Под сенью исполинов (СИ) - Калинин Никита - Страница 2

В вену на руке воткнули порт-инъектор.

— Очнётесь на Ясной - не вставайте. Ждите, пока кто-нибудь из группы к вам подойдёт, - Корстнев говорил прямо противоположные Уставу вещи. В обязанности психосервера, как раз, входило обеспечить пробуждение экспедиции. Потому как они, психосерверы, всегда пробуждались первыми.

Голова пошла кругом - нейролептики в крови достигали мозга. “Нести” Ординатора гораздо труднее, чем просто пользоваться его возможностями. Но она к этому готова. Ольга сконцентрировалась на одной точке, как учили на факультете. Ею стала капсула напротив, сквозь лицевой стеклопластик которой бликовал под светом ламп прозрачный транспортный раствор.

Ольгу бережно уложили и навесили над ней “шатёр” ультразвукового сканера. Близняшки действовали слаженно, точно знали что, как и где, и поэтому предвзятость к ним понемногу таяла. Они совершенно точно не первый раз готовили психосервера к “прыжку”.

— У вас был контакт с мужчиной?.. Две недели…

— Что?.. - не поверила ушам Ольга. - Что вы спросили?

Но лаборантки молчали и что-то увлечённо наблюдали на панелях состояния. Голова плыла. Никто не спешил с разъяснениями.

Наверное, почудилось. Нейролептики, помноженные на никогда не покидающие голову мысли о детях. Успокоиться, выдохнуть.

Без “точки опоры” взгляд плыл, отчего подкатывала ненужная тошнота. Ольга повернула голову набок и опять уставилась в прозрачность транспортного раствора внутри капсулы. Именно в него её, бессознательную, сегодня и погрузят. А очнётся она уже на Ясной. Рядом с Ромой…

Ольга больше не могла пошевелиться. Слабость сделала тело неподъёмно-чугунным, руки и ноги похолодели - кровь обосновалась в мозге. Когда её начали раздевать, Корстнев был ещё рядом, но возразить Ольга уже не могла. Впрочем, не особо-то и хотелось. Отчего-то стало не так важно, видит ли её наготу посторонний мужчина. Важным сделалось другое.

Почему стрелки часов над автоматическими дверями лаборатории идут навстречу друг другу?..

Вдруг над ней возникли честные глаза, пахнуло табаком и сожалением.

— Прости, Оленька… - голос Корстнева по-молодецки ускакал эхом куда-то под потолок: - Прости… Прости… Прости…

И всё поглотил туман. Он выполз из-под капсул и самих приёмников, паучьими нитями спустился с высокого потолка, утыканного шахтами вентиляции, и наперво проглотил почему-то извиняющегося начлаба. Близняшки тоже оказались съедены, вообще всё в лаборатории затянул туман. Осталась только она, Ольга, капсула, “точка опоры” её застекленевшего взгляда, и просматриваемый коридор до дверей, в которые они с Корстневым не так давно вошли.

Стрелки часов останавливались. Изогнувшись, они нашли друг на друга, и стали похожими то ли на недовершённую цифру восемь, то ли на спираль ДНК. И когда совсем замерли, автоматическая дверь лаборатории распахнулась.

Она была очень красивой. Неописуемо, по-детски прекрасной. Раскосые зелёные глаза смотрели с задорным прищуром, будто девочка вот-вот побежит от неё, прикованной к кушетке, с криком “догоняй!”. Но в то же время было в них что-то отталкивающее, ненастоящее. Хоть и неясно что.

Шурша лёгким платьицем, девочка приближалась. Босые ножки ступали невесомо и оставляли на холодном чёрном кафеле отпотевшие следы. Когда она очутилась рядом с капсулой, транспортный раствор внутри вдруг помутнел, в глубине его проступили голубоватые прожилки, похожие на тончайшие вены. Только сейчас Ольга поняла, что на самом деле неотрывно смотрит на него, и вообще неведомо как видит окружающее.

Девочка подошла вплотную и взяла Ольгу за руку.

— Ты любишь петь, - она не спрашивала, она утверждала. - Ты споёшь колыбельную, когда придёт время. Колыбельная уймёт боль. Колыбельная остановит Небесного паука.

Произносимые ею слова не имели вообще никакого значения. Ольга чувствовала, что настоящее общение происходит гораздо глубже, и не было никакой уверенности, что она хоть сколько-нибудь контролирует этот процесс. Она никак не ожидала, что Ординатор персонифицируется для неё маленькой девочкой. Или это не он?.. Может, это долгожданный сон?..

Осознание пришло поздно, холодом по спине. Вносимая в сознание информация не дополняла Ольгу, а заполняла почти без остатка, замещала и меняла её. И это был не Ординатор.

— Небесный паук не придёт, - сама себе пообещала гостья.

И вдруг стало ясно, что именно в раскосом взгляде маленькой девочки блестело отталкивающе и неестественно.

Это был неживой машинный расчёт.

«Имя?»

«Роман…» – не сразу ответил он.

«Фамилия?» – голос звучал в голове, исходил изнутри его самого.

Тёплая вата тьмы почти уже вернула его в свои объятья, когда голос повторил:

«Фамилия?»

«Нечаев…»

«Звание?»

«Майор меж… планетной службы».

«Должность?» – вопросы следовали один за одним, почти без пауз.

«Старший офицер безопасности».

Роман мысленно встрепенулся. Он постепенно приходил в себя, и тьма вокруг уже не казалась привлекательной, мягкой и тёплой. Она – небытие.

В этот раз удалось не запаниковать. Это хорошо.

Он не чувствовал ничего: ни тела, ни уж тем более чего-то за его пределами. Ощущал, что оно есть, это тело, и даже имелась некоторая уверенность, что оно принадлежит ему. Но сознание внутри существовало будто бы особняком и напоминало громоздкого жука, сильными крючковатыми лапами карабкающегося по стенкам, чтобы рано или поздно бесцельно упасть панцирем на дно.

«Действует седьмой параграф Устава» – возвратился голос. Неопределимо балансирующий на грани мужского и женского, многогранный. В него лучше не вслушиваться, не проникаться им. Себе дороже.

Ожидание здесь чуть ли не самое главное испытание. Этому космопроходцев учили, и школа была хорошей. Ничего не изменится, пока Ординатор не сверит того самого жука с «контрольной копией» сознания. Если расхождение составит не более одного процента, контроль над телом вернётся космопроходцу. В наборе рабочих терминов Ординатора этот процесс назывался «определением повреждения личности».

«Мыслительные процессы в норме. Повреждение личности в пределах допустимых показателей. Первоочередной опрос позволяет заключить об отсутствии преград для начала исполнения возложенного долга», – бездушно возвестил Ординатор.

Роман ощутил, что может открыть глаза. Следом проявлялась чувствительность тела: свинцовые колотушки вместо рук, по которым вскоре забегали безобидные поначалу мурашки, дрожащие мышцы пресса и ходуном ходящие колени.

Мозг проверил целостность физической оболочки: обжигающей волной по телу прокатилась боль. В такие моменты она скорее приятна, ведь служит маяком, обозначающим что всё, пока что, в норме.

Вдруг его приподняли и усадили, оперев спиной на что-то прохладное и мягкое. Воображение выдало образы серого углепластика: зафиксированные кушетки, гладкие вытянутые овалы капсул, решётчатые квадраты вентиляционных шахт в перетянутом силовыми кабелями потолке. Открывать глаза он благоразумно не спешил. Помнил позапрошлый раз.

Стало теплее - его укрыли низолиновым полотном. Или чем-то подобным, ведь не было никакой гарантии что на данном челноке вообще имелись эти полотна.

– Ты слышишь м-меня? – донёсся голос: далёкий, еле различимый. Женский. Сложно было сказать Ольга ли это.

Роман кивнул, непослушными руками цепляясь за края покрывала.

– Как ты себя ч-чувствуешь?

Подумав, он снова кивнул.

– Если что – п-постучи. Хорошо? Ты не последний.

Голос казался знакомым, это радовало. На одного незнакомого человека в экспедиции меньше. Роману никогда не нравилось, что руководство в этом отношении целиком полагалось на возможности Ординатора. Но его мнения никто не спрашивал.

Вокруг бурлила деятельность. Он плохо разбирал слова, иные звуки, порой нарастая снежным комом, вообще проглатывали всё остальное, оборачиваясь продолжительным гудящим фоном. Вскоре «проснулось» зрение: сквозь сомкнутые веки проник свет, окрасив мир в мутно-красный.