Лиррийский принц. Хроники Паэтты. Книга III (СИ) - Федоров Александр Николаевич - Страница 2

Хрупкий мир рухнул с появлением тщедушной и хромой фигуры лиррийского проповедника Лейсиана. Неудачное падение с лошади много лет назад лишило его не только знаменитой лиррийской стати, но и значительной части здоровья. Однако дух его оказался на удивление крепок, а мысли были столь радикальны, что даже не все лирры воспринимали их.

Говоря коротко, Лейсиан почти свихнулся на идее великой войны народа лирр за мировое господство. Он считал племя людей недоразумением, стоящим на их пути. Он зашёл так далеко, что даже отказывал людям в праве называться истинно мыслящими и одушевлёнными существами. Он обличал алчность, жестокость, коварство людей, проистекающих, по его мнению, из их до смешного недолгого века, а потому люди должны были уйти, чтобы не мешать лиррам построить воистину прекрасный мир.

Сам по себе Лейсиан вряд ли стал бы слишком опасен для империи людей. Ныне здравствующий император Родреан Третий, осведомлённый своей тайной полицией о хромоногом баламуте, повелел потихоньку избавиться от него, закрыв в каком-нибудь каменном мешке. Однако Лейсиану удалось бежать и укрыться во владениях лиррийского принца Волиана, ярого приверженца радикальных идей новоиспечённого проповедника.

И вот с этого всё и началось. Волиан, принц карликового надела на востоке Ревии, объявил свои земли свободными от людей. Последние, впрочем, и так не особенно охотно селились в лиррийских землях, однако некоторое количество их всё же там проживало. И вот Волиан объявил тем немногим из людей, что населяли его владения, что они должны в недельный срок убраться, захватив любое добро, какое сумеют унести.

За неделю жалоба, посланная колонами императору, просто не успела добраться до места назначения, а Волиан, распалённый своим новым духовным учителем, не склонен был проявлять терпение. Загорелись людские хутора да сёла, полилась первая кровь… И этого хватило, чтобы империя окончательно лишилась разума. Тот самый последний маленький камешек потревожил громадную лавину, что грозила теперь погрести под собой бо́льшую часть цивилизованного мира…

***

– Эта война не будет долгой! – убеждал грязный старик, то и дело закашливаясь от необходимости повышать голос. – Лирр мало, и пусть они живут долго, но почти не рождают детей! Хватит года, чтобы истребить эту нечисть с лица земли! Мы будем убивать всех – детей, женщин, стариков, пока голова последнего лирры не повиснет на пике над воротами нашей славной Кидуи!

Гул одобрения заставил юношу, стоящего чуть поодаль и прислонившегося плечом к обшарпанной стене дома, скривиться от гнева и отвращения. Правда, этого никто не увидел – лицо его было надёжно скрыто капюшоном плаща, благо погода была ненастной, так что ни у кого это не вызвало ни малейших вопросов. А вот громадные глаза, заметь их прохожие, причинили бы их владельцу немало неприятностей. Вернее всего, его избили бы тут же, на месте, а может, случилось бы и что похуже.

Одной храбрости было мало, чтобы лирре, всего-навсего скрыв лицо капюшоном, проникнуть в людской город в самый разгар кровопролитной резни, что шла сейчас южнее. Тут нужно было уже какое-то разудалое безрассудство, или же крайняя нужда. Драонна, как звали этого смелого юношу, привело сюда именно второе. Поэтому, напомнил он себе, у него нет времени, чтобы стоять здесь и слушать этот неистовый бред.

Эти люди, в сущности, сами не понимали, зачем необходимо было убивать лирр. Здесь, на севере, лиррийские владения были невелики, и селились тут, как правило, лишь те, кто намерен был прочно связать судьбу с империей. Между людьми и лиррами тут никогда не было серьёзных противоречий. Сам Драонн много раз бывал здесь, в Шедоне, и с отцом, и теперь уже – сам, в качестве принца своего надела. И эти люди, чьи лица сейчас сводит от ненависти, совсем ещё недавно приветливо улыбались молодому принцу, когда тот, не торгуясь, скупал их рыбу, овощи и зерно.

Однако, нужно идти. Похоже, эти бездельники вознамерились кричать тут до темноты. Принц Драонн не мог позволить себе терять столько времени. Оторвавшись от стены, он направился туда, где, как ему хотелось надеяться, его сейчас очень ждали.

– Это правда… Они действительно идут сюда, – с порога объявил Ливейтин, начальник охраны замка.

Драонн невольно скрипнул зубами. Когда около двух часов назад один из земледельцев, примчавшийся на взмыленном коне, сообщил, что к замку движется отряд красноверхих численностью не меньше трёх сотен человек, принц понадеялся, что это какая-то ошибка. Конечно, сам факт появления красноверхих в окрестностях замка уже был тревожным, но Драонн тешил себя надеждой, что они просто направляются куда-то на юг из Шедона. Возможно, в Лиррию или Ревию, где сейчас было особенно напряжённо.

Однако он приказал послать нескольких разведчиков, и, как оказалось, не зря. Очевидно, что эти ублюдочные «охотники за лиррами» шли сюда. А это значит, что стоило ожидать худшего.

Гражданская война расколола не только граждан Кидуи, она расколола и сам народ лирр. Очень многие, в числе которых был и молодой принц Драонн, весьма негативно оценивали действия Волиана и Лейсиана, своими необдуманными поступками поставивших лирр в весьма опасное положение. Таким образом среди лиррийских элит чётко выделились две партии – лейсианцы и лоялисты. Последние выступали за скорейшее прекращение противостояния и налаживание отношений с людьми.

Проклятая война шла уже почти год. То и дело до Драонна доходили леденящие кровь слухи о нападении созданных людьми отрядов-истребителей лирр, которых за их отличительные знаки – красные береты – прозвали красноверхими, на небольшие лиррийские поселения и мелкие замки. Подробности, на которые осведомители обычно не скупились, заставляли сердце юного принца замирать от горя и ужаса. Однако здесь, на севере, до последнего времени было довольно-таки спокойно.

Император Родреан, который вскоре после начала конфликта не поленился лично выехать в свои северные провинции для встреч с лидерами лоялистов, горячо убеждал их в своей снисходительности к неразумным восставшим подданным, заверял в том, что приложит все усилия, чтобы было пролито как можно меньше крови – как человеческой, так и лиррийской. Особенно искренне он убеждал северную лиррийскую знать, что любому, кто не поднял руку на своего сюзерена, ничего не грозит, и что он не допустит самосуда на своей земле.

Однако довольно скоро Драонн сумел оценить крепость монаршего слова. Началось всё с того, что лиррам был закрыт въезд в города без особого на то дозволения магистрата. Как пояснялось в эдикте – дабы не провоцировать ненужную агрессию. Вскоре и вовсе на территории империи для лирр был введён строгий пропускной режим, по которому ни один представитель лиррийского народа не мог отъехать от своего дома больше чем на две лиги⁴ без особой подорожной грамоты, получить которую также можно было лишь в магистрате. И это вновь было объяснено радением о безопасности лиррийских подданных его величества.

Лоялисты оказались в весьма затруднительной ситуации – с одной стороны, весьма влиятельные силы при дворе, казалось, только и ждали повода, чтобы обвинить их во всех смертных грехах и обрушиться на них со всей яростью. С другой стороны, они не могли не понимать, сколь унизительно и опасно их нынешнее положение – каждый новый указ, изданный императором, казалось, был лишь очередным щелчком по носу, издёвкой тем более горькой, что она была явно незаслуженной.

Часть лоялистов подобные действия властей бросили в лоно лейсианцев. Принц Драонн, хоть и был ещё совсем молод по лиррийским меркам, тем не менее занял более взвешенную позицию, хотя многие его бывшие товарищи называли её трусливой и даже предательской. Но Драонн всё ещё надеялся восстановить разбитый вдребезги мир и понимал, что для этого хотя бы кто-то должен сохранить ясную голову. Кроме того, он чувствовал ответственность за своих немногочисленных подданных – домочадцев замка, несколько десятков фермеров, проживающих на его землях. Они не должны погибнуть, как гибли сейчас несчастные обитатели Ревии и Лиррии.