Ангел-мститель (СИ) - Буря Ирина - Страница 32

Важное воспитательное мероприятие прошло вечером успешно и не заняло много времени. Учителя на продленке дело свое знали и относились к нему со всей присущей воспитателям подрастающего поколения серьезностью. И на следующий день, сразу после завтрака они отправились в сад.

Попасть туда можно было далеко не всегда, что придавало прогулкам вдоль бесконечных рядов яблонь особую привлекательность. Центральные ворота вообще открывались исключительно для грузовых машин и присланных на уборку урожая отрядов работников всевозможных предприятий. На сбор фруктов люди всегда соглашались охотно — целый день на свежем воздухе, и домой можно килограмм яблок с собой вынести, самых отборных, конечно. Местные жители не могли мириться с тем вопиющим фактом, что лучшая часть растущего рядом с их домами богатства достается пришлым чужакам, и, не успевали сторожа заделать одну дырку в заборе, как в нем появлялось три новых. Остаток же собранных даров природы машины вывозили почему-то не прямо в магазин, а в хранилища, где те днями, если не неделями, ожидали учета и контроля, после чего попадали в торговую сеть уже изрядно усохшими.

Но сейчас урожай был уже снят, и сторожа смотрели на незаконное проникновение на охраняемую территорию сквозь пальцы. Для детей эти осенние прогулки по саду были чем-то вроде охоты за сокровищами. Они носились по саду в поисках завалявшегося где-то в траве спелого, краснобокого яблочка и вечером долго спорили, кто оказался победителем в соревновании: тот, кто нашел первое яблоко, или тот, кто нашел их больше.

Муж поддерживал в них дух состязания, говоря, что острый глаз и расторопность приносят в жизни только пользу. Тихий внутренний голос уговаривал ту, которую позже назвали Мариной, что дети совершают хороший поступок, подбирая с земли свежие фрукты, которые иначе пропадут без пользы, и заслуживают награды за него.

Едва они углубились в сад, дети разбежались в разные стороны, а та, которую позже назвали Мариной, с мужем некоторое время шли неторопливо по влажной земле, молча наслаждаясь свежим воздухом и тишиной.

— Ты знаешь, я давно хотел тебе сказать… — вдруг заговорил муж.

Она вопросительно глянула на него.

— Я ведь не сентиментальный человек, — продолжил он, заложив руки за спину и глядя прямо перед собой, — но мне кажется, что у нас с тобой хорошо жизнь сложилась.

— О чем это ты? — удивилась она. Душевные разговоры у них как-то не случались. Не то, чтобы кто-то против был — просто не случались.

— Да обо всем, — ответил он. — Сама посмотри — в люди выбились, дети хорошие, послушные подрастают, в доме достаток, уют, порядок… Каждый день дела-дела, оглянуться некогда, а вот провели два дня все вместе — и сразу понятно, зачем вся эта круговерть.

Она молча взяла его под руку и прижалась к ней.

— Я ведь все это ради вас делаю, — продолжил он, положив ладонь ей на руку. — Я ради вас на все готов. И работать сверхурочно, и по первому вызову в выходные срываться…

— Да я знаю, знаю, — успокаивающе пробормотала она.

— Вот за это я тебе и благодарен, — кивнул он. — За то, что умеешь главное в жизни видеть. И ценить. За то, что после любой работы я всегда могу домой вернуться и душой отдохнуть.

Она молчала, не зная, что сказать.

— Красивых слов говорить я так и не научился, — вновь заговорил он после короткой паузы. — Но не в них ведь дело, правда? Ты ведь и без них всегда знаешь, в чем для меня смысл жизни заключается. И в твоей жизни все хорошо, правда? Тебе тоже не на что жаловаться, да?

— Конечно, — тихо ответила она, уткнувшись лбом ему в плечо.

На душе у нее сделалось необыкновенно хорошо. Господи, да на что же ей жаловаться-то? Жизнь у нее спокойная, размеренная — без сумасшедших взлетов, конечно, но зато нет в ней и криков с руганью, скандалов безобразных. Дети замечательные — живые, послушные, отзывчивые; муж хоть строгий и сдержанный, но зато души в ней не чает — сейчас она особо остро это чувствовала. А через неделю ее ждет встреча со старыми друзьями, на которой сможет она и студенческие, беззаботные годы вспомнить, и посмотреть, как остальные в жизни устроились, и своим тихим счастьем похвастаться.

Даже не неделя осталась — всего-то пять рабочих дней. А на работе время всегда летит так, что и заметить не успеешь.

В понедельник ее вызвал к себе руководитель лаборатории.

Глава 5. Здоровый образ жизни

Известие о скором прибавлении в семействе произвело на моего ангела сильное впечатление.

Именно такое, которого я опасалась.

Потому-то я и не стала ничего ему рассказывать, когда у меня появились первые подозрения. Решила подождать, пока врач их подтвердит. Если уж переживать землетрясение с цунами, то хоть не безосновательно. Молчать целый месяц мне было очень непросто — меня так и распирало желание поделиться хоть с кем-то великой новостью — но я справилась. К счастью, мой ангел так ничего и не заметил, поскольку его понимание расширения нашей семьи, как выяснилось, касалось, прежде всего, машины, в грандиозном деле приобретения которой он увяз по самые уши.

Каждый вечер я выслушивала его стенания о том, что у него глаза разбегаются, невнятные бормотания о лошадиных силах, объеме двигателя и типах кузова и, наконец, бесконечные гимны выбранной модели — и посмеивалась про себя. В его монологах я даже односложными междометиями участия не принимала — все равно я в машинах ничего не понимаю, вот заговорил бы он о цвете — тогда другое дело! Да и потом — в последнее время мне было намного интереснее Галю послушать.

Так и общались мы с ним последний месяц: он — о своем, я — тоже, и все довольны. Мы, даже направляясь куда-нибудь вдвоем, словно по отдельности существовали. У меня самой сомнений в отношении моего состояния уже практически не было, и я вдруг заметила, что хожу, поворачиваюсь, сажусь — вообще, двигаюсь — как-то иначе. Раньше я словно водителем в своем собственном теле была — таком привычном и безответно послушном, что мне даже в голову не приходило задуматься о том, чтобы поберечь его на крутых виражах и ухабах…

Тьфу ты, как он меня заразил — и я уже на автомобильную лексику перешла! Ну и ладно, хорошее сравнение. Сейчас же рядом со мной как будто пассажир появился — хрупкий такой, нежный, как принцесса на горошине — и я вдруг поймала себя на том, что внимательно всякие ямки обхожу, и на подъемах и спусках перемещаюсь крайне осторожно, чтобы не поскользнуться. И постоянно прислушиваюсь к своим ощущениям. Смешно, конечно, было уже в то время ожидать каких-то ощутимых перемен, но я ждала. И, разумеется, ничего не чувствовала.

Кроме бесконечного расположения ко всему окружающему миру.

Даже наша бабуля, похоже, уловила ту волну благодушия, которая волнами катилась от меня во все стороны. Она все реже попадалась мне на глаза, а если и случалось встретиться, бросала на меня довольный взгляд и сдержанно кивала — видно, начали мы соответствовать ее пониманию тихой и спокойной жизни. А однажды она и вовсе с благородной стороны мне открылась — оказалось, что кто-то из соседей донес на наши неурядицы, к ней явился работник социальной службы с предложением защитить ее права в суде, в ответ на что она решительно отказалась давать ход всякой клевете.

В тот вечер я опять возвращалась домой одна — мой ангел дождался, наконец, великого момента покупки машины. Ближе к концу рабочего дня он позвонил мне, чтобы предупредить, что застрял с ее оформлением — и, похоже, надолго — и я решила подождать с ужином до его возвращения. Неторопливо выходя из лифта, я вдруг увидела нашу бабушку, закрывающую за собой дверь на лестницу. Одной рукой — второй она, всхлипывая, утирала слезы.

— Варвара Степановна, что случилось? — бросилась я к ней.

Она молча затрясла головой, обходя меня и направляясь к своей квартире.

— Неужели мы снова Вас чем-то обидели? — расстроено спросила я ей вслед.

Она резко повернулась и бросила на меня затравленный взгляд.