Горечь войны - Фергюсон Ниал - Страница 32

И все же не стоит думать, что войну сделали неизбежной английские дипломаты и стратеги. Готовность англичан вступить в конфликт на континенте (безусловно признаваемая на дипломатическом и военно-стратегическом уровнях) не была закреплена на уровне парламентской политики.

Большинство членов кабинета (не говоря уже о парламенте) долго оставалось в неведении относительно переговоров с французами. Постоянный заместитель министра иностранных дел Томас Сандерсон объяснил Камбону, что мысль о военных обязательствах перед Францией “вызвала разногласия” – “правительство сразу же отвергнет что-либо более конкретное”. В неведении оставался даже премьер-министр Кэмпбелл-Баннерман. Узнав об идущих консультациях, он немедленно выразил озабоченность тем, что “этим совместным приготовлениям… придают значение, почти равное заключению соглашения”. Поэтому Холдейну пришлось “дать понять” начальнику Генштаба Невиллу Литтлтону, что “мы ни в коем случае не связаны тем фактом, что вошли в сношения” ¹²¹. МИД в 1908 году занял однозначную позицию: “Если Германия придет в состояние войны с Францией, решение о вооруженном вмешательстве Великобритании будет принимать кабинет министров” ¹²². В марте 1909 года Чарльз Гардинг, выступая на заседании подкомитета Комитета обороны империи, подчеркнул:

В связи с этим подкомитет постановил, что “в случае нападения Германии на Францию целесообразность отправки войск за границу или использование лишь военно-морских сил явится политическим вопросом, решить который предстоит, когда он возникнет, действующему правительству” ¹³³. Асквит это подчеркнул, назвав Комитет обороны империи “сугубо совещательным органом” и напомнив, что правительство “ни в коей мере не связано решениями” комитета ¹²⁴. Грею приходилось исключительно осторожно отвечать на вопрос о сути обязательств перед Францией, избегая

Отказ от твердого обязательства вмешаться в конфликт на континенте звучал тем чаще, чем поступки Грея вызывали подозрение у радикальной прессы и коллег по партии. Редактор журнала Economist Ф. Р. Херст накануне речи (1911) Ллойд Джорджа в Мэншн-Хаусе предугадал на страницах Guardian дипломатическое фиаско. Он назвал “экстравагантным” воображаемый поступок английского министра, который “просит миллионы наивных соотечественников отдать свои жизни за грызню на континенте, о которой они ничего не знают и которая ничуть их не заботит”. Журнал Nation обвинил Грея в том, что он ведет страну “к участию в распре… за чуждые Англии интересы” и подвергает ее “шантажу со стороны стран-союзниц” ¹²⁶. Вскоре подобные заявления прозвучали от либерального “заднескамеечного” Комитета по международным делам, учрежденного в ноябре 1911 года Артуром Понсонби и Ноэлем Бакстоном ¹²⁷. В январе 1912 года члены Либеральной ассоциации Йорка (парламентская организация Арнольда Раунтри) в послании Грею выразили надежду на то, что “британское правительство сделает все для установления дружеских и сердечных отношений между” Англией и Германией, а также осудили “агрессивные и неправомерные действия России в Персии” ¹²⁸.

С наиболее жестким противодействием Грей, однако, столкнулся в совете министров. Насколько было известно его коллегам (если они вообще что-либо знали), возможность вооруженного вмешательства лишь изучалась, оценивались возможности тылового обеспечения такой операции. Последнее слово оставалось за правительством, а не за Греем, а правительство в целом, по словам Грея, было “ничем не связано” ¹²⁹. С точки зрения Лорберна, вмешательство в “чисто французскую свару” было немыслимым, поскольку было осуществимо (как он заявил Грею) лишь при поддержке “большинства, в основном консерваторов, и при сопротивлении очень большой доли министров… Нынешнее правительство не смогло бы так работать” ¹³⁰. В августе 1911 года, накануне “военного совета” Комитета обороны империи, Льюис Харкорт и Уолтер Ренсимен (министр сельского хозяйства и рыболовства) согласились, что идея отправки английских войск во Францию в случае войны – “преступное безрассудство” ¹³¹. Асквит, быстро поняв, откуда дует ветер, предупредил Грея, что переговоры с Францией по военным вопросам “довольно опасны… особенно в части, касающейся английской помощи” ¹³². Грей с большим трудом сопротивлялся давлению тех, кто требовал свернуть дальнейшие англо-французские военные консультации ¹³³. В начале ноября 1911 года он потерпел полное поражение при голосовании в кабинете министров (пятнадцать голосов против пяти), когда виконт Морли, лорд-председатель Тайного совета, поставил

Асквит поспешил заверить Морли, что “решение всех политических вопросов было и должно остаться на усмотрение кабинета и что решение подобных вопросов совершенно не в компетенции военных и морских офицеров”, однако разговор вышел для Грея неудобным ¹³⁴. Хотя Холдейн после решающего заседания остался “несвязанным во всех существенных вопросах”, Асквит вовсе не об этом рассказал королю, докладывая об итогах заседания кабинета:

Грею, к его унижению, пришлось заверить Палату общин, что “переговоры, которые накладывают на парламент обязательства такого рода [касательно вступления в войну на континенте], содержатся в договорах и соглашениях, ранее одобренных палатой… С момента занятия поста мы не заключили ни одного тайного соглашения какого-либо рода” ¹³⁶. С точки зрения оппозиции министр иностранных дел “пошел на попятную”, а его политика “потерпела крах” ¹³⁷. Неудивительно, что французский военный атташе в Берлине отметил, что Великобритания в случае войны с Германией “мало чем сможет нам помочь”.

Неприятности этим не кончились. В июле 1912 года Черчиллю (теперь возглавлявшему Адмиралтейство) пришлось заверить, что разделение сфер ответственности, предполагавшее сосредоточение французского ВМФ в Средиземном море, а английского – в территориальных водах Великобритании, “ни в коей мере не ограничит свободу действий обеих стран” ¹³⁸. Эти планы