Тыловики (СИ) - Геманов Олег Алексеевич - Страница 37

— Товарищ разведчик. Вот вы сказали, что втроем бой против нас вести будете. А кто пленных останется охранять?

Да что же это такое! Когда же всё это прекратится? За всей этой суматохой, я полностью забыл, что в курене сидят два пленных немца и семья Степана. Нет. С этим необходимо что-то делать. А то если так и дальше дело пойдет, то я забуду и своё собственное имя. Неожиданно понимаю, что сильно разозлился на себя. За свою мерзкую ложь, за непроходимую тупость и идиотизм. В общем, за всё сразу. Гнев тяжелым кулаком ударяет мне в голову. Вижу встревоженные глаза Котлякова. Несколько раз глубоко вздыхаю полной грудью. Всё, хватит разговоры городить. Надо действовать. Отчетливо ощущаю, что времени у нас практически нет. Последние его песчинки беззвучно падают в стеклянную колбу вечности.

Словно в подтверждение моих мыслей, в спальню врывается Якимов, браво козыряет и поспешно докладывает:

— Товарищ разведчик! В доме напротив замечены трое мальчишек! Прячутся в лопухах за забором!

Злобно рычу, отталкиваю сержанта рукой, и выскакиваю из спальни. При моем появлении, сидящие в горнице Торопов с Шипиловым мгновенно вскакивают, тревожно вертят головами.

— Котляков! Немедленно гражданских ко мне! Руки развязать! — жестко приказываю я. — Потом у тебя будет одна минута на доведение моего приказа своим бойцам.

Павел выпучивает глаза и мгновенно скрывается в глубине коридора. Там что-то падает, и глухо грохочет. Следом раздаются сдавленные проклятия.

Открывается дверь и внутрь заходит Тухватуллин. За ним семенит худенькая женщина, а следом, зло, посматривая по сторонам, идет Аким. Женщина при виде мертвого немца горестно вскидывает вверх руки. Сразу напрягаюсь, но тут же понимаю, что жене Степана нет никакого дела до убитого фрица. Она просто увидела, во что превратилась её горница. Какой хозяйке понравится, что на полу её парадного зала валяются дохлые немцы, а пол густо заляпан кровью? Понятное дело, что никакой. Поэтому, как можно более вежливым тоном спрашиваю у казачки:

— Вас как зовут?

— Наталья.

— А по отчеству?

— Петровна, — после небольшой паузы отвечает казачка.

— Прошу простить меня, Наталья Петровна за беспорядок, что мы тут у вас развели, — широко развожу руками и виновато склоняю голову. — Но ничего не поделаешь. Война.

Жена Степана смотрит на меня недобрым взглядом, недовольно поджимает губы, но ничего не говорит в ответ.

— Наталья Петровна, — мягко произношу я. — В летней кухне я видел на печи несколько горшков. Я так понимаю, это вы ужин для немцев готовили?

Казачка кивает, причем явно не понимает, к чему я клоню.

— Тогда прошу вас пройти в кухню, и закончить приготовления к ужину, — вижу, что Наталья собирается сказать мне, что-то весьма нелицеприятное и быстро добавляю. — Кстати, Степан Миронович вас там ждет.

Казачка замирает и подносит скрещенные ладони к груди.

— Идите, и ничего не бойтесь. Вы в безопасности, — жестом показываю Тухватуллину, чтобы он освободил выход и машу рукой сыну Степана. — А вы что стоите Аким Степанович? Идите. Отец ждет.

Паренек широко открывает рот, утирает рукавом рубахи лоб, подхватывает мать под локоть и быстро выбегает из куреня.

Молодец. Не растерялся. Справный казак из него получится. Потом понимаю что, скорее всего Аким уйдет в сорок третьем году вместе с немцами и больше никогда не вернется в свою станицу. Печально вздыхаю, сжимаю кулаки и подхожу к сундуку.

— Андрей, Толя! — показываю ребятам на лежащего в центре комнаты мертвого фрица. — Быстро переодевайте сержанта Якимова в немецкую форму. Размер вроде подходящий.

Подзываю к себе немного обалдевшего Якимова, снимаю с плеча автомат и щелкаю, предохранителем.

— Сержант. Слушай приказ. Остаешься в доме охранять пленных. За их сохранность отвечаешь головой! В случае попытки побега — стреляй на поражение.

Якимов оторопело козыряет и замирает на месте. Не сильно бью его кулаком в плечо.

— Что стоишь? Снимай гимнастерку, скидывай сапоги!

После этого выхожу на крыльцо, направляю ствол автомата в небо и стреляю короткими очередями.

Подзываю к себе немного обалдевшего Якимова, снимаю с плеча автомат и щелкаю, предохранителем.

— Сержант. Слушай приказ. Остаешься в доме охранять пленных. За их сохранность отвечаешь головой! В случае попытки побега — стреляй на поражение.

Якимов оторопело козыряет и замирает на месте. Не сильно бью его кулаком в плечо.

— Что стоишь? Снимай гимнастерку, скидывай сапоги!

После этого выхожу на крыльцо, направляю ствол автомата в небо и стреляю короткими очередями.

У «шмайссера» нет одиночного режима огня. Только автоматический. Ранее неоднократно читал, что опытные немецкие солдаты всё же умудрялись стрелять и одиночными патронами. Пытаюсь проделать то же самое. Но максимум, что у меня, получается, так это отсечь очередь на три патрона. Ну, ничего. Всё еще впереди. Научусь.

Отстреляв магазин, заскакиваю обратно в курень. В горнице столпились красноармейцы, в руках винтовки. В углу мои ребята судорожно надевают немецкий китель на Якимова. Сержант понуро опустил голову, видно, что ему совсем не хочется носить форму врага.

— Товарищ разведчик! Бойцы проинструктированы! — Котляков козыряет и. — Начинаем?

— Да. Только стрельбой не увлекайтесь, а то не дай Бог, подстрелим кого-нибудь, — хватаю Павла за рукав гимнастерки и подталкиваю к двери. — Вперед!

Котляков как-то странно смотрит на меня, потом хлопает себе по лбу и кричит:

— Отделение! За мной!

Бойцы срываются с места, с топотом сбегают с крыльца. Тут же хлопают несколько винтовочных выстрелов, и коротко лает автомат Котлякова. Слышу, как он отдает команды бойцам. На улице шум, крик и беспорядочная пальба. И всё это великолепие сопровождается злобным собачьим лаем. Отлично! Это именно то, что нам сейчас и требуется.

— Серега, посмотри! — радостно произносит Торопов и делает шаг в сторону. — Вроде неплохо получилось.

Первое мгновение оторопело смотрю на наглую рожу неизвестно откуда взявшегося фрица. Потом понимаю, что передо мною стоит Якименко. Пилотка лихо сдвинута на бок. Китель сидит на фигуре как влитой. Надо же, как меняет форма человека! Пару минут назад видел перед собой красноармейца, а сейчас вижу типичного немецко-фашистского оккупанта. Можно даже сказать эталонного. Этакая белокурая бестия с немецких пропагандистских плакатов. Невольно подумал, что такого парня и к нам в клуб можно принять. Уж больно колоритный персонаж из него получился. Отогнав от себя глупые мысли, подхожу к «оккупанту», осматриваю его со всех сторон. Да, хорош. Даже придраться не к чему.

Шипилов с Тороповым нервно теребят винтовочные ремни, прислушиваются к стрельбе и кидают на меня вопросительные взгляды. Мол, не пора ли и нам начинать?

— Сейчас пойдем, — машу рукой ребятам, и жестко говорю сержанту. — Запомни при попытке к бегству стреляй на поражение! Ясно?

Якимов скашивает глаза, тоскливо смотрит на свой погон и тихо отвечает:

— Ясно товарищ разведчик. Что же здесь непонятного, — красноармеец брезгливо поправляет ремень. Его пальцы случайно прикасаются к ременной бляхе с отштампованной на ней свастикой. Якимов морщиться, яростно вытирает руки об штанины.

Похоже, я несколько поторопился со своими выводами. Сержанту над образом «оккупанта» ещё работать и работать. Ладно, с этим позже разберусь. А еще лучше — пусть герр лейтенант разбирается. Внезапно осознаю, что пленных сейчас никто не охраняет. От ужаса несколько секунд ничего не могу произнести. Потом нечленораздельно рычу:

— Пленные… немцы… без охраны…

Якимов кивает, машинально подносит ладонь к голове, но на полпути опускает руку вниз.

— Товарищ разведчик! Вы не беспокойтесь. Фрицы по рукам и ногам связанны. Их красноармеец Сатгалеев вязал. Они сейчас не то, что ходить — ползать не могут.

— Вот и смотри, чтобы как черви не расползлись! — хриплю я и смотрю на своих ребят. — К бою!