Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 5

— Я имею в виду Фуггеров, мистер Обри, — холодно ответил Стивен. — Фуггеров, повторяю, знаменитое верхненемецкое семейство банкиров, образец знающих свое дело людей. Особенно во времена Карла V.

— Да? А я и не знал. Наверное, не разобрался в твоем произношении. Прошу прощения. Но, в любом случае, капитан Смит приходится братом джентльмену, о котором я тебе рассказывал. Тому самому, который как раз открывает собственный банк. Точнее еще один банк — у них конторы по всему графству и, конечно же, в городе. Другого его брата ты тоже знаешь — Генри Смит, капитан «Ревенджа», он женат на дочери адмирала Пиггота. Исключительно флотская семья. Бедный Том тоже стал бы моряком, если бы не покалеченная нога. Крайне серьезный банк, я уверен. Собираюсь перевести туда значительные суммы, раз Том Смит так удобно под рукой. Что же до твоих людей, Стивен, то мне не нравится, как молодой Робин проиграл пятнадцать тысяч гиней за раз в «Брукс».

— Не мне превозносить наш семейный банк, — подал голос капитан Эдвард Смит, — но по крайней мере могу заверить, что в делах Тома хаоса нет. Или же его так мало, как только можно представить в подлунном мире. На входящие письма отвечают в тот же день, четырехпенсовые монеты не проходят незамеченными, а векселя Тома принимаются по всей стране, даже в Шотландии, так же охотно, как и Банка Англии.

— А еще он славно играет в крикет, несмотря на ногу, — добавил Джек. — За него человек бежит, когда он бьет по мячу, а удары он чертовски умеет закручивать. Знаю его с детства.

— Прошу прощения, сэр, за то, что не узнал вас раньше, — извинился Стивен. — Довольно часто имел удовольствие видеть вашего брата на борту «Ревенджа». Не будь я столь озадачен, сразу бы заметил сходство.

Сходство действительно было явным. В гостиной Стивен задумался о возможном семейном сходстве. В данном случае оба брата — флотские офицеры того типа, который ему больше всего нравился. Их обветренные, интересные, умные лица выражали открытость и дружелюбие без неловкости, самодовольства и высокомерия, присущих иногда армейским.

Оба внешне оказались очень похожими, и Эдвард Смит обладал точно таким же жалобным, добрым смехом и теми же движениями головы, как и его брат Генри.

Миссис Уильямс обратилась к нему за поддержкой:

— Конечно же, вы, сэр, зная мистера Обри столь долго, сможете ему объяснить, как ошибочно срываться с места столь дико в преддверии дня рождения дочерей и ожидаемого созыва парламента?

— Что ж, мэм, — ответил капитан Смит с тем же смешком и наклоном головы, — несмотря на все желание услужить вам, боюсь, это выше моих сил.

Это оказалось выше чьих угодно сил. Раз Джек Обри заговорил служебным тоном, София, Диана и Стивен прекрасно понимали, что он может и планирует резко сорваться с места. Стивен, в частности, много раз видел примеры подобного. Если можно заполучить хоть какое-то преимущество в море, если не терять ни минуты: будь то выигрыш ветра, погоня, бой или бегство, корабли под командованием Обри могли отдать концы и безвозвратно исчезнуть вдалеке, оставляя на берегу матросов в увольнении, предметы быта и даже священный капитанский кофе, не говоря уж о неисполненных светских обязательствах. Стивен знал, что такое положение дел не изменить, знал все время, и потому сейчас угрюмо пялился с квартердека «Сюрприза» на взморье — жертва собственного дара убеждения.

Пять-шесть дней на берегу позволили бы значительно упростить дела. Но, с другой стороны, в море Джек в безопасности. Предстоящее открытие парламентской сессии давало ему возможность совершить еще какой-нибудь опрометчивый поступок. И с еще большей вероятностью, потаенное враждебное влияние могло приписать ему что-то подобное — с помощью провокации третьего лица или чистой выдумки. Нет, в целом Стивен рад был выйти в море. В делах еще оставался некоторый беспорядок, но Джек всё устроил так, что их казначей отправится за ними из Плимута, присоединившись к команде у Эддистонского маяка. Стэндиш привезет с собой кучу всего, включая почту. Лоцманский катер заберет ответные письма.

Опять-таки, впереди еще стоянка в Лиссабоне. Даже с учетом всех недостатков (раздражающих лишенный привычного бальзама и без того испортившийся, но в целом выигравший характер Стивена), великое плавание, которого он и Мартин, как естествоиспытатели, так долго ждали, наконец-то началось. Плавание это было еще более важным для Мэтьюрина с точки зрения политической разведки. В южноамериканских владениях сформировалась влиятельная профранцузская партия, выступающая за сохранение рабства. Стивен так же яростно выступал против Франции (империалистической бонапартистской Франции), как и против рабства. Его он ненавидел всей душой, как и любые другие формы тирании, например, кастильцев в Каталонии.

Остальные соплаватели Джека Обри, особенно служившие вместе с ним с самых первых его командований, тоже вполне привыкли к внезапным отплытиям. И хотя то, что фрегат отбыл из Шелмерстона, увешанный позорно болтающимися концами, с открытыми горшками краски на палубе, наполовину соскобленной, а наполовину зачерненной смолой и сажей черной полосой по правому борту и всем офицерским бельем на берегу, их не ранило душевно, но затронуло физически. Весь этот ужасный, неподобающий морякам беспорядок необходимо убрать, не теряя ни мгновения.

Все были на палубе. И раз Пенли-хэд остался далеко за кормой, то почти вся команда оказалась чрезвычайно занятой. Но ничуть не расстроенной или удивленной. Все хоть что-то понимающие бывалые матросы знали: Джек Обри редко или вообще никогда не выходит в море в такой страшной спешке, если у него нет добытой в частном порядке информации («А кто будет, приятель? Кто будет-то?» — спрашивали самые бывалые, постукивая по крыльям носа) о противнике, которого можно атаковать, или о прекрасном трофее в нескольких сотнях миль. Поэтому они рванулись исполнять свои обязанности с еще большим усердием, чем требовала простая привязанность.

Том Пуллингс, называемый из вежливости капитаном, но фактически всего лишь коммандер королевского флота (как и многие офицеры его ранга — без корабля под командованием) снова отправился в плавание волонтером. Сейчас он делил квартердек с Джеком. Дэвидж вместе с плотником и самыми сильными матросами крепил на миделе многочисленные шлюпки фрегата. Вест и боцман на баке будто бы играли в «кошкину люльку» невероятным количеством каната. А вокруг них, над ними, за бортом карабкались матросы, каждый — целеустремленный моряк, занятый своим делом.

Все эти офицеры входили в команду «Сюрприза» во время его последнего невероятно удачного плавания, задуманного как пробный поход в отечественных водах для подготовки к нынешней экспедиции, и многое приобрели в результате. Дэвидж и Вест остались в строю в основном из чувства благодарности Обри. Но они также хотели бы приобрести еще больше (обоим пришлось выплачивать из призовых денег огромные долги). К тому же на флоте считалось, что Обри рано или поздно восстановят, и они надеялись вернуться в списки флота в его кильватере.

Основной мотив Пуллингса — чистая привязанность к Джеку. Но подстегнули его и определенные проявления сварливости миссис Пуллингс. Их не могли представить те, кто знал ее застенчивой деревенской мышкой несколько лет и четверо толстых детишек назад. Но она все чаще и чаще спрашивала мужа, почему ему не дают командование, в то время как ничтожества вроде Уиллиса и Кэйли получили корабли, и даже написала в Адмиралтейство письмо (не очень мудрое и не слишком грамотное) с какими-то требованиями.

Та же привязанность привела на борт и обычных последователей Джека Обри. Последователей в морском смысле — старшину шлюпки и ее гребцов, стюарда и приличное количество матросов, прошедших с ним всю войну и даже часть предыдущей. В их число, например, входил старик Плейс со своими кузенами и чудовище по имени Неуклюжий Дэвис — необычайно сильный, агрессивный, вспыльчивый и вечно пьяный тип, преследовавший Джека плавание за плаванием, несмотря на все усилия от него избавиться. Для этих людей жизнь на борту корабля, организованная на флотский лад, столь же естественна и правильна, как свободные штаны и удобные просторные куртки.