Тыловики (СИ) - Геманов Олег Алексеевич - Страница 29

Медленно обвожу взглядом двор. На боковой веранде куреня за накрытым столом по-хозяйски развалились немцы. Во главе стола — обер-фельдфебель в расстегнутом сером кителе, по бокам два унтера. Твою мать! Один из них — фельджандарм! Какая нелёгкая его сюда занесла? Спиной ко мне, сидит в серой форменной рубашке лысоватый немец. Его китель аккуратно висит на спинке стула. Погоны разобрать не могу, но явно офицерские. Фельджандарм мне сразу не понравился. Глаза у него мёртвые, как у рыбы на базарном прилавке. А рожа, так вообще отвратная. Его китель украшают многочисленные награды. Ого! Оказывается рыбоглазый не только по тылам ошивался. Под Железным Крестом первого класса висит серебряный знак «Пехотный штурмовой», чуть ниже, знак за ранение второй степени. Вспоминаю, что такая «раняха» выдаётся за три или четыре ранения. М-да. Жаль не добили, а ведь счастье было так близко. Впрочем, мне с ним детей не крестить, пошел он куда подальше!

На тарелках лежат большие куски жареного мяса, блестят бочками свежие огурцы, призывно парит варёная картошка. Рядом груда грязной посуды. Удивляюсь: им, что — второй раз стол накрыли? Курт подбегает к обер-фельдфебелю, коротко докладывает, постоянно показывая рукой в мою сторону. Командир кивком головы подзывает меня к себе. Лысый поворачивается, смотрит с любопытством, но при этом продолжает ловко орудовать вилкой. У него холёное, немного надменное лицо. Никак не пойму, кто он такой и что он здесь вообще делает.

Спокойно, без суеты подхожу, вытягиваюсь по стойке "смирно", опять завожу уже поднадоевшую пластинку с популярной песней посвященной покойному Вернеру Мутцу. Почтительно протягиваю герру обер-фельдфебелю приказ о конвоировании пленных. Немец, внимательно изучает документ, периодически сыто рыгает. От него отчетливо пахнет спиртным. Но командир подразделения не пьян, просто слегка навеселе. Его лицо выражает полное равнодушие к моему появлению. Отлично! Значит всё пройдет, без каких либо сложностей. Я уже отчетливо представляю, как обер-фельдфебель, отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи, лениво произносит: «Можете идти, Мутц…»

— Вы не находите, герр Брадтмаер, как удивительно вовремя сюда пригнали пленных, — радостно заявляет лысый, обращаясь к обер-фельдфебелю. — Лучше и придумать невозможно! Пойдемте, посмотрим? Это политически важный вопрос.

Понимаю, что лысый говорит с чуть заметным французским акцентом. Так же отмечаю, что он не приказывает командиру, а просит. Брадтмаер страдальчески подымает глаза к небу, и неожиданно для меня, утвердительно кивает. Лысый отставляет от себя тарелку, поднимается со стула. Брадтмаер прихрамывая, спускается с крыльца, следом накинув китель, семенит лысый. Два унтера за его спиной тяжело встают из-за стола. Только теперь я смог разглядеть погоны непонятного «француза». Ага, два позолоченных ромба и монограмма из двух букв: «HV». Понятно, значит «француз» у нас в звании гауптмана и служит в Heeresverwaltung, или по-простому: капитан из полевой комендатуры. Чиновник оккупационной администрации, причём явно из фольксдойче. А фельджандарм, судя по всему, придан ему в сопровождение.

А вот понять, зачем гауптману понадобилось смотреть на пленных, я не могу. Он что, их ни разу не видел? Этого не может быть. Или так выпивка на него действует? Типа бесплатное кино в деревню приехало. Айда, мужики смотреть… Ладно, это его дело, а у меня сейчас другие заботы. Облизываю языком спекшиеся губы, как можно преданнее заглядываю в глаза Брадтмаеру:

— Герр обер-фельдфебель, мои люди страдают от жажды. Разрешите перед показом пленных набрать воды.

Немец, скашивает глаза на нетерпеливо подпрыгивающего возле него гауптмана, отрицательно мотает головой:

— Пошли, Мутц, потом попьешь, — в его голосе мне слышится сочувствие. Крайне довольный гауптман, обращается к рыбоглазому:

— Гельблинг, позови хозяина. Пусть посмотрит.

Перед тем как выполнить распоряжение, фельджандарм аккуратно забирает из руки Брадтмаера приказ и несколько секунд внимательно его изучает. Потом слегка кивает и небрежно возвращает мне немного заляпанный жиром лист бумаги.

С ужасом представляю, что сейчас рыбоглазый потребует у меня солдатскую книжку. Она хоть и настоящая, но указанные в ней рост, вес и цвет глаз покойного Вернера Мутца абсолютно не совпадают с моими. Затаив дыхание, медленно расстегиваю планшет, опускаю внутрь приказ. Рыбоглазый переглядывается с чиновником. Оба снисходительно улыбаются. Вероятно, они по-своему восприняли моё замешательство. Неожиданно понимаю, что моя реакция в данной ситуации совершенно естественная. Каждый солдат Вермахта обязан трепетать перед унтер-офицером фельджандармерии.

С облегчением перевожу дух. На этот раз обошлось.

Перед воротами столпилась целая делегация. Хозяин, седоватый мужик лет пятидесяти, с лихо закрученными вверх усами, пришел не один, а вероятно с сыном или племянником. Даже при поверхностном взгляде на них, сразу чувствуется кровное родство. Парнишка, молча, стоит около пленных, с искренним любопытством глазеет по сторонам. Вряд ли ему исполнилось более пятнадцати лет.

Рыбоглазый унтер, выходя из-за стола, прихватил с собой "МП", что меня абсолютно не удивило. Так же не изумило и наличие у него на поясе двух автоматных подсумков. Да. Этот урод на тыловика совершенно не похож, в отличие от всех остальных.

Чиновник, рукой поманил к себе хозяина, и совершенно неожиданно для меня, заговорил с ним на ломаном, но вполне понятном русском языке:

— Вот посмотри, Степан! Так будет со всеми, кто защищает большевистскую власть. Вам больше боятся нечего, — гауптман поднял вверх указательный палец и с пафосом произнес. — Великий Рейх принес свободу казакам. Навсегда!

Вот только теперь я понял, что в станице идет не так. Никто из немцев не бегает со «шмайссерами» за свиньями, не тащит девок на сеновал, а в глазах станочников не плещется ужас при виде захватчиков. Вспомнил, что немцы объявили казаков расово близкими и активно привлекали их на службу в вермахт. А когда наши уничтожили в сталинградском котле шестую армию и погнали немцев на запад, то вместе с фрицами с Дона ушла, прихватив с собой семьи и часть казаков. Конечно, далеко не все казаки поддерживали немцев, большинство достойно сражалось с врагом. Но из песни слова не выкинешь. Эх… Что говорить. Служба казаков в вермахте — это очень тяжелая страница нашей истории. Вот уж не думал, что мне придется читать её воочию…

Чиновник еще немного пополоскал Степану мозги витиеватыми пропагандистскими фразами. Не обошлось и без классических "жидо-большевиков". У меня сложилось впечатление, что гауптман почти дословно цитирует какую-то методичку. Наверняка, так оно и есть на самом деле. Немцы к этому вопросу подходили творчески, с большой выдумкой. Чиновник замолчал, равнодушно скользнул взглядом по понурым фигурам пленных, обратился к рыбоглазому:

— Пошли, Трауде. Хозяин обещал принести какое-то особенное вино, сделанное по старому казачьему рецепту.

Ну, надо же! Каким-то образом понимаю, что гауптман обращается к рыбоглазому, используя уменьшительное имя "Трауде". Значит, полное имя у неприятного унтера — Хильтрауд. А фамилия Гельблинг. Мда. Крупно не повезло чуваку. Наградил же Бог имечком.

Герр обер-фельдфебель, уже понял, что мы действительно сильно страдаем от жажды, и как только чиновник зашел во двор, немедленно приказал своему унтер-офицеру:

— Руди, проводи Мутца к колодцу и присоединяйся к нам!

Руди не стал заморачиваться с выполнением приказа командира, по пути прихватил за рукав Степана, жестами объяснил, что мне нужно, а сам резво помчался к столу. Колодец оказался за куренем, перед весьма приличным по размерам огородом. За хозяином увязался паренек, он быстро набрал воды, протянул мне ведро. Обхватив ладонями, медленно подношу ведро к губам. Господи ты, Боже мой! Какое невыразимое наслаждение! Пью долго, не отрываясь. Вода тонкими струйками льется на китель, приятно холодя кожу на груди.