Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 40

Я заколебался, взвешивая все за и против, но сразу понял, что думать тут особо не о чем. Архиепископ в любом случае добьется своего, вопрос лишь в том, окажу я ему услугу по доброй воле или на этот шаг меня подтолкнет местный магистр-управляющий, полномочия которого позволяют в случае крайней нужды временно рекрутировать любого оказавшегося в его зоне ответственности сотрудника Вселенской комиссии. И не приходилось сомневаться, что просьба его высокопреосвященства в разряд крайней нужды непременно попадет. Так стоит ли обострять отношения с архиепископом? Улизнуть из Ольса могу и не успеть; опять же, рекомендательное письмо лишним совсем не будет.

— Мне понадобятся письменное разрешение от здешнего магистра-управляющего, транспорт и деньги на дорогу, — объявил я после недолгих колебаний.

— Где вы остановились?

— Гостиница «Серебряная форель» в Среднем городе.

— Мой человек найдет вас там.

Я поднялся из-за стола и не удержался от последнего вопроса:

— Ваше высокопреосвященство, маркизу достались все присланные епископом Вимом книги? Это действительно так?

— А что вас смущает, магистр?

— В том списке присутствует еретическое сочинение некоего Алфихара Нойля…

Архиепископ прыснул со смеху.

— Нойль — ересиарх? Магистр, этот бесталанный мыслитель был изрядным прелюбодеем, что его и погубило, но он точно не заслужил сожжения на костре.

— Боюсь, не вполне понимаю…

— На склоне лет Нойль сделался придворным философом монарха Грахцена, но страсти к женскому полу не растерял. Случилось так, что сего почтенного старца застали, когда тот не от большого ума затащил в постель сразу и младшую дочь короля, и его тогдашнюю фаворитку. С той или с другой — все было бы не так плохо, но одновременно с двумя — этого его величество спустить своему любимцу уже не мог. И, дабы преподать всем урок, не просто казнил прелюбодея, но заодно предал огню и его наследие, добившись обвинения в ереси. Мы вердикт соседей, разумеется, не оспариваем и все же относимся к хранению сочинений Нойля куда снисходительней, нежели к изучению иных истинно еретических трудов.

— Благодарю за разъяснение, ваше высокопреосвященство, — поклонился я на прощанье. — Буду ждать вашего человека в гостинице…

Сразу в «Серебряную форель» я возвращаться не стал, вместо этого отправился туда, куда следовало заглянуть сразу по прибытии в город. Выспросил у местных, как пройти на площадь Черных Роз, а там без всякого труда отыскал лавку мастера Бергера — купца, которого отрекомендовал другом друзей епископ Вим.

Площадь оказалась совсем крохотной и треугольной, на нее выходили фасады четырех домов, а в центре был разбит цветник. Черные там растут розы или обычные, выяснить, по понятным причинам, не удалось, но меня их цвет, если уж на то пошло, нисколько не интересовал.

Я распахнул звякнувшую колокольчиком дверь лавки и обнаружил, что друг друзей епископа Вима торгует всяческими весьма недешевыми безделушками: посудой работы острихских стекольщиков, люстрами с подвесками из хрусталя Медланских гор и зеркалами, коими славились мастера Лорании. Отдельный шкаф был отведен для изделий из алхимического стекла, преимущественно привезенными с островов Изумрудного архипелага. Несколько грамотно расставленных светильников заливали помещение брызгами радостного сияния, отражения искрились и посверкивали, создавая настроение внезапного праздника. Следовавшая за мной по пятам хмарь осталась на улице, не в силах проникнуть в это царство света.

Условная фраза заставила невысокого полноватого купца оставить лавку на попечение приказчика и провести меня в контору на втором этаже.

— Весточка о вашем скором приезде, магистр, приходила еще в прошлом году, — сказал он, вытащив из буфета бутылку южного вина. — Могу поинтересоваться, что задержало вас в пути?

— Провалялся месяц в горячке и не успел добраться до перевалов, прежде чем их закрыли снегопады, — ответил я, не вдаваясь в подробности. — И, мастер Бергер, к чему эти формальности? Зовите меня Филиппом.

— Карл, — в свою очередь представился торговец и наполнил рубиновой жидкостью сверкающий хрусталем бокал. — Могу я уведомить его преосвященство о вашем прибытии?

— Очень меня этим обяжете, — улыбнулся я, принял кубок, сделал небольшой глоток и одобрительно кивнул, собираясь с мыслями. Затем осторожно спросил: — Не знаете, Карл, мои… предшественники добились успеха в своих изысканиях?

Торговец приложился к бокалу.

— Близки к нему, но возникли некие осложнения, в суть которых они не вдавались.

— Где мне их искать?

— В Регенмаре.

Я удивился.

— Почему там?

Бергер лишь красноречиво развел руками, и я нахмурился, не понимая, что именно понадобилось книжникам братства святого Луки в этом университетском городке. Как бы то ни было, расспрашивать торговца не имело никакого смысла; я лишь вздохнул и выложил на стол медный фердинг.

— Не просветите меня на этот счет?

Купец взглянул на нелепую квадратную монету и усмехнулся.

— О, Филипп! Вы лицезрите плод финансового гения его королевского высочества.

— В самом деле?

Бергер лишь посмеялся.

— А что еще остается, если серебряные рудники давно оскудели, а доходы казны не столь велики, как хотелось бы? Когда великий герцог взял в жены майнрихтскую принцессу, траты взлетели до небес. Новый дворец, приемы, подарки многочисленным фаворитам. А ведь надо еще и армию содержать! Вот и начали медяки штамповать. Поначалу все шло очень даже неплохо, да только слишком много их в оборот поступает. По нынешним временам, за десять новых марок четыре старые дают, а пошлины, налоги и сборы принимают только серебром.

— Так и до бунта недалеко.

— Кровью зальют, — уверил меня торговец. — Гвардейцев и наемников новшества не коснулись, да и стражникам иногда серебро подкидывают. А простой люд волком воет — что есть, то есть. На прошлой седмице школяры шествие устраивали, так их разогнали, не посмотрели на угрозы всем университетом в другой город перебраться.

Я забрал квадратный фердинг и спросил:

— Монетой иностранной чеканки и в самом деле расплачиваться нельзя?

— Почему нельзя? Каждый с радостью примет. Но официально обращение запрещено, тут вы правы. — Торговец внимательно посмотрел на меня и предложил: — Могу помочь с обменом. Серебро на серебро. Интересует?

Я кивнул и полез за кошелем.

Лавку я покинул четверть часа спустя без единого талера и крейцера, зато с изрядным количеством серебряных марок, фердингов и крохотулек-сенти. Как водится, сточенных и обкусанных, но Бергер рассчитался честь по чести, расстались мы, вполне довольные друг другом.

И вновь вслед за мной поплелись серая хмарь и непогода. С неба сыпалась холодная морось, быстро темнело, и все же я сделал небольшой крюк и отправился в гостиницу через Университетский квартал. Тот словно вымер, прохожие встречались редко-редко, да и то в основном это были промокшие и злые на весь белый свет стражники. Школяры если и попадались, то не привычными шумными компаниями, а по двое или трое; лишь у одной из пивных толпилась ватага пьяненьких юнцов. Со стороны за ними наблюдала пара крепышей с медными бляхами педелей, и предосторожность эта показалась мне отнюдь не излишней. Среди школяров всегда с избытком хватало вольнодумцев и бузотеров.

Оставалось уповать лишь на то, что в Регенмаре ситуация накалена не так сильно, как в столице, иначе магистры Вселенской комиссии неминуемо окажутся между молотом и наковальней.

Задумчивость едва не сыграла дурную шутку, когда на следующем перекрестке из-за угла вдруг выскочила парочка несшихся во всю прыть юнцов. В последний момент я успел прижаться к стене, и школяры промчались мимо, едва не сбив меня с ног. Пару мгновений спустя следом вывернул стражник. Лицо его раскраснелось, а дыхание вырывалось изо рта с хрипом и сипом, но глаза громилы пылали злым азартом, и от преследования он отказываться не собирался.