Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 64

— Почему тогда не дождаться ночи? — удивился Макс.

— Они и сами ждут ее, чтобы атаковать, — покачал головой брат Стеффен. — А в сумерках караульные будут не столь бдительны.

Пока же одержимых было не видно и не слышно. Демон не хотел попусту рисковать своим воинством, пополнить которое не так-то и просто, и нам оставалось только радоваться краткой передышке. Но радоваться не получалось.

Земляной пол пропитался кровью, и эта смердящая смертью грязь мерзко чавкала под ногами, да еще глотку и глаза драло от пороховой гари. Нестерпимо хотелось промочить горло и умыться, но воды у нас не было. Ни воды, ни еды.

Пить кровь и жрать мертвечину? Нет, до такого мы точно не дойдем. Не успеем потерять человеческий облик по объективным причинам: одержимые прикончат нас раньше. Еще пара атак, и просто не сможем отбиться. Сомнут. Да и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы незаметно подкрасться и зашвырнуть внутрь ручную бомбу. С потерей наблюдательного пункта на втором этаже пропала и всякая возможность контролировать подходы к дому.

— Может, они ушли? — предположил Макс. — Не видать никого.

Брат Стеффен только фыркнул.

— Даже не надейся! Инкуб от нас не отстанет. Мы для него будто кость в глотке!

— С чего бы это? — нахмурился порученец архиепископа. — Фальк мертв, имя для нас потеряно. Мы больше не опасны для демона!

— Еще как опасны! — горько усмехнулся я. — Мы о нем знаем и неминуемо наведем на его след погоню. У твари земля под ногами гореть будет. Единственный выход — прикончить нас всех до одного. Тогда никто не докопается до истины. Никто не поймет, что здесь произошло.

Макс сплюнул и вновь отвернулся к окну, а брат Стеффен отдал перевязь и пистоли убитого стрелка Касу, мне же вручил штуцер. Я не стал отказываться от оружия, но по здравом размышлении решил, что идти на прорыв с мушкетом — идея не из лучших, и убрал его в чехол. Заброшу перед рывком за спину, а дальше видно будет. Глядишь, и пригодится.

И без того в нашем распоряжении четыре арбалета и столько же пистолей, да еще мои скромные таланты. Прорвемся. Наверное.

Меня до сих пор мутило, а жжение в левой руке особо и не начинало утихать. Заблокированную часть эфирного тела переполняла энергия; рабочая область, напротив, была истощена до предела, и этот дисбаланс ощущался уже физически. Водой бы себя окатить, но тогда точно морок наложить не сумею. Да и нет у нас воды. О чем вообще я? Святые небеса! Неужто бредить начинаю?

Какое-то время я всерьез раздумывал о том, не погрызть ли заготовку магического жезла. Рот наполнялся слюнями при одной только мысли о палке, пропитанной экстрактом корня мандрагоры. Но не стал. Сдержался. До заката оставалось еще несколько часов, успею и без столь радикальных мер собраться с силами.

Навести морок да выставить защиту против арбалетных болтов не так уж сложно, куда больше меня беспокоили мушкеты из сруба с пушкой. Пусть пока что одержимые в ход их и не пускали, всерьез уповать на забывчивость солдат не приходилось. С мушкетерами, будь они неладны, нам столкнуться еще предстоит. У меня сомнений в этом не было ни малейших.

Я вздохнул и принялся выстраивать в голове нужные схемы и подгонять их под свое нынешнее плачевное состояние. Стоило потратить время с умом и как следует все продумать, дабы свести к минимуму нагрузку на эфирное тело при грядущем наложении чар. Даже если придется усложнить схему — не страшно, успею провести все необходимые расчеты и приготовления. Должен успеть.

Морок, полог и маленький сюрприз для мушкетеров. На большее меня уже точно не хватит, да и так на следующие несколько седмиц придется о магических фокусах, от греха подальше, забыть. А то надорвусь. Тогда и мигрень на полгода вперед обеспечена, и ночь за ночью кошмары станут приходить. Да и беспрестанно ощущать, как впиваются в левую руку ядовитые жала призрачных ос, приятного мало. А неприятного — много. И это еще мягко сказано.

Эх, мне бы выжимку корня мандрагоры! Но чего нет, того нет.

Творить чары я ушел во вторую комнату. В голове к этому времени давно сложился должный порядок действий, но мало было соткать уже придуманные и продуманные заклинания, их еще требовалось удержать до того момента, когда в них возникнет нужда.

Жезлом я прорезал пространство и перекраивал эфир, вил силовые нити, выводил петли и затягивал узлы. Каждое новое плетение повисало на мне вполне ощутимым грузом, давило к земле, капля за каплей вытягивало и без того невеликие остатки сил. В голове стучало, в груди понемногу разгорался жар рукотворного солнца. Уколы боли отдавали в левое плечо все резче и резче.

Готовые чары — будто заведенная до упора пружина. Только ослабь хватку — и выстрелит. Ритуалистам безумно сложно контролировать уже сотканное плетение, а с моим ущербным эфирным телом это и вовсе сродни балансированию на канате с завязанными глазами. Меня чуть не разорвало.

— Прорываться будем к вершине холма, — сказал Макс вон Сюйд, когда я вернулся к своим товарищам по несчастью. — Там нас точно не ждут. А если загонят в лог, внизу и останемся. Перебьют, как курей.

— А дальше? — спросил брат Стеффен. — Куда пойдем дальше?

— Помните плот на берегу болота? Уплывем на нем, — предложил порученец архиепископа.

Брат Кас нахмурился, восстанавливая в памяти вчерашнюю вылазку в лес, что-то прикинул и сказал:

— От холма на запад, а дальше — вдоль ручья. Не промахнемся.

Ловчий кивнул и обратился ко мне:

— Магистр, постарайтесь не отставать.

— Постараюсь, — криво улыбнулся я и заставил себя ослабить хватку стиснувших колдовской жезл пальцев. Те уже побелели и понемногу теряли чувствительность.

— Помолимся! — сказал тогда брат Стеффен.

И мы помолились. Не важно, насколько набожен человек; когда жизнь висит на волоске, всяк начинает уповать на веру. Особенно если его одежда забрызгана кровью товарищей, лицо посерело от пороховой гари, а в ушах беспрестанным звоном звучат отголоски оглушительных взрывов.

Солнце уже коснулось деревьев, тени удлинились, и начало быстро темнеть. Макс подобрался к окну и спросил:

— Начинаем?

— Начинаем, — подтвердил брат Стеффен, и черно-красные стали оттаскивать от забаррикадированного дверного проема обезглавленные тела.

Макс поспешил на помощь братьям-герхардианцам, а я с невероятным облегчением выпустил на волю морок. Тени и вечерний сумрак сплелись воедино и растеклись, затягивая эту сторону кузницы чуть более глубокой темнотой, нежели сгустилась по соседству. Я дотянулся до эфирных тел спутников и аккуратно вплел их в структуру маскировочных чар.

— Только не удаляйтесь от меня! — предупредил я и дал отмашку: — Идем!

Выходить из-под прикрытия исклеванных ядрами стен на открытое пространство было откровенно страшно. Сердце лихорадочно билось в ожидании криков и выстрелов, но — ничего. Нас не заметили.

Я отлип от угла кузницы последним, глубоко вздохнул, перебарывая головокружение, и двинулся к вершине холма. Морок не наделял людей истинной невидимостью, он лишь заставлял наши силуэты сливаться с тенями, лишал их привычных очертаний, размазывал по склону и укрывал среди валунов. А еще понемногу расслаивался, истлевал и тянулся следом, будто содранная кожа.

Ощущения были мерзкими до невозможности, но я стиснул зубы и продолжал упрямо продвигаться к вершине. Вперед! Только вперед!

Хватило моих чар на две дюжины шагов, а потом в кустах заголосили одержимые, и вдогонку нам полетели арбалетные болты. Сотканный из эфира и теней полог закружил их и отбросил в сторону.

— Ходу! — рявкнул я, срываясь на бег.

Защитное заклинание стремительно распадалось и развеивалось; усталость мешала удержать его под контролем, сознание путалось, в реальность то и дело прорывались неописуемые краски незримой стихии. К счастью, вдогонку нам больше не стреляли. Крики за спиной смолкли, но одержимые не отстали, они бросились в погоню молча, будто волчья стая.