Мар. Тень императора (СИ) - Лисина Александра - Страница 60

К вечеру похолодало настолько, что люди надели шапки, а поверх доспехов и кольчуг натянули дубленки и меховые тулупы. Чем выше в горы, тем ниже становилась температура, и тем медленнее таял снег на дороге.

— Эй, малец, — поравнялся со мной Хорт. — Ты б оделся, что ли?

Я задрал голову к небу и высунул язык, ловя на него снежинки.

— Мне пока и так хорошо.

И это было правдой. Из всего каравана только у меня оставалась на плечах легкая курточка, а на голове не было шапки или капюшона. Снег на моей коже по-прежнему не таял, а в волосы его набилось столько, что скоро придется горстями выгребать. Но мне нравилось. Почти так же я себя чувствовал, когда охотился на ледяных равнинах. И это маленькое воспоминание грело душу получше каких-то там шкур.

— Мар, оденься, — вскоре не выдержал и Зиль. — На тебя смотреть холодно.

— Кому холодно, тот пусть возьмет одеяло, — проворчал я, но все же выудил из сумки легкий плащ и накинул на голову, чтобы отстали. — И вообще, вам не кажется, что зима наступила как-то слишком уж быстро?

— Это не зима, — буркнул цыган. — А магическая аномалия.

— С чего бы ей тут взяться?

— Народ тут мер слишком часто. Лет триста назад целая армия полегла. А с ними маги. В том числе, и стихийники. Вот с тех пор тут Рам знает что с погодой творится. И даже посреди жаркого лета может пойти снег.

— А-а-а…

— Вот тебе и «а-а-а»… надень шубу, Мар, не то застынешь.

Еще часа через два снег повалил настолько густой и сильный, что каравану пришлось совсем туго. Дорогу мгновенно замело. Колеса телег начали неумолимо вязнуть. Да еще и дорога стала неровной, поэтому скорость передвижения резко упала, а покрытые густой белой «шубой» лошадки начали выказывать явные признаки усталости. Самое скверное заключалось в том, что деревьев здесь практически не было, поэтому преград для ветра не существовало. Он свободно гулял вдоль дороги, завывал между скал, бросал в лицо целые пригоршни снежинок и стегал коней по низко опущенным мордам, вынуждая их отворачиваться и притормаживать еще больше.

Наконец, впереди показалась большая скала, и кто-то мудро скомандовал привал. Телеги тут же поставили в круг, лошадей распрягли и накрыли сухими попонами. Затем запалили сразу два костра, вскипятили воды, поели горячего и, укрывшись от ветра под специально прихваченными, натянутыми между телегами тентами, стали устраиваться на ночлег.

Как оказалось, в этом мире тоже додумались до спальных мешков, только делали их не из синтетического материала с теплой шерстяной прослойкой, а из специальным образом обработанных и сшитых шкур. Заберешься в такой спальник, набросишь на голову «клапан» и красота: ни снег не залетит, ни тепло ветром не выдует. Особенно, если спальник рассчитан на двоих, и в нем окажется еще одно тело с температурой в тридцать шесть и шесть десятых градуса.

Я по понятным причинам в компанию ни к кому не напрашивался. И, пока народ решал, кто с кем будет спать, вообще старался не отсвечивать. Хотя бы из тех соображений, что народу в отряде теперь стало нечетное количество, и кто-то один по-любому должен был остаться без компаньона. Меня бы такой вариант более чем устроил. Но увы. Излишне заботливый рино Кэрт не вовремя напомнил его высочеству о наличии несовершеннолетнего в отряде, и меня в приказном порядке определили к Зюне, которого такой поворот дела ничуть не огорчил.

Наличие постороннего лица в спальном мешке вынудило меня избавиться от части оружия и припрятать его до утра, включая клинки, которые я носил под курткой. В многолюдном отряде сделать это было проблематично, но опустившаяся на горы раньше обычного ночь слегка облегчила мою задачу.

— Ты, если что, пинай, а то вдруг раздавлю, — хекнул северянин, устраиваясь в кармане из шкур и стараясь уместить в не рассчитанное на таких здоровяков пространстве свои широкие плечи. — Тесновато-то тут что-то…

— А потому что жрать меньше надо, — немедленно раздалось из соседнего спального мешка.

— Еж, да ты походу завидуешь, — присвистнул я, кое-как втискиваясь рядом с Зюней. Черт. Какой же он горячий!

Еж возмущенно всхрапнул.

— Кто?! Я?!

— Ты-ты, — подтвердил я, пытаясь устроиться поудобнее. — Второй день только и слышу сравнение, кто сколько съел и кто сколько весит. Тебе не кажется, что это становится навязчивым?

— Он всегда такой, — зевнул из третьего мешка Уж. — Расслабься, мелкий.

— Да я не напрягаюсь.

— Мар, ты что, замерз? — удивился северянин, когда я случайно задел его локтем. —Эй! Да у тебя руки ледяные!

— Они всегда такие. Спи.

— Смотри у меня! Не вздумай разболеться.

— Это не твоя забота, — буркнул я, поворачиваясь к северянину спиной и стараясь его больше не касаться. — Мамочки мне тут только не хватало…

Блин. Да от него жар идет, как от печки. До утра точно расплавлюсь. А он, наверное, замерзнет, хотя я специально подложил между нами плащ и предпринял все меры, чтобы случайно не вытянуть из него ни капли жизненной силы.

— Тал тебя в корму, Мар, — вдруг поежился Зюня. — Ты действительно холодный.

— Это потому, что я упырь, понял? А теперь спи, иначе покусаю, и к утру ты станешь таким же.

— Что такое «упырь»?

— Нежить. Нечисть. Зло в чистом виде… поэтому оно холодное и кусачее. Особенно по ночам.

Где-то неподалеку раздался тихий смех.

— Слышь, Еж… это и про тебя тоже, — заметил кто-то из темноты. — Холодное, кусачее, Тал знает что… ну, ты и есть!

— Да чтоб вас Рам на ледяных равнинах света лишила! — с чувством отозвался невидимый Еж. — Кому еще не спится? Ворон, ты? Если не заткнешься, я тебя завтра в сугробе утоплю. И еще кого-нибудь. За компанию.

Я тихо хмыкнул, представив, как тощий Еж будет пытаться скрутить более рослого и упитанного Ворона, да еще на виду у побратимов. Но больше встревать не стал. А народ, попрепиравшись и обменявшись привычными шуточками, вскоре угомонился.

Как ни странно, заснуть, мне все-таки удалось. И даже почти до утра, хотя к рассвету с меня сошло сто потов. Зюня был слишком теплым. Таким, каким, наверное, и должен быть настоящий мужик. Но мне от этого тепла не было никакого проку. Оно душило. Мешало дышать. Так что в конце концов я откинул клапан и, выбравшись из прогретого мешка, бухнулся носом прямо в наметенный за ночь сугроб.

Ох… какой же это был кайф!

Я засунул нос в снег и фыркнул, испытывая необъяснимое желание забраться туда целиком и валяться, кататься в нем до упаду, чтобы потом вскочить и с шумом отряхнуться, разбрасывая во все стороны снежинки. С трудом потом вспомнил, что у меня сейчас две ноги, а не четыре. Но хватануть губами снег и с наслаждением его проглотить мне это не помешало. После чего все равно пришлось вставать, брести в сторону отхожего места, а заслышав по дороге долгий протяжный вой, замереть и настороженно прислушаться в надежде услышать знакомый голос.

— Уу-у-у… уу-у-у-а-у-у…

— Это просто ветер, пацан, — негромко бросил кто-то из темноты. Вроде бы Хорт. Ну да, вон его шапка торчит. Да и время как раз под его стражу подходило. — В горах так часто бывает.

Я прислушался снова, но потом с разочарованием понял: и впрямь, ветер. А облегчив пузырь, решительно пробрался сквозь наметенные за ночь сугробы и, плюхнувшись возле закутанного в три одеяла северянина, требовательно на него посмотрел:

— Расскажи еще что-нибудь. Про ледяные равнины.

— Да я б, может, и рассказал, если бы смог там побывать и вернуться, — хмыкнул Хорт.

— И все равно: расскажи. Что там за души живут? Почему ты сказал, что им в этом мире не место? Что они ищут? Есть ли у них выбор?

— Да откуда ж мне знать-то? — непритворно удивился здоровяк. — Я тебе что, жрец?!

— А волки там тоже есть? Помнится, ты что-то говорил про призраков…

— Заткнись, пацан! — вдруг рявкнули на меня из темноты сразу два голоса. Причем незнакомых и изрядно встревоженных. — Неровен час, накличешь!

Я аж подпрыгнул от неожиданности.