька до сих пор не особенно понимала. Она нашла в телефоне СМС от Егора Л. и, честно говоря, подзависла на это. Во-первых, Лазарь в принципе у нее всегда был «Егорчик», во-вторых… если ее не глючило, она удалила его номер буквально в тот же день, как завизировала перед обоими Егорами свой с Лазаревым разрыв. Хотя… Может, и глючило. Памяти сейчас Танька не верила в принципе. Весь вторник, когда она получила по голове, целиком не складывался. Только из каких-то отрывков, осколков, без четкой картины случившегося. Когда Танька сказала об этом своему врачу, тот сказал, что это как раз нормально, и к сожалению — ничего с этим было сделать нельзя. Последствия гематомы. Может, память о дне сотрясения восстановится, а может — нет. Очень вероятно, что нет.