Руна на ладони (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 49

Но даже если это был Нордмарк… если в Эрхейм придет беда, морские пределы останутся беззащитными. И тогда нигде, даже в городе волков, не отсидеться.

Решение принято, подумал Ульф.

Он нагнулся и принялся разуваться. Волку, жившему в нем, этой ночью будет проще без человеческой обуви.

***

Лодка скрежетнула по камням. Четверо из людей Торгейра тут же спрыгнули в воду, подтянули её поближе к берегу, оступаясь в набегавших волнах. Помогли выбраться сыну конунга.

Ульф спрыгнул последним. Сразу же вцепился в борт, рванул, затаскивая лодку на камни.

Волны налетали, окатывая пеной и брызгами. Одежда мгновенно промокла. В крепость Ульф отправился в одной рубахе и штанах — даже легкую кольчугу, в отличие от Торгейра, не надел. Железо сковывает движения…

«Черный волк» стоял на якоре в половине полета стрелы от берега. Альвов огонь, зажженный на мачте, ходил из стороны в сторону, высвечивая драконьи головы на носу и корме.

— Я понимаю, почему ты выгнал моих людей со своего корабля, — громко заявил Торгейр, уже стоявший между двух валунов, там, куда не доставал прибой. — Но принимаю это как знак недоверия!

Ульф молча вытянул лодку на берег, бросил пару слов — и суденышко начало собираться в ком. Небольшой, высотой ему по колено. Оборотень поднял его, понес к валунам, где стоял Торгейр…

И лишь там, повысив голос, чтобы перекричать гул прибоя, ответил:

— Это мой драккар! Мне и решать, кто на нем останется!

На «Черном волке» уже выбирали якорные цепи — Ульф слышал их погромыхивание сквозь шум волн, разбивавшихся о камни. Потом он разобрал возглас Сигварда:

— Викар, переложи правило на две ладони вправо! Если камни будут близко, дожми ещё! Не дай прибою отбросить нас к камням!

Альвов огонь на мачте качнулся сильней. «Черный волк» уходил в сторону открытого моря.

— Твой драккар уплывает? — с изумлением выкрикнул Торгейр, наконец-то понявший, что происходит. — Измена, Ульф?!

— Хватит орать, — проворчал оборотень, оттаскивая сложенную лодку ещё дальше, к скалам, встающим над бухтой. — Я не глухой. И так слышу.

Торгейр в два шага догнал его. Рядом с сыном конунга толпились люди из его стражи. Кожу под гривной тут же обожгло…

— Я говорил — утром мне понадобится твой корабль, чтобы войти в Нордмарк!

— А сколько драккаров тебе нужно для этого, Олафсон? — рявкнул Ульф. — Тех двух, что скоро придут в эту бухту, недостаточно?

Следом оборотень развернулся — и глянул на Торгейра, лицо которого освещал фонарь с альвовым огнем в руке стражника. Сказал-то он наобум…

Олафсон одно мгновенье неверяще смотрел на него — а потом скривился.

— Ты знаешь? Откуда?

— Почуял! — крикнул Ульф. — Я же волк, Торгейр! Так мы идем или не идем?

Он запихнул ком сложенной лодки в небольшую расщелину между скал, развернулся. Добавил уже спокойно:

— Я готов. А ты?

— Эцур, — буркнул Торгейр. — Оставьте мне фонарь. Отведи наших на другую сторону бухты. Подождете моего возвращения там. А ты, Ульф… иди за мной.

Один из воинов протянул сыну конунга крохотную кованую клетку, в которой сиял шарик альвова огня. Олафсон принял её, молча развернулся и начал пробираться между камней к южному берегу бухты.

Ульф, пригибаясь, двинулся следом. Обратно в человека он оборачиваться не стал, гривна по-прежнему лежала поверх рубахи — и облик у него сейчас был звериный. Ещё не волк, но уже не человек…

Меч из стали темных альвов, висевший на боку, приходилось придерживать, чтобы лезвие не било по валунам. Этот клинок Ульф прихватил на всякий случай — мало ли с кем придется встретиться. В этой истории уже были замечены йотуны, а против них обычный меч бесполезен.

***

— Тут, — сказал Торгейр, останавливаясь. — Вроде бы тут… сейчас проверю.

Он вскинул руку, и серебристый стерженек, висевший на шнурке, тут же закачался. Заходил ходуном…

— Здесь, — уже довольно заявил Олафсон.

И прыгнул с одного валуна на другой — в сторону скалы, на которую указывали рывки стерженька.

Ульф скользнул за ним. Догнал Торгейра уже перед скалой, острым клином выступавшей из отвесного каменного склона.

Серебристый стержень, свисавший на шнурке с запястья Олафсона, больше не раскачивался — застыл в воздухе горизонтально, нижним концом указывая на скалу. Торгейр, помедлив, подхватил его, сжал в кулаке. Тут же перевесил на запястье руки, державшей стержень, фонарь, зачем-то освобождая правую руку. Бросил слово, гасящее альвов огонь.

Но в последних отблесках гаснущего света Ульф ещё успел заметить, как камень выступа словно колыхнулся — и пошел темными волнами…

— Возьми мою руку, — негромко распорядился Торгейр. — Держи крепко. Камень пропустит лишь того, у кого ключ — и того, кого он ведет.

Ульф в темноте поймал ладонь Олафсона. Стиснул покрепче, как и было сказано. От сына конунга в ответ легонько пахнуло страхом. Самую малость, но все же…

Впрочем, гривна сейчас лежала поверх рубахи, так что Ульфу это было безразлично.

Торгейр двинулся вперед. Шаг, другой — и вместо неровных валунов под ногами оборотня оказался ровный, сглаженный камень. Шум прибоя затих, сменившись приглушенным мерным гулом. Воздух стал вязким, тяжелым. Запах моря, до этого щекотавший ноздри, начал таять…

Олафсон на ходу уронил слово. В фонаре опять разгорелся шарик альвова огня.

И в его желтоватом сиянии Ульф разглядел низко нависавший над головой свод — темный, словно проплавленный струей огня. Обернулся на ходу.

Сзади, прямо за спиной — руку протяни и упрешься — плыла стена камня. Как будто скала, пропустив их, за ними опять смыкалась. Впереди тоже виднелся камень. Сын конунга шагал прямо на него, но в преграду почему-то не упирался. Каменная стена упрямо держалась в двух шагах перед ними. Если приглядеться, то можно было разглядеть, как по скальному монолиту идут волны…

— Скоро придем, — заявил Торгейр, уловив движение Ульфа. — Отец показывал мне этот путь, он короткий. Гораздо короче, чем дорога по скалам, а потом по городу, от бухты к крепости. Ход кончается в мастерской темных альвов…

Самое лучшее место, подумал Ульф. Людей туда не пускают, а если крепость захватят, то нападающие сначала побегут к главному дому — или туда, где визжат бабы.

Правда, со времен последней войны с Юргеландом прошло не меньше двадцати лет. И Нордмарк уже давно никто не осаждал…

Дорога вдруг кончилась — они, шагнув, вывалились в пустое помещение, где стоял запах остывших кузнечных горнов, смешанный с едкой вонью. Торгейр тут же выдернул свою ладонь из руки оборотня. Сказал шепотом:

— Мы на месте. А теперь…

— А теперь поведу я, — бросил Ульф.

И стянул с запястья Олафсона фонарь. Поставил его на пол, уронил нужное слово, гася альвов огонь, горевший в кованой клетке. Потом потянул Торгейра за собой, прихватив рукав кольчуги двумя когтями. Приказал на ходу:

— Ноги поднимай повыше, чтобы не запнуться в темноте. И не кричи, что бы ни случилось…

Ещё за два шага до двери Ульф принюхался, но ничего похожего на человеческий запах не почуял. Толкнул створку, та открылась с тихим скрипом.

Ветер ударил в лицо, рассказывая сразу все. Прямо напротив находилась конюшня. Оттуда попахивало конским потом, навозом и сеном. Он даже расслышал, как в стойлах тихо пофыркивают сонные кони…

Справа в темноте пряталась крепостная стена — и дальше, за мастерской, её прорезали ворота. Оттуда, с той стороны, тянуло людьми. В свист ветра шорохом вплетались звуки далекого, приглушенного разговора.

— Меч придержи, чтобы не звякнул на повороте, — шепотом посоветовал Ульф своему спутнику.

А затем зашагал, придерживая Торгейра за рукав кольчуги — и обходя мастерскую с левой стороны, подальше от ворот со стражниками.

Над темными крышами, смутно различимая во мраке, поднималась единственная башня крепости, к которой примыкал дом конунга. Там, в одном из концов длинного здания, находились опочивальни Олафа и его сыновей.