Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 21

Я надел стеганый жакет, который при некоторой удаче мог защитить от ножа, и прикрыл его камзолом. После оглядел свой арсенал и покачал головой. Навьючить на себя все это железо показалось идеей не из лучших, я ограничился одним из пистолей, кинжалом и магическим жезлом. Да еще сунул за голенище сапога стилет, но и только; все же собирался не на войну.

Тюрьма располагалась в казематах крепости, службу там несли солдаты. Удивляться такому положению дел не приходилось: ночной стражи в Рауфмельхайтене не было вовсе, за порядок в городе отвечали армейские чины.

Сама крепость впечатляла и подавляла. Частично вырубленная в скале, частично сложенная из каменных блоков, твердыня возвышалась над крышами домов, и чем ближе я к ней подходил, тем сильнее накатывало осознание мимолетности собственного бытия.

А еще приходилось перебарывать явственное напряжение эфирных полей и буквально прорываться через сгустившееся пространство. Всякая магическая атака наткнулась бы на преграду, основу которой заложили мастера еще той, давно канувшей в небытие Полуденной империи. Армейским ритуалистам оставалось лишь поддерживать защиту, и сил они на это не жалели. Прежде с чем-то подобным доводилось сталкиваться лишь вблизи пороховых башен.

Скучавший у боковых ворот седоусый капрал при моем появлении стряхнул с ладоней хлебные крошки и улыбнулся с некоторым даже разочарованием.

— Обычно колдунов на входе с непривычки корежит, любо-дорого посмотреть, — сказал он и добавил: — Магистр…

— В самом деле? — усмехнулся я.

— На главных воротах проще, а к нам мало кто суется…

Фраза капрала зависла в воздухе невысказанным вопросом, и я достал из-за пазухи пакет документов.

— Мне бы с арестованным школяром поговорить.

Старый служака внимательнейшим образом изучил бумаги, затем хитро прищурился.

— Нешто для разбирательства прибыли?

Меньше всего мне хотелось оказаться пойманным на лжи, поэтому я ответил предельно честно:

— Хочу убедиться, что он у вас еще от голода не помер.

И тут я красок нисколько не сгущал. Денег на содержание арестантов не выделялось вовсе, жили они за счет передач с воли от родни и знакомых. А кто станет заботиться о приезжем школяре? В университетских городках хоть землячества есть…

— Да жив он! — оскорбился капрал. — Нешто мы звери какие?

Один из дежуривших на воротах солдат в кирасе и шлеме переложил упиравшуюся в землю алебарду в другую руку и пробасил:

— Он лучше нашего брата столуется! Ему каждый день харчи таскают!

— Кто? — прищурился я.

— Родня у него здесь, — пояснил капрал, возвращая документы. — Магистр, без дозволения сеньора гауптмейстера пропустить вас не могу. Мне очень жаль.

Но чего не испытывал старый лис, так это сожаления. Он просто выполнял приказ, остальное значения не имело.

Я не стал устраивать скандала, пусть и был в своем праве, лишь протянул документы обратно.

— Так доложите обо мне гауптмейстеру. И на словах передайте, что очень не хочется начинать наше знакомство с написания кляуз. Изжога у меня от них.

Капрал кисло глянул в ответ, но упорствовать дальше не стал. Он отправил к начальству одного из солдат, а после разложил перочинный ножичек и принялся срезать с ладони сухую мозоль.

— Так, значит, арестант не голодает? — поинтересовался я, укрывшись от пронзительного весеннего ветерка у стены.

Седоусый ветеран только фыркнул.

— Жрет в три горла, магистр. Кто другой давно бы с пеньковой вдовой станцевал, а этого не положено вешать, говорят!

Караульные закивали; один не выдержал и сплюнул под ноги.

— Сплошные неприятности от него! Как теперь в ночную смену заступать? А ну как снова призрак явится?

Я с нескрываемым удивлением поинтересовался:

— Да ты никак Белую деву видел?

Солдат поежился и кивнул.

— Было дело.

Капрал едва не порезался и со злостью глянул на подчиненного.

— Ты языком-то лишнего не мели! Ну какой еще призрак, а? — возмутился седоусый служака. — Видел я этого призрака! Обычная баба, только мукой обсыпанная!

Я усмехнулся.

— Да не переживайте так. Вам здесь духи не страшны. Магическая защита ни одну бестелесную сущность в крепость не пропустит.

— Скажете тоже — духи! — презрительно хмыкнул начальник караула. — Просто мелькнуло что-то в тумане, а все уже в штаны наложили. Герои! Сдурели совсем. Точно говорю, это Ирма юродивая была! Снял ее кто-то, мукой обсыпал для смеха или по пьяному делу, а безмозглой дуре ни обтереться, ни срам прикрыть ума не хватило. Так и бегала нагишом всю ночь! Ну, чего рожи кривите? Все ведь с Ирмой кувыркались, скажите еще, что это не она была!

— На Ирму похожа — это да, особенно фигурой, — рассудительно подтвердил один из караульных. — А вот на человека — не очень…

— Туман, балда! В тумане все не так выглядит!

Старый служака говорил с воистину железной уверенностью, но подчиненные его скептицизма не разделяли и начали потихоньку бормотать отгоняющие зло молитвы.

— Вроде бы кто-то умер даже… — припомнил я разговор в гостинице.

— Вы о докторе Лестере, что ли? Так он старенький был! В кои-то веки голую молодуху вместо своей грымзы увидел, кровь к уду прилила, вот сердечко и не выдержало.

Солдат — здоровенный лоб выше меня на голову и куда шире в плечах — испуганно сглотнул и попросил:

— Не надо так, сеньор капрал…

— А-а-а! — досадливо махнул рукой седоусый ветеран. — Что с вас взять, темнота деревенская! Не мелите языком лишнего, хоть умней казаться будете. Привиделось им, сразу портки обмочили…

Продолжая ворчать, он ушел в служебное помещение, а караульные будто воды в рот набрали, больше не проронили ни слова. К счастью, долго скучать в тишине не пришлось: вернулся запыхавшийся посыльный.

— Велено пропустить, — сообщил он начальнику караула. — А после казематов сеньор гауптмейстер у себя ждет.

Капрал задумчиво пожевал губами, переваривая услышанное, затем дал отмашку:

— Проводи и проследи! И смотри у меня…

Полди Харт, как звали обвиняемого, содержался в сырой и холодной камере со столь низким потолком, что выпрямиться в полный рост там был способен разве что карлик. Стены каменного мешка покрывала плесень, а от дыры в полу нестерпимо несло нечистотами, но жаловаться на условия школяру было грех. По крайней мере, его поместили в одиночную камеру отдельно от дебоширов, бродяг, жуликов и всей той беспокойной публики, которую маринуют в казематах, а не отправляют на виселицу или каторгу сразу после задержания.

Стоило лишь надзирателю открыть дверь камеры, и одетый в рваные обноски черноволосый паренек скорчился на соломенном тюфяке и зажал ладонями уши.

— Я этого не делал! — заголосил он, не дав мне и слова сказать. — Ничего не делал! Я невиновен! Ничего не знаю! Никого не трогал! Не помню…

А после школяр и вовсе перешел на нечленораздельный плач, и я с осуждением посмотрел на тюремщика.

— Вы его били, что ли? Ну и на кой?

— Никак нет, магистр! — последовал уверенный ответ. — Нос сломали еще при задержании, а больше его и пальцем никто не тронул. Да вы сами посмотрите! Он же чокнутый! Как есть на голову больной! Мы к нему в камеру никого не пускаем, от греха подальше! Доктор только приходил, и все.

Я велел оставить нас наедине и попробовал успокоить арестанта, но тот лишь сбивчиво толковал о своей невиновности да плакал. Меня он словно не замечал вовсе и на вопросы не реагировал, даже когда удавалось отвести в сторону зажимавшие уши ладони. Убив на бесполезную возню немногим больше четверти часа, я плюнул на все и покинул камеру.

— Сеньор гауптмейстер… — тут же встрепенулся мой провожатый.

— Помню! — отмахнулся я. — Веди!

Кабинет заместителя командира гарнизона после холодной и сырой камеры показался уютным, просторным и очень теплым. Возможно, даже слишком теплым — меня сразу пробрал пот, а от красных портьер с позолоченными шнурами и батальных полотен на стенах зарябило в глазах.