Долгая дорога домой (СИ) - Земная Любовь - Страница 6

Я же как заворожённый ответил на поцелуй, и плевать мне уже было на то что увидел его только сегодня. Весь мир для меня сошёлся на его губах и этих синих, казалось, читающих всю мою душу глазах. Я больше не сомневался — я хотел быть с ним, быть его, навсегда.

Оторвавшись от моих губ, Артемус перекатился на бок, обнял, уткнув моё лицо себе в плечо и прошептал на ухо:

— Ты — мой, только мой, но помочь тебе избежать судьбы, не смогу даже я. Это больно, горько и страшно, но всегда помни, что всему когда-то наступает конец, и там, на том конце, тебя обязательно буду ждать я. А теперь давай облегчим тебе хоть что-то, тебе всё равно не избежать того что тебе уготовил Анзоргус, но так ты хотя бы запомнишь не только плохое, верь мне, дорогой! — и Артемус с силой впился в мои губы.

Поцелуй со вкусом крови, вот описание того что проделывал со мной мой серебряный принц, кусал и зализывал, стараясь сделать что-то понятное одному ему. Как с меня исчезла одежда я даже не понял, ощутив лишь сведшее меня с ума окончательно, прикосновение — кожа к коже. Ещё раз поцеловал, втянув себе в рот мой язык, и сполз по телу ниже, по пути приласкал соски, лизнул и прикусил каждый, вызвав тем самым дрожь и предвкушение того, что острым желанием наполняло всего меня. Даже не сознавая того, тёрся напряжённым членом о грудь Артемуса, и резко подал бёдрами вверх, когда почувствовал что он захватил головку ртом. Чуть закашлявшись, он начал неуклюже, но с видимым наслаждением посасывать член. Долго выдержать я не смог и даже вытащить изо рта не успел, так и разрядился в дарящий мне наслаждение рот любимого. Только серебряный мой не возражал против такого самоуправства, проглотил всё до капли, да ещё и облизал мой член, вытягивая последние капли. Пребывая где-то далеко в своем запределье, не сразу почувствовал, как разведя мне пошире ноги, Артемус потихоньку растягивал вход в моё тело. Потом посчитав что уже пора, начал осторожно, с каждым движением проникая ещё на чуть-чуть, входить в меня. Больно? Ну было немного, но больше всё-таки хотелось принадлежать Артемусу. Наконец-то он вошёл полностью и прилёг на меня, опираясь на руки, давая привыкнуть к чувству заполненности, а потом, вначале плавными, но становящимися всё резче движениями, начал вбиваться в меня, а я лишь плавился под его напором, с каждым толчком ощущая что-то невообразимо прекрасное, выливающееся в мои приглушённые всхлипы. А когда Артемус содрогаясь кончил мне на живот, успев вынуть, чтобы не оплодотворить меня, я притянул его к себе и крепко-крепко обнял, давая понять, что теперь навсегда принадлежу ему, что бы в дальнейшем нас не ожидало.

Уходил от меня мой серебряный уже незадолго до рассвета, нехотя покидая мои не хотевшие разжиматься объятия. С непонятной тоской посмотрел в последний раз и выскользнул за дверь, прикрыв её тихонечко.

***

Утро наступило внезапно, с приходом стражи и отвечающего за нас с Артемусом господина, который бесцеремонно поглядывая на меня, велел побыстрее одеться и пройти с ними к Его Высочеству принцу Анзоргусу. Не желая медлить, а особенно терпеть беспардонные разглядывания стражи, я шустро умылся и надел повседневную одежду — судя по наличию стражи меня ожидал отнюдь не бал.

Лишь сознание обмирало от мысли и пугалось до крайней степени, что кто-то мог узнать о нашей, совместно проведённой ночи, с Артемусом. Даже Крея не было вчера в комнате, когда я, вернувшись с бала переодевался, недоумевая, куда он мог деться, а потом отсутствие слуги совсем выветрилось у меня из головы.

А вот куда он мог подеваться, я смог узнать очень быстро, буквально когда вошёл, сопровождаемый стражей, в большой кабинет. За деревянным столом сидел принц Анзоргус, а прямо напротив него, преклонив голову стоял мой верный (верный ли?) слуга Крей и говорил невообразимое, от чего волосы у меня на голове начали шевелиться. Он во всех подробностях рассказывал о том, что я на протяжении уже многих лет, чуть ли не каждый день, насилую его. Да и сегодня ночью я «не преминул» воспользоваться своим правом господина, и жестоко избивая изнасиловал его.

От такой наглой клеветы я просто потерял дар речи и, вначале, беспомощно смотрел на оговаривавшего меня слугу. Причём, по выражению лица чёрного принца, было понятно, что оправдаться всё равно не удастся — на меня, доставленного под конвоем, как преступника, он бросил один надменный взгляд вскользь, как на непотребную вещь. Так ради чего стараться, унижаясь ещё больше? И я просто встал, презрительно посматривая на бывшего друга, слушая его бредни и молясь чтобы никто не узнал, с кем в действительности я был сегодня ночью.

Выслушав, лгущего каждым словом, моего бывшего слугу, принц Анзоргус посмотрел на меня снова — на этот раз, не пряча в глазах ехидную усмешку. И откровенно издеваясь произнёс, кривя рот:

— Что-то можете сказать в своё оправдание, принц? Но учтите, мне нет нужды не верить этому честному существу, которое желая оградить меня от бесчестного возможного супруга, поспешило довести до моего сведения сии отвратительные факты из вашей жизни. Вы были прекрасно осведомлены о единственном условии что для того чтобы стать супругом чёрного принца, надо иметь безукоризненную репутацию, а значит вы надеялись обманом проникнуть в королевскую семью. Это есть преступление. А посему приговариваю вас к такому же наказанию, какому вы подвергали сего честного дракона. А позже вас казнят через отрубание головы. Дабы неповадно было никому лгать в таких важных вопросах! Стража, возьмите его и оприходуйте как следует, до завтра он ваш! Я лично буду контролировать выполнение этого своего приказа! Приступайте немедленно! — с этими словами он вышел из-за стола, чтобы быть поближе к месту действия.

Пока с меня срывали одежду, я припомнил, что говорил мне сегодня ночью серебряный принц, что всему плохому когда-то приходит конец, а там за рубежом меня будет ждать он. С горечью я подумал, что ждать его, похоже, придётся всё же мне, так как я прибуду туда намного раньше.

В думах я пропустил разоблачение стражников, но то что последовало дальше, я явно пропустить никак не мог. Видимо насиловать меня нормальными для человека размерами им показалось скучно, и они частично трансформировавшись отрастили себе пусть не как у дракона, но весьма внушительные половые органы — или это было частью приказа относительно казни, я уже ничего не понимал.

А потом для меня всё слилось в один сплошной сгусток боли. Кричать я не мог, я и дышать почти не мог — рот постоянно был забит чьим-нибудь членом, разрывающим мне губы, травмирующим, рвущим в хлам горло, а когда эти мрази пытались впихнуть мне туда сразу два трансформированных члена, со звуком рвущихся тканей лица я почувствовал, что улыбка у меня теперь будет до ушей в прямом смысле слова. В задницу вбивались такие же, калечащие все мои внутренности, органы. Я уже не чувствовал текущую по ногам кровь, не чувствовал боли, отупело, ничего не понимая и не сознавая, косил глаза на жадно следящего за всем творящимся со мной адом чёрного урода. Наверное только моя драконья сущность не давала умереть от причиняемых мне повреждений уже сейчас, хоть как я не призывал смерть быть скорой.

Со странным чувством нереальности я видел ворвавшегося в помещение Артемуса, сразу бросившегося расшвыривать насилующих меня стражников, но он был перехвачен Анзоргусом, который прижал его спину к себе и заставил смотреть на мои мучения. Вырываться было бесполезно, чёрный был старше и сильнее, мощнее — крупнее в два раза, а вывернутая болевым приемом за спину рука обездвижила моего ночного возлюбленного окончательно. Я смотрел на своего серебряного и это облегчало мне хоть как-то душу — я был рад ему даже посреди этой грязи, был рад видеть любимого прежде, чем умереть. Сквозь марево покидающего меня сознания я видел и королеву Тамиру, быстро пробежавшую до принцев и чем-то ткнувшая Анзоргусу в шею, но тот отмахнулся от её руки, и то что в ней было прочертило рваную рану по лицу серебряного принца. Она в ужасе посмотрела на Артемуса, медленно терявшего цвет лица.