От ненависти до ненависти, или Истеричка и Чудовище (СИ) - "Elle me deteste" - Страница 67

Настроение испортилось, но он старался себя контролировать и сдерживать уныние, грозившее захватить мысли полностью. Это паршиво, что так часто перед разлукой со Стево ему стали приходить в голову воспоминания о захвате Севера и какую бурю в его душе они рождают.

****

Джей испытывал чувства, похожие на те, что были у него в детстве, когда он шел сдаваться на милость анатэ после какой-то особенно дерзкой выходки. Только на этот раз по отношению к Килли. Оказалось, совсем не просто войти к нему и запросто поговорить обо всем, рассказать откровенно о своем положении, страхах и желаниях, заявить, что никто из северян не должен сомневаться в верности Джея и его готовности делать все что угодно на благо Лерроя. Это было сложно еще и потому, что, казалось бы, всем это должно быть очевидно.

Он шагал по коридору в полной задумчивости, а перед приоткрытой дверью замер, набираясь духу.

— Не сдох еще? — послышался вежливый голос Томаша из комнаты Килли. Джей даже немного вздрогнул от неожиданности и с любопытством заглянул щель. Отсюда он мог видеть, как Килли полулежал в своей постели и уже не выглядел так, словно вот-вот собирался умереть, а Томаш присел на стул рядом с ним.

— Я-то живее всех живых. Можешь не надеяться, — язвительно проговорил Килли. Он держался насмешливо и смело, как всегда. — Это ты, насколько я знаю, едешь самоубиваться. Ну так ты это, держись поближе к альфам, они должны тебя защитить.

— Ай, жалко. Я-то надеялся, что твоя душа упокоится раньше моей, — наигранно расстроено проговорил Томаш и стукнул кулаком по ладони, будто проиграл какой-то спор. — На этот счет можешь не шутить. На эту тему все уже давно перешучено за тебя: что я умру либо самым первым, либо самым последним. И, в любом случае, не рекомендую тебе пытаться умереть в ближайшее время, так как никто тебе не будет поправлять подушки так же феноменально прекрасно, как это делаю я. А я вернусь не скоро.

— Моя душа и так спокойна, — независимо фыркнул Килли. Он сидел неподвижно и не доставал руки из-под одеяла, словно что-то там прятал. — «Вернусь не скоро» — звучит многообещающе. Ты, кстати, зачем пришел-то? Попрощаться со мной? Попросить, чтобы я тебя ждал и письма писал?

— Да конечно. И еще для того, чтобы ты меня благословил и удачи пожелал, — насмешливо фыркнул Томаш. — И от писем своих избавь, у меня там будет достаточно другой мусорной корреспонденции. Я пришел передать тебе отличный материал для того, чтобы изготовить тебе кляп.

Томаш с невозмутимым лицом достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо ткань. Джей без труда разглядел — это была южная арафатка, правда, не такая пестрая и узорчатая, какие обычно носили омеги. Это была арафатка Томаша.

— Мог бы придумать что-то более оригинальное. Всем другим мой рот нравится, — Килли усмехнулся и безропотно принял подарок, хотя Джей мог бы поклясться, что даже с его наблюдательной позиции у двери он мог разглядеть, как у него покраснели и загорелись уши и щеки. Килли погладил ткань одной рукой и улыбнулся, наконец-то достал из-под одеяла вторую руку. — Это тебе… так простая побрякушка.

Джей едва не поперхнулся воздухом, когда разглядел, что именно Килли протянул Томашу. Это была ярко-синяя бусина — капля крови Ледяного Господина, размером с монету на черной нитке. И как только Килли удалось достать такую большую? Если кровь была настоящей, то обошлась ему недешево. На Севере такие подарки считались очень дорогими и редкими — их не раздавали просто так. Нить представляла собой не меньшую значимость — Джей мог поклясться, что она свита из волос самого Килли.

И если все это так, то он был вынужден признать, что совершенно запутался в отношениях этих двоих.

— Спасибо, — Томаш принял подарок и неторопливо намотал нить за запястье. — Но ты просчитался. Я знаю, что это — это Северный оберег. У Бартока был примерно такой же. То есть, ты все же хочешь, чтобы я вернулся. Стало быть, признаешь, что подушки я поправляю лучше всех, — он мягко улыбнулся.

— Ну по крайней мере, приятно иметь в числе личной прислуги южного советника, — криво усмехнулся Килли, явно не желая откровенно признать свое настоящее отношение к Томашу.

— Неслабо ты меня понизил с советника Главнокомандующего до слуги северного слуги, — он улыбнулся, а потом поднялся на ноги. — Все, северянин. Мне пора. Будь хорошим мальчиком и постарайся не подавиться собственной желчью.

— Не надо говорить таких странных вещей! Я тебя на понизил, а повысил! Тебе же самому нравится поправлять мне подушки и потихоньку лапать, как будто я не замечаю, — он усмехнулся и убрал одеяло с ноги, кивнув на бедро.

— Мне нравятся именно подушки, а не ты. Что в тебе особенного-то? Если я захочу потрогать что-то белое и колючее, то я потрогаю медузу или морского ежа, — хмыкнул Томаш и уверенно положил руку на открывшееся бедро. Его рука казалась почти черной на белой коже Килли. Он замер так на несколько секунд, потом повел пальцами ниже, примерно до колена, и легким движением набросил одеяло обратно. — Да. Уж лучше морской еж, — со знанием дела прокомментировал он, выпрямляясь.

Джей подумал, что слышать такое очень обидно. Тем более, что Килли был красив, хоть и обладал прибабахнутым характером. Что он и продемонстрировал в следующую же секунду.

— Вот как? Подушки, значит? — мстительно зашипел Килли и прищурился. — Отлично. На тебе! Получи! — он резко выхватил одну у себя из-за спины и швырнул Томашу в голову, за ней вторую и еще одну. Потом подушки закончились, и Килли просто угрожающе зашипел, глядя на советника.

— Уймись, лемур беспокойный. Ну пошипи тут на меня еще, ага, — хмыкнул Томаш, подходя к изголовью и хватая Килли за низ шеи, чтобы вернуть подушки на их законное место. — А ну сиди спокойно!

— Принеси лучше этот адский грейпфрут и почисть, — усмехнулся в ответ Килли, сопротивляясь и мешая Томашу, как следует ставить подушки. — Значит, белые ноги тебе не по вкусу. Больше любишь смугленьких омег? — засмеялся он, весьма фривольно отвесив альфе шлепок тыльной стороной ладони по заднице.

Джей напрягся, когда Томаш ухватил Килли за волосы на затылке и чуть оттянул голову назад. Это не казалось мирным прикосновением.

— Умерь. Свой. Пыл, — негромко, утробно и по-своему зловеще произнес он, однако без агрессии, и опустил Килли через пару секунд, а потом, как ни в чем не бывало, и впрямь начал чистить грейпфрут, усаживаясь на прежнее место. — Мне плевать на цвет кожи… Лишь бы был адекватным, верным и умным. Пожалуй, это основные качества, которые я хотел бы видеть в своем омеге. Все остальное — не важно.

— Что значит, какая разница, какой цвет кожи? Тебя не смущает, что те, что совсем черные, похожи на лысых обезьян в цветастой одежде? Это же все равно, что трахнуть… коня или там, собаку, — он поморщился с отвращением и выхватил первую дольку, стоило ей появиться.

— Это ты сейчас сравнил чернокожих, то есть, исконное южное население с лошадьми и собаками? Советую тебе забыть об этом и никогда его больше не вспоминать. Тут, знаешь ли, северному омеге язык могут вырвать и за меньшее, — строго проговорил Томаш.

Джей знал, что, например, Стево только посмеялся бы над такими словами. Но Томаша они явно рассердили. И сразу было не понять, потому ли, что черные люди считалась наиболее древним и чистым народом здесь, или потому что родной отец Томаша, по словам того же изверга, был чернее ночи.

— И правда, лошади и собаки слишком благородные и верные животные. А угольки больше чем на лысых обезьян не тянут, — фыркнул Килли, поедая грейпфрут и явно не чувствуя надвигающейся на него опасности. На секунду Джею показалось, что в глазах Томаша промелькнула очень нехорошая искра, он стал опасаться, что сейчас Килли получит по башке. — Но я, вроде бы, не на площади во всеуслышание это говорил, чтобы опасаться за свой язык. Кто же знал, что ты окажешься таким нежным и ранимым? У тебя поэтому и нет омеги, что ты слишком занудный и много умничаешь, — со знанием дела заключил Килли.