Серое братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович - Страница 83

— Вояки! Ладно, слушать внимательно. Сейчас даю время проверить все свое снаряжение, оружие, воду. Идти будем быстро, поэтому не потерплю отставших! Убью лично! Мне тихоходы не нужны! Соблюдать порядок, тишину. При обнаружении неизвестных — не орать, а тихо передать по цепочке. Но это в том случае, если я сам не увижу. Понятно?

Мастер задал отряду хороший темп. Даже я, привыкший к быстрой ходьбе, едва держался его следа. За себя я не беспокоился, а вот другие могли подвести. Сначала я слышал бодрый топот, но чем дальше мы удалялись от казарм Каратепа, тем больше хрипели глотки парней. А солнце уже поднялось над головой, постепенно нагревая песок. Улучив момент, я вышел из строя и посмотрел назад. Ни один не отстал. Это радовало. Я не думаю, что угрозы Мастера возымели действие. Нет, все обстояло гораздо проще. Наши восемь товарищей каким-то необъяснимым чутьем угадали в Мастере бывалого воина, который способен защитить от врага и научить выживать.

На первом привале Мастер обошел лежащих пластом бойцов, посмотрел на меня и заметил:

— Плохо! Мы еще и полпути не прошли! Бахай! Ты знаешь эти места?

— Нет, командир. Но вот Череп вырос где-то здесь, и должен знать дорогу.

Черепом мы звали совершенно лысого бихура, плотного в кости, широкоплечего, но постоянно молчащего. Он редко открывал рот, поэтому Мастер с недоверием переспросил:

— Череп? И как же мы его расспросим, если он даже разговаривать не хочет?

— Он из местных, командир, — словоохотливо пояснил Бахай. — Есть такие рыбачьи поселки, в которых говорят на непонятном всем языке. Но я знаю мало-мальски как его можно разговорить. Когда-то бродил среди их брата, вот и нахватался.

— Ценный ты у меня солдат, — чуть не умилился Мастер и знаками подозвал Черепа.

Бахай начал расспрашивать его, активно размахивая руками. Череп закатил глаза, глубоко задышал и … Заговорил. Говор у него был действительно странным, с непонятными посвистами и пощелкиваниями.

— Все в порядке, командир, — Бахай выглядел довольным. — Он не ожидал, что ему окажут такую честь. Люди его племени очень горды и самолюбивы, и прежде чем о чем-то их спрашивать, надо немножко польстить им, возвысить их перед другими. Так что до моря дойдем спокойно, не заблудимся.

Череп не обманул наши ожидания. Переждав жуткую жару под самодельными навесами из козьих шкур, специально для этих целей, выданных нам Хлыстом для похода, мы к вечеру вышли к морю, жадно вдыхая соленую свежесть. Ветер гнал к берегу волны, украшенные белыми кружевами. На песок же выплескивались грязные ошметья вперемешку с мусором: обломками корабельных снастей, рыболовных сетей и мертвой рыбы.

— Теперь нам предстоит идти по берегу, изредка удаляясь вглубь пустыни, — посмотрев на меня, Мастер вдохнул полной грудью воздух. — Так, вояки, хватит отдыхать! Идем вперед — смотрим в оба! Луки держать наготове!

Бойцы беспрекословно поднялись с песка. Солнце уже бросило кровавые блики на водную поверхность. Мы рассыпались цепью и побрели вдоль береговой линии. И вскоре наткнулись на всадников. Они выскочили откуда-то из-за барханов, и, заметив нас, оживились и стали окружать. Я быстро сосчитал их. Выходило — восемь. И все в металлических латах, обшитых кожей, закрывающих грудь, плечи, локти. На головах красовались шлемы с развевающимися на ветру перьями сумасшедшей окраски. Зазвенела сталь. Как бы жалко мы не выглядели, опытные всадники предпочли не рисковать, и не спеша, пустили коней легкой рысью с обнаженными клинками.

— Три ряда! — рявкнул Мастер.

Наша цепь быстро перестроилась, став плечом к плечу.

«Четыре лука, три арбалета и три меча, — быстро просчитал я в уме. — Против конников у нас мало шансов. Кто им мешает просто смять нас копытами?»

— Три арбалета вперед! Трое за ними перезаряжают! Четыре лука за их спинами! — продолжал командовать Мастер.

Так как у меня, Мастера и у еще одного бихура по имени Халим — почти мальчишки — не было ничего кроме мечей, мы встали в третий ряд, готовые в любой момент перезаряжать дальнобойное оружие.

Тем временем нас окружали широкой дугой с видом бывалых охотников, скрадывающих обреченную дичь. Всадники похохатывали, но держали дистанцию. Наконец, один из них что-то крикнул.

— Бахай! Что он говорит? — потребовал Мастер.

— Требует бросить оружие, — дрогнул голос Бахая из второго ряда, — иначе пустят коней. Командир, я знаю этот прием. Кони у мусасирцев очень злобные, рвут на куски своими зубами. Эти воины видят в нас жалких бихуров, которых убивать мечами считается зазорным. Они намеренно нас оскорбляют! В любом случае нас живыми не выпустят!

— Это мы еще посмотрим, — зло сощурился Мастер. — Арбалеты готовы?

— Да, — ответил Худоба, благоразумно не поднимая оружие, боясь, что всадники тут же ринутся вперед.

— Как только они приблизятся на выстрел — бить навскидку!

Сказав это, Мастер вышел из строя и показал обидный жест, от которого всадники злобно зарокотали. Земля под нашими ногами едва слышно вздрогнула. Мусасирцы пошли в атаку.

Щелкнули механизмы, зазвенели тетивы, и тяжелые железные болты ушли в полет, жадно ища цель. Стрелки из наших бихуров были никудышные. Лишь один болт ударил в бок животного. Конь взвился вверх, и всадник, не ожидавший такой подлости, упал на песок.

Первая шеренга быстро передала арбалеты нам и присела. Вперед выступили лучники. Эти уже стреляли лучше. Еще три коня зарылись в землю, поднимая тяжелые волны песка. Мы быстро передали арбалеты первой шеренге, а вторая, пользуясь передышкой, вновь натянули луки. Еще одна порция болтов и стрел. Дело было сделано. Конная атака не удалась. И в этих условиях можно было драться. Мастер прыгнул первым на поднимающегося мусасирца и наотмашь ножом успокоил того навеки. Дальнейшее я помнил с трудом. Мне пришлось уворачиваться от визжащих и размахивающих мечами врагов, и не только от них. Наши бихуры не менее страшно орали что-то в ответ. Мастер пользуясь суматохой, навязывал бой противнику. Он где-то потерял меч, и теперь орудовал засапожным ножом, подрезая жилы у оставшихся коней, не забывая и мусасирцев. Я отбил чей-то удар, прочертил клинком воздух, снес голову зазевавшемуся врагу, ушел в сторону, стремясь выбраться на свободное место. На упавших наваливались по двое-трое и били с хеканьем и ревом.

Бой рассыпался на мелкие островки. Мне достался очень упрямый боец, на смуглом лице которого не отражалось ни капли эмоций, не дрогнул ни один мускул. Лишь одна холодная решимость. Пешим он вначале выглядел немного неуверенно, но навыки бойца, данные ему при обучении, сработали. Мусасирец начал теснить меня к воде. Пришлось больше отбиваться, чем наступать. Из-за своего роста его удары шли сверху или сбоку, размашисто, мощно. Чувствуя, что инициатива переходит к нему, я бросился вперед под ноги противнику, упал, резко перевернулся на спину. И уже снизу вогнал меч в пах всаднику. Еще два удара ошеломленному мусасирцу довершили дело.

Я с усилием столкнул с себя убитого врага, встал. Мастер с восторгом мальчишки носился по кругу, очерченному лежащими конями и людьми. Он не верил своим глазам.

— Философ! Мы победил! Почти голыми руками! Ну, кто бы мог подумать!?

Я медленно приходил в себя. Непонятный звон в ушах прошел, сердце успокоилось. Оглядел поле боя. Вся конная группа была уничтожена, а избежавшие ран животные разбежались, и теперь бродили в воде, раздраженно фыркали, разбрасывая брызги. Наши потери составляли четыре человека. Худоба с тихими проклятиями дергал перевязь с плеча мертвого мусасирца, чтобы нацепить на себя меч. Бахай смотрел на свои окровавленные руки, а Череп сосредоточенно ловил оставшихся коней, похлопывая их по крупу, успокаивая таким образом. Мастер одобрительно хмыкнул.

— Ты как? — спросил я дрожащего Халима. Паренек с недоумением смотрел на песок, жадно впитывающий кровавые пятна. Скоро от следов боя здесь ничего не останется. Любая влага будет выпита жарким солнцем или песком.