Все цветы Парижа - Джио Сара - Страница 6

– Должно быть, вы были шикарной леди, – сказала с улыбкой Эме, протягивая мне черную кожаную сумочку.

– Шикарной леди?

– Да, – сказала она, показывая эмблему на боку сумочки. Моей сумочки. – «Шанель».

– О, – удивилась я, проводя ладонью по стеганым ромбикам и разглядывая золоченую пряжку в середине. – Так что же я… сноб?

– Нет-нет, – засмеялась Эме. – Просто у вас хороший вкус.

Да и мой адрес оказался нехилым. По моей кредитной карточке, как сказали мне сотрудники больницы, нашли большую квартиру с видом на Эйфелеву башню на престижной улице Клер; кажется, я арендовала ее уже три года. Полиция ходила туда, чтобы сообщить о несчастье моим родственникам, но никого не нашла. Опрос соседей завершил мой портрет. Я жила одна и редко куда-нибудь ходила. И вообще, они меня почти не знали.

– Я не понимаю, – сказала я Эме. – Я американка, живу в Париже в роскошной квартире, у меня шикарная сумочка. Почему же у меня нет ни семьи, ни друзей?

– У вас наверняка есть семья… где-нибудь в другом месте, – успокоила она меня. – А среди соседей нет друзей, потому что в таких домах чаще всего живут старики, которым нет дела ни до кого, кроме их карликовых пуделей и таксидермии. – Я представила себе висящие в квартирах рога, а она продолжала: – Бабушка моего друга живет рядом с вами. В апреле я была у нее на ланче, и она заявила, что ей не нравятся мои волосы. – Она замолчала и пригладила выбившийся завиток волос. – Может, вам просто не хотелось заводить знакомство с такими людьми?

– Возможно, – согласилась я, но внезапно испугалась. – Эме, а вдруг я тоже такая, как те люди?

– Нет, что вы! – возразила она.

– Скажите мне правду… – Я поглядела ей в глаза. – Я похожа на вздорную особу?

– Нет, – уверенно заявила она. – Вздорные люди никогда не спросят о том, вздорные ли они.

Я вымученно улыбнулась.

– Пожалуй, вы правы.

– Вот. – Она протянула мне пластиковую сумку. – Ваша одежда пострадала от падения, и я принесла из дома свою. Мы с вами примерно одинаковые ростом, и я подумала, что вы подберете себе что-нибудь из этих вещей. – Она улыбнулась. – Конечно, тут все скромное, но мы не можем отпустить вас домой в больничном.

– Ой, спасибо.

Я выбрала себе серый свитер, черные легинсы и бежевые хлопковые трусы, а Эме протянула мне белый спортивный лифчик.

– Надеюсь, он вам будет в самый раз, – сказала она и отвернулась, чтобы не стеснять меня. – Вы чуточку пышнее меня в этом месте.

Я усмехнулась, сбросила с себя больничную рубашку и осталась голышом. Я видела свое тело только частями, после того как пришла в сознание. Стройные, сильные ноги (доктор Леруа предположила, что я занималась легкой атлетикой, бегом), крепкий живот со старым шрамом, полная грудь с крупными сосками и сильные, изящные руки. Это я.

Я провела ладонью по светлым волосам, потом, держась за койку, надела трусы и легинсы. Влезла в бюстгальтер и натянула через голову свитер.

– Спасибо, – поблагодарила я, оглядывая свой наряд, когда Эме повернулась ко мне. – Вы… невероятно добры.

Я открыла сумочку от «Шанель» и порылась в ее содержимом. Увидела красную помаду, немного наличных, какой-то рецепт, номер телефона, нацарапанный на салфетке, и пачку жевательной резинки.

– Готовы? – Эме посмотрела на меня и взялась за ручку двери.

Я покачала головой.

– Эме, – сказала я, – как меня зовут?

– Я ждала, что вы спросите, – улыбнулась она. – Каролина. Вас зовут Каролина Уильямс.

Тяжело вздохнув, я вышла следом за ней из палаты и зашагала по коридору навстречу жизни, о которой ничего не знала. Мое сердце тревожно билось в груди.

Я Каролина Уильямс.

– Вот мы и на месте. – Клемент, сотрудник больницы, показал в окошко автомобиля на импозантное здание. – Это ваш дом.

– Правда? – недоверчиво спросила я, дотронувшись до оконного стекла, и обвела глазами старинное здание из серого камня с причудливой лепниной, слуховыми окнами и маленькими балкончиками с коваными узорами на решетке. Париж… да что там – квинтэссенция Парижа! Неужели это правда мой дом?

– Да, мадемуазель. – Он вышел из машины с бумажной сумкой в руке и помог мне открыть дверцу.

– Но он такой…

– Шикарный? – спросил он с улыбкой.

Я кивнула.

– Да, вы правы. Один из самых знаменитых парижских домов.

Я покачала головой и вздохнула.

– Как же я сюда попала? – пробормотала я сама себе.

Клемент с беспокойством повернул ко мне лицо.

– Вы точно готовы… – он замолчал, подыскивая подходящее английское слово, – ассимилироваться? – Я недоуменно подняла брови, а он поправил на носу очки в тонкой металлической оправе. – Доктор Леруа сказала, что вы…

– Что она сказала… – спросила я, но онемела, услышав свой испуганный, полный отчаяния голос. – Простите. – Я тяжело вздохнула. – Просто я так…

– Растеряны, – договорил он за меня. – Я понимаю. Но теперь вы дома. Я помогу вам устроиться.

Я вошла за ним в вестибюль, и маленький лифт рывком повез нас наверх, когда Клемент нажал на кнопку четвертого этажа.

– Вот мы и пришли, – сообщил он и вставил ключ в замок. Дверь открылась с легким скрипом, приглашая в дом, совершенно для меня чужой. Мой спутник щелкнул выключателем.

– О! – Я провела ладонью по классной и современной софе из синего бархата – со стеганой обивкой и бронзовыми ножками. – Это… очень мило.

– Еще бы. – Клемент улыбнулся.

Квартира была просторная, но с минимальным декором, отчего казалась еще больше, но в то же время навевала ощущение одиночества. Три больших окна в гостиной выходили на балкон. Я ожидала увидеть там растения в горшках и парочку стульев, но когда отперла три щеколды и распахнула французские двери, то увидела лишь испуганного голубя, который тут же улетел.

– Странно, – пробормотала я. – Тут приятно сидеть. Почему я держала балкон закрытым и пустым, словно боялась на него выходить?

Клемент пожал плечами.

– Не знаю. Моя жена умерла бы от радости, если бы у нее появилось столько места для цветов. – Он показал на уголки балкона. – Она использовала бы тут каждый сантиметр.

Почему же я так не делала?

Я прошлась по всей квартире, занимавшей правую часть верхнего этажа дома. Тут были три спальни. Две пустовали, третья, вероятно, была моя. Я села на огромную кровать. Одеяла были так туго натянуты и так аккуратно заправлены по краям, что я испугалась, что нарушу идеальный порядок, когда встану, словно это могло как-то огорчить ту, прежнюю меня.

– Кажется, ванная находится за холлом, а кухня за ней, – сказал Клемент.

Я с облегчением повернулась к нему, пользуясь этой отсрочкой, чтобы не открывать комод. Почему я так боялась заглянуть в ящики? Они мои, во всяком случае, мне так сказали. Но все-таки я почему-то была не готова или не чувствовала себя вправе рыться в самом личном, что было в моей жизни. Какие лифчики я носила? Обладала ли я чувством стиля? Может, в каком-нибудь носке спрятаны письма или тайная фотка бывшего любовника?

– Я оставлю вам сумку с продуктами, – сообщил Клемент, неловко кашлянув. – Одна из сиделок сходила на рынок и купила для вас кое-что из еды на первое время. – Он поставил сумку на деревянный пол. Из нее торчал багет.

– Спасибо, – поблагодарила я со стесненным сердцем.

– Если вам что-нибудь понадобится, – сказал он, снова поворачиваясь ко мне, – просто позвоните в больницу или доктору Леруа.

Тяжело вздохнув, я кивнула.

– У вас все будет нормально, – заверил он с улыбкой, которая меня мало успокоила.

Часы тикали где-то вдалеке. Я села на софу, потом снова встала и прошлась по гостиной, рассматривая странную, но все-таки жутко знакомую картину на стене – вероятно, изображение калифорнийского дворика: бассейн в окружении пальм и чаша с лимонами на деревянном столе. Я дотронулась до уголка картины, словно жалея, что она не умела говорить. Может, эта картина что-то значила для меня?